"Николай Владимирович Богданов. Когда я был вожатым (Пионерские повести) " - читать интересную книгу автора

верхом, но задорный пацаненок вырывался и все стремился забежать вперед.
За нами, как за странствующим цирком, долго бежала, хохоча и улюлюкая,
толпа поселковых ребятишек.
Такие вот непредвиденные обстоятельства испортили нам всю
торжественность нашего выхода у Симоновой слободы и сладость первых шагов
далекого похода.


КАК БЫЛА ПРОСЛАВЛЕНА ЩЕДРОСТЬ ИГОРЬКА


Кто знавал московские окраины в те годы, помнит, что прямо за Симоновой
слободой, тут же за последней остановкой трамвая, начинались поля,
овражки, небольшие сады и рощицы. А на полпути к селу Коломенскому с его
знаменитой старинной колокольней росли три одиноких дерева - три старых
корявых дуба, видавших еще, наверное, соколиные охоты царя Алексея
Михайловича в Москворецкой пойме, расстилавшейся внизу зеленым ковром,
украшенным голубыми зеркалами озер.
Под тремя дубами мы и устроили привал.
Сняв заспинные мешки, ребята расположились на траве вкусить первую еду
первого в жизни походного привала.
- А ну, у кого что есть - в общую кучу! - скомандовал я.
И на расстеленные полотенца посыпались бутерброды с колбасой, с
ветчиной, а то и просто куски черного хлеба, слегка сдобренные маслом.
Разные были достатки у родителей моих ребят.
Наш "доктор" достал и смущенно положил в общий пай кусок черного хлеба
и головку чеснока.
К каждому звену я подходил, и каждое звено кричало разными голосами:
- К нам, к нам, вожатый!
Увидев смущение Шарикова, я опустился на корточки перед общей кучей еды
и, помня наше старое комсомольское правило: дар самого бедного для нас
самый ценный, - выхватил из общей кучи головку чеснока и черную краюшку:
- Вот, ребята, молодец тот, кто захватил самое лучшее для похода: в
черном хлебе - русская сила, а крепкий чеснок - прочищает носок.
И, разрезав черную горбушку на равные куски, разломил чеснок на дольки
и подал каждому. А сам, натерев кусок хлеба чесноком и посолив покруче, с
этого и начал свой завтрак.
И все звено "Спартак" последовало моему примеру.
Долго потом вспоминали ребята, что этот ломтик хлеба с чесноком был
самым вкусным из всего, что едали они в жизни.
А Игорь? Вот он смущенно поглядывает на роковой узел, набитый снедью, и
не знает, вынуть ли из него один бутерброд или сколько... Руки его дрожат.
И все это под взглядами восьми пар глаз звена имени Либкнехта...
Вот сейчас решается едва ли не вся будущая судьба мальчугана. Его место
в товариществе. Быстро подошел я к роковому узлу, поднял его на руки, как
младенца, и, понянчив, сказал:
- Скатерть-самобранка, раскройся!
И из развязанного узла вывалилось на полотенце его содержимое, как из
рога изобилия.
Тут было даже больше, чем я предполагал. К жареным цыплятам, котлетам,