"Владимир Болучевский. Шерше ля фам " - читать интересную книгу автора

- Что?
- А потом, Саня, она на меня и кидается, аки фурия...
- Как это?
- Да так. Ногтищами своими чуть глаз -мне не выдрала! И главное... был
бы мужик - в репу выписал и успокоил. А тут ведь барышня... Я ее обхватил,
руки держу-а она орет, вырывается! - на диван завалил и... как-то
утихомирить пытаюсь. "Ты чего, - говорю, - офонарела?!" А сам думаю:
"Может, припадочная? Чего делать-то, вырубать?"
- Ну и?..
- Ну что... побарахтались мы с ней, я ее придавил, она
потрепыхалась-потрепыха-лась, а потом совершенно спокойно так и говорит:
"Ну все, все. Слезай давай..." Я ей: "Все? Успокоилась?" А она: "Все
нормально, пусти". Я отпустил. Она встает, халатик поправляет и говорит:
"Вы извините, у меня бывает, не обижайтесь..." Я плюнул и ушел. Ну и
вот... - Петр раздавил в пепельнице недокуренную сигарету, - а на следующий
день прихожу я к нам в контору, меня сразу Борман к себе вызывает и
говорит: "Все, Волков, ку-ку! Я давно знал, что с тобой в конце концов
именно вот таким чем-нибудь дело закончится. Давай-ка ты вали отсюда, пока
ветер без сучков, да еще скажи "спасибо", что на тебя в менты заяву не
подали. Я уговорил. Чтобы позору на нас не было. Короче, давай проваливай,
а Деда я сам все объясню".
Я стою, глазами, как дурак, хлопаю и, натурально, понять ничего не
могу.
- Что это ты там ему такое объяснишь? - говорю.
- Что? - спрашивает. - А вот это вот самое. Эти вот твои геройские
художества. - Встает, берет со стола кассету, вставляет в видик и включает.
Я смотрю, а та-а-ам... - Волков прикрыл глаза.
- Что?
- Вижу я там, как сижу у этой куклы в доме, коньяк пью, а потом хватаю
ее и на койку заваливаю. А она вроде как отбивается. А? Вот такое вот
кино... без звукового, правда, сопровождения.
- Занятно.
- Дальше еще веселее. Оказывается, это жена Заславского приволокла
утром кассету и заявила, что я ее изнасиловать пытался. Не сестру -
заметь! - а именно ее, представляешь?
- А зачем, не объяснила?
- Что "зачем"?
- Зачем ее насиловать-то? - удивленно вскинул брови Адашев-Гурский. -
Не царское это дело. Тайский массаж, фелацио... ну, пылкая влюбленность, на
самый крайний случай, а-акрашенная, так сказать, плотским вожделением
предмета, это еще туда-сюда. А так... - Он пожал плечами. - Чушь это все.
Нет в ее обвинении правдоподобия. Так можно заявить, что ты у нее кастрюлю
холодных макарон на кухне съел. Тайком.
- Это мы с тобой так рассуждаем.
- Нормально рассуждаем. - Гурский выпил рюмку водки и потянулся к
закуске. - А как еще можно рассуждать?
- А она рассуждает по-другому. Она же до замужества вместе с
сестрой-двойняшкой в парном стриптизе выступала, в ночном клубе. И все
вокруг слюни пускали, за бабки. В ее представлении все мужики - козлы, и им
от нее только одного и надо. Причем немедленно, как только они ее увидят.