"Марина Бонч-Осмоловская. Рождественский романс" - читать интересную книгу автора

соседи в деревне были родственниками. Они решили не расставаться, и, как
многие семьи из Казахстана, сняли квартиры в одном и том же доме. Это было
очень удобно: все родные и друзья под рукой, и мужчины могут на лестницу
вместе выйти покурить, дела обсудить. Но когда они на лестнице повесили
третью консервную банку для бычков, немцы из этого дома почему-то начали
выезжать. Много пустых квартир образовалось, тогда и другие казахстанские
семьи вселились, еще веселее стало. Около подъезда лавочку поставили, чтобы
по-простому, в домашних тапочках выйти, семечки полузгать, о жизни
поговорить... Только оттого, что все оказались рядом, немного смешно
получилось. Ритина семья нашла и купила очень красивый зеркальный шкаф, на
другие непохожий, а через месяц таких шкафов пять штук родственники себе
привезли. И гипюр на окна повесили похожий... Но все же хорошо дом освоили и
зажили совместно. Вот только с Витьком сложности.
Он в деревне, в Казахстане, был коноводом, драчуном, и здесь, в
Германии, на каждый день рождения - а их в доме полно - парней заводит
по-страшному. Напьются всей оравой, и Витек уже кричит: "Пошли турок бить! -
Пошли!" - все радостно орут. Бегут они в соседнюю башню, где турки живут, и
- стенка на стенку!
Очень Рита удивилась, когда Витек рядом прошел, подумала: привиделось.
Ей захотелось отвернуться, сделать вид, что она его не знает, застеснялась
она Витька перед Гансовой родней. Но от этого ей стало еще хуже, и она
храбро посмотрела Витьку прямо в лицо. Но тот из прохода исчез, а вместо
этого хорошо известного Витька посередине храма шел негр, кроссовки
откидывал вразвалочку. Да так, что несмотря на сдержанный гул, их удары
очень ярко отдавались в готических сводах. Куртка расстегнута, из-под нее
оранжевая рубашка сияет. Ганс, посмотрев на этого негра, не сдержался, даже
крякнул. Элегантные женщины двигались ближе к скамейкам, чтобы дать негру
пройти. Свободных мест уже не было, одна дама прижалась к самому боку Ганса,
сидевшего с краю, сняла перчатки, положила их вместе с сумкой перед носом
Ганса и начала сморкаться. Рита испугалась, хотела место уступить, но Ганс
ее жестом остановил: все нормально, сиди, мол. И служба началась.
Рита знала, что разбирать слова ей будет не трудно, потому что она, как
все русские немцы, говорила на старонемецком языке - живом раритете, который
они, немцы, бережно сохранили в России со времен первых колонистов. Но Гансу
и его родне этот язык не нравился: много слов незнакомых - как будто
заговорил персонаж из древней сказки. Вот если бы сказка про Гарри
Поттера...
Зазвучали трубы органа. Огромные, летящие звуки наполнили весь храм,
музыка, которую Ганс любил, и он вновь почувствовал то, чему не умел найти
слова всякий раз, когда сила музыки переплеталась с величиной открывающегося
перед ним праздника Рождества Христова. Все хлопоты предпраздничных недель и
радости последних дней оставили его, даже новый, любимый Мерседес, и Ганс
почувствовал огромную радость, наполненность горячим, сердечным чувством,
приятие всего вокруг: людей с их поступками, событий, нарушавших точное
течение жизни, как, например, недостроенная дорога, смеющиеся турки в кафе,
негр в готическом храме или Ритин акцент... Тепло вошло в Гансово сердце, он
простил всех, и от этой новой любви слезы побежали по его щекам, открывая и
наполняя душу счастьем понимания себя как нового и лучшего... И пожилая
дама, стоящая рядом с Гансом, тоже плакала, но Ганс уже совсем не замечал ее
тяжелого навалившегося бока. Тихо сморкалась в платок его мама, отец и