"Леонид Богданов. Телеграмма из Москвы (Сатирическая повесть по советской действительности) " - читать интересную книгу автора

крупные капли, вид у него был растерянный и беспомощный.
- Правительственная, говоришь? - переспросил он. - Гм... Значит,
того-этого... Эх, предупреждал же я вас, товарищи! - Столбышев горестно
покачал головой и с обреченным видом взял из рук технической секретарши
телеграмму.
Но по мере того как он, шевеля губами, читал ее, побледневшие его щеки
обретали румянец, а улыбка расползалась по лицу все шире и шире. Глядя на
него, все присутствовавшие тоже стали улыбаться и у каждого на лице было
написано нечто среднее между "Ура!.." "Спасибо родному правительству!.."
"Выполним!.." и "Всегда готовы!.."
- Так вот, товарищи! - радостно возвестил Столбышев, - зачитываю
телеграмму. Значить... Гм... Того-этого... Телеграмма из Москвы... Эх, и
дело мы развернем!.. Провернем, товарищи?
- Провернем! - эхом откликнулись ему члены бюро райкома.
- Ты, Федор Матвеевич, лучше прочитай в чем дело, - посоветовал ему
председатель райисполкома Семчук.
- Так вот, значить, из самой Москвы, - продолжал Столбышев. --
Москва, Министерство заготовок СССР... Гм!.. Значить... Того-этого... "Для
важного правительственного мероприятия вам надлежит срочно заготовить тысячу
воробьев. Отбирать лучших. Заготовку окончить к двадцатому августа.
Принимать буду лично. Замминистра Кедров". - Ну как? - спросил он, сияя
как начищенная песком медная сковородка.
Ликование было всеобщим. Все выражали самый неподдельный восторг и
умиление и с внезапно вспыхнувшим энтузиазмом заверяли отца-отцов района,
первого секретаря райкома Столбышева, что важное правительственное задание
будет выполнено с честью и досрочно. Второй ж секретарь райкома товарищ
Маланин стал отзываться о задании не иначе, как с добавлением эпитетов
"гениальное" и "мудрое".
На фоне этой радостной и бодрящей картины, как черный унылый ворон
среди весело щебечущих пернатых, выделялся Семчук. Этот желчный,
болезненного вида человек, небритый, худой, с торчащим обросшим кадыком, был
отчаянным скептиком. Язык он имел злой и критический. Не удержался он и
сейчас, и скрипящим голосом стал сеять сомнения в отношении правдивости
текста телеграммы.
- Тут какая-то ошибка, говорил он. - Зачем в Москве понадобились наши
воробьи? Там своих достаточно. Да и вообще, для чего можно приспособить
воробья? Ведь воробей - дрянь, а не птица.
- Гм... Того-этого... Я попрошу не оскорблять важного, так сказать...
-- сумрачно заметил Столбышев, внезапно почувствовавший к воробью уважение.
Затем Столбышев разразился очень длинной и обстоятельной речью, в
которой поведал всем много важного, нового и интересного. Он говорил, что
"воробей - пернатое существо", "птица дикая", "живет в гнездах", "в царской
России воробья не использовывали", "воробей несет яйца", "воробей не поет, а
чирикает" и ряд других данных о "пернатом друге", как даже окрестил его
Столбышев. Речь свою он заключил предсказанием "великого будущего
воробьеводству".
- Как гриб раньше был гриб и своего рода пища и закуска, а теперь стал
пенициллин, так и воробья передовая советская наука превратит в полезную
птицу для медицины или, того-этого, для оборонных нужд, так сказать, --
докладчик неопределенно пошевелил в воздухе пальцами, как бы давая этим