"Сергей Болотников. Байки на костре" - читать интересную книгу автора

-Да что же вы делаете то, а?! - плачуще воскликнул дядя Саша, рванувшись в
своих цепочках на палачей. - Оставьте его, сволочи!!
Цепочки звякнули, натянулись, частично протащив за собой попутчика. Тот
скривился, когда браслеты врезались в кожу. Один из язычников коротко пнул
Кононова в живот, того отбросило, и он приложился о березовый ствол. Воздух
вылетел у него из груди со слабым "ааххх..." и он беспомощно завалился на бок.
Попутчик потянул цепь на себя, так, чтобы Кононов принял вертикальное
положение:
-Вы не пытайтесь дергаться, - сказал их спутник, - ни к чему здесь
геройствовать.
-Слушай старик, - поддержал крайний справа палач - он дело говорит.
И они ушли, ведя перед собой на цепочке Перевязина, как какого то ученого
циркового медведя. Сломленного и ничего не понимающего.
Шаман уже горланил вовсю, народ у костра пошатывался в такт, взмахивал нелепо
руками. Яркая монетка луны гипнотически сверкала над головами. Александр Кононов
тихо плакал, закрыв лицо руками. Попутчик был спокоен, на эшафот не смотрел,
выводил на земле руками какие то фигуры.
Перевязина подвели к костру, дернули за цепь. Он попытался отшатнуться, закрыл
голову руками, но его бесцеремонно потащили прямо на эшафот. Палачи действовали
слаженно, подгадывая движения под ритм бубна. Со стороны это выглядело как
гротескный противоестественный балет - красиво и до невозможности страшно.
-Ныыыыы!! - закричал Виктор Сергеевич, и был вздернут на покрытую окалиной
площадку. Прямо под ним исходила бензиновыми парами куча сухого хвороста.
Перевязин сучил ногами, бил по металлу, пока его привязывали к центральному
столбу, шаман ходил кругом, подпрыгивал, сверкал пустыми глазницами на черепе.
Бубен гулко отдавался в лесу сотнями перестуков, вспугивал ночных птах и будил
дневных. Вопли Перевязина он надежно глушил.
Возле машин вспыхнула яркая огненная искра, пронеслась к костру. Это был факел,
который передавали из рук в руки как зловещую эстафетную палочку. Вадим во все
глаза смотрел на разворачивающееся действо. Было страшно, но еще страшнее было
оторваться. Он понимал, что на его глазах сейчас сгорит живой человек, сгорит в
сознании и, скорее всего, будет кричать до последнего - ветки высушены как надо,
плюс бензин, дыма почти не будет, только огонь.
Попутчик тоже не выдержал, уставился на прикованную к столбу фигуру. Виктор же
Сергеевич Перевязин выл, дергался, и посылал какие то ему одному ведомые
проклятья. И все же было в его силуэте что-то героическое, и порой казалось, что
посреди поляны возвышается некий памятник человеческой стойкости или еще чему ни
будь такому же эпическому. Гордо вскинутая голова, напряженные мышцы рук - не
хватало только огненного несгибаемого, не покорившегося взгляда, хотя глаза у
Перевязина были как раз мутные и шальные. Впрочем, с того расстояния, с которого
смотрели творящиеся остальные пленники, их все равно не было видно.
Дядя Саша тоже смотрел теперь на рвущегося к свободе одноклассника, неожиданным
образом обратившегося в статую самого себя, и слезы капали у него из глаз.
Несмотря на общее потрясение, Вадиму стало стыдно за дядьку, тот был совершенно
раздавлен.
Факел перекочевал в руки последнего эстафетчика, ярко озарил ему лицо - все в
охряной росписи. Жертва на костре, не подозревающая о своем одномоментном
величии, подалась назад, туго натянув свои цепи. Знал ли скромный труженик
станка, что грандиозней всего в своей жизни он будет выглядеть на дичайшем
средневековом костре? Не знал, потому, как занимали в тот момент последние