"Леонид Богданов. Без социалистического реализма (сборник юмористических рассказов) " - читать интересную книгу автора

- Теща? - пискливо удивлялся "белый". - Когда у меня умерла теща, я
радовался!
- А я вот скучаю! - упорствовал "рыжий".
"Белый" Ложкин находил ответ очень смешным и начинал усердно хохотать,
брался за живот, топал ногами, показывая, что он не может остановить свой
хохот. Публика же начинала томиться. Слышались зевки. Вздохи. Некоторые
громко сморкались.
Все это братьев Ложкиных ничуть не смущало. За тридцать пять лет они
привыкли к такой реакции публики. И если случалось, что в начале их
комического номера в цирке кто-нибудь смеялся, они оглядывались на него, как
на ненормального.
- Так ты скучаешь, потому что у тебя умерла теща? - окончив хохотать,
еще более пискливо спрашивал "белый". - Чего же ты скучаешь? Чего?..
Чего?.. Ну скажи, чего?..
Это был кульминационный пункт. Потом следовала развязка.
- Да потому я скучаю, - говорил "рыжий", - что пока моя теща была
жива, я еще надеялся, что она умрет. А теперь, когда моя дорогая теща
померла, я боюсь, что она воскреснет!
Оба брата Ложкиных начинали дико, словно голодные шакалы, хохотать. В
публике царило уныние и недоумение. Но находились, разумеется, и такие
утонченные знатоки юмора в публике, которым становилось смешно - они ржали,
реготали и плакали от смеха.
Отдав скудную дань разговорному жанру и тем оправдав приставку к своему
клоунскому титулу "буффонадные", Ложкины принимались смешить публику
старыми, как само цирковое искусство, приемами.
"Белый" бил колотушкой "рыжего" и у "рыжего" брызгали струи из глаз,
зажигалась лампочка в носу. Потом "рыжий" брат давал "белому" братцу
коленкой под вышитое, улыбающееся солнце. Затем "рыжий" терял штаны,
оставаясь в дамских кружевных панталонах, и убегал прятаться в публику. В
заключение "рыжий" садился верхом на "белого" и, нахлестывая его, уезжал с
арены. Вот и все, чем Хомутов и Кудий Ложкины служили святому искусству и
зарабатывали себе на кусок хлеба.
Конечно, особого ущерба для циркового искусства не было бы, если бы
Ложкины, вместо ветхозаветного реприза с тещей, взяли и рассказали один из
тех анекдотов, которые они сами иногда рассказывали за кулисами. Но с другой
стороны, почему бы это так, вдруг, ни с того ни с сего, после тридцати пяти
лет с тещей, они бы взяли да и начали рассказывать на арене анекдот о
любовнике под кроватью? Да и не надо это было. Поработав в одном цирке
четыре-пять недель, Ложкины ехали в другой город, и пока они через несколько
лет возвращались в прежние веси, публика забывала реплику с тещей и слушала
ее, как новую. Зачем было придумывать новое? Зачем было ломать золотую
традицию?
Так себе и жили лжебратья, пока в каких-то высоких учреждениях не
решили заняться приближением клоунады к современности и злободневности.
Клоунов начали вызывать в Москву на переработку их номеров. Вызвали и
Ложкиных.
И предстали братья Ложкины перед просмотровой комиссией. Комиссия
состояла из доктора-психолога, профессора марксизма-ленинизма, троих
писателей с блудливыми глазами и представителя от общественности --
директора районного вытрезвителя.