"Александр Больных. Сын дракона, внук дракона ( КГБ #2)" - читать интересную книгу автора

перепугался сам.
Зато я решительно не понял, почему это привело домового в смущение.
По-моему дела оборачивались не самой скверной стороной. Я абсолютно не
могу себе представить бойцов заградотрядов с мягкой, чувствительной душой.
Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Разрушение души
просто необходимо в умеренных дозах. Жаль, что Ерофей не может этого
осознать. И хорошо, что он не присутствовал на недавнем совещании, ни к
чему такому душевному существу знать о готовящихся переменах. Он оставался
во власти прекраснодушных идеалов.
Кроме того меня сильно насторожило невнятное упоминание Ерофея о
добрых людях, которые помогли ему во всем разобраться. Глаза домового
светились неподдельным восхищением, когда он говорил об этих неведомых
доброхотах. На все мои вопросы, как прямые, так и хорошо замаскированные,
Ерофей или не ответил вообще, или отделался столь невнятными замечаниями,
что я невольно начал подозревать его в неискренности. Неслыханно! У
подчиненного появились секреты от своего начальника! А еще друг
называется...
Короче, я отпустил Ерофея и пригорюнился, впав в совершенное
расстройство чувств. Нюх подсказывал мне, что творится неладное, однако
голые подозрения к делу не подошьешь. Подшить можно было только парчовый
лоскуток, обнаруженный в подземельях, да и то непонятно куда и зачем. Что
бы это значило?
От тягостных раздумий меня оторвал вновь засветившийся туман
голограммы. Когда над столом повисла голова Главного Маршала, я оторопело
уставился на нее, даже рот приоткрыл.
- Ушли? - деловито осведомился маршал, хотя и сам превосходно видел,
что в кабинете кроме меня никого не осталось.
- Так точно, - вяло отозвался я, нехотя обозначив вставание.
- Сидите, сидите, - успокоил маршал и надолго умолк.
Нетрудно было заметить, что он тоже изрядно смущен и не знает, с чего
начать. Но я не осмеливался что-либо советовать, чтобы не нарушить
дерзкими словами ход его мыслей. Наконец маршал взглянул мне прямо в
глаза. Я ощутил себя маленьким ребенком перед строгим, но любящим отцом,
перед которым у меня нет никаких тайн. Испытующий взгляд проникал в самые
потаенные уголки души. После долгой паузы маршал спросил:
- Вы удовлетворены происходящим?
Сказать, что я был ошарашен, значит ничего не сказать.
- Ну... - промямлил я, судорожно собирая обрывки мыслей. - Как бы...
- Нас никто не слышит, - успокоил маршал. - Будьте откровенны, как на
исповеди.
- Не целиком, - нашел я обтекаемую форму ответа, за которым могло
скрываться все, что угодно. Однако мою жалкую уловку сразу пресекли.
- Точнее.
Я через силу выдавил:
- Если бы я не опасался быть обвиненным... Мы ведь ни в коем
случае... Категорически отвергли... Кампания против космополитов...
Патриотизм... Долг...
Другой вряд ли уловил хоть крупицу смысла в этом жалком лепете, но не
мой начальник. От его проницательного ума не могло укрыться ничто.
- Вот! - мне показалось даже, что я слышу, как он шлепнул ладонью по