"Людмила Богданова. Я ожил - и вот се мертв." - читать интересную книгу автора

... А ноги возлюбленных
на земле стоят
а ноги возлюбленных
купаются в росе
а в облаках торчит
пьяная голова.
О, как бы хотелось
стать, как все,
О, как бы хотелось
ее укоротить слегка.
Но только мешает
протянутая с небес
такая теплая
ваша рука.


- Нам велели!
- Кто?
- Князь.
Они, связанные, ползающие на коленях в первом ноябрьском снегу, не
интересовали его. Мелден бросил коня в галоп.
- Добейте их! - крикнул через плечо.
Антону не сказали, что тех двоих нашли мертвыми. Целый месяц его не было в
Риссале. А когда он вернулся, земля на их могилах успела смерзнуться и
покрыться хрупкой корочкой льда - грудки желтоватой глины над прошлогодней
травой. Он не думал об этих могилах - потому что вечно помнил о другой -
на краю соснового бора, там, где расстреляли Юлиану. Он еще не видел ее
могилы, а это - вопреки всему - позволяло на что-то надеяться, и терзать
себя бесконечно, беспрестанно. И помнить. О, что это была за пытка!
Он не узнавал себя в зеркале. И не хотел ласок Нури. Князь надел плащ, тот
самый, синий, подбитый мехом лемпарта. Оседлал Серого. Под копытами
хрустела присыпанная снежком желтая стерня. Конь двигался шагом, но князь
не дергал поводья. Он миновал голое под просторным небом поле и въехал под
сосновый шатер. Кроны сосен на фоне неба показались Антону черными.
Он боялся, что не найдет могилы, и пытка станет продолжаться. Он подумал,
что стоило взять с собой кого-либо: кто мог бы показать. Но нашел
неожиданно легко. Кто-то озаботился поставить камень. Антон спешился и
рукой в перчатке стал очищать от инея буквы - поспешно. Словно боясь, что
кто-то застанет его за этим делом." Юлиана Сиберг. Расстреляна ноября
третьего дня года Ветра по приказу Антона Раймата, князя Риссальского, да
простятся ему грехи". Антон отшатнулся. Как глубоко прошлась по сердцу эта
насмешка! Даже с того края могилы Юлиана достала его. Кто посмел?!
- Пришел помолиться, княже?
Антон вскинул голову. Ридом с камнем стоял юноша в пестрой одежде шута и
колпаке с бубенцами. Лицо его казалось князю неуловимо знакомым, на тонких
губах змеилась усмешка. Князь ничего не успел ни сказать, ни сделать. Шут
повернулся и пошел в лес, покачивая худой спиной - так открытой для
стрелы! - и волоча за собой гитару - она прорывала борозду в сухой
иглице.