"Юрий Бондарев. Непротивление (Роман)" - читать интересную книгу автора

подбородка. Третий почти вприпрыжку поспевал за ними и еще издали резиновой
улыбкой растягивал рот от уха до уха, отчего большие его уши выделялись, как
у летучей мыши.
- Здорово, братишки, - сказал слабым голосом щупленький, подходя к
сараю, и прислонился к косяку, засунув руки в карманы брюк. - Аркаш,
выйди-ка на воздух, побалакать надо.
- Рукоплещите, граждане, появился Лесик со своими ребятушками, -
проговорил Кирюшкин и вышел, без спешки, тоже задвинув руки в карманы,
кивком поприветствовал Лесика. - Здорово, с чем пожаловал? Или мы чем-то
тебе обязаны, или ты чем-то обязан нам? Хочешь красной смородины?
- Интеллигенщину разводишь, - прошепелявил Лесик с неправильным
ребячьим выговариванием, в котором не было ни угрозы, ни раздражения, а был
безобидный дефект еще школьной речи, никем не исправленной. - Пустых слов
болтаешь много, Аркаша. И грудь надуваешь вроде рубашку накрахмаленную.
- Зависть, - сказал невинно Кирюшкин.
- К кому?
- К тебе, Лесик. К твоим удачам. К твоей везучести.
- Ты вот как? Яду налил полный стакан? Не яд это, крысиная моча.
Лесик поднял белые глаза, и его лицо постаревшего мальчика, порочное
лицо старичка и пухлого в щеках младенца, приняло острое рыбье выражение. Он
вынул правую руку из кармана, протянул ее ладонью вверх, а ладонь эта, как
заметил Александр, была маленькой, сухонькой, на вид цепкой.
- Клади девяносто шестую пробу, - приказал он своим ребячьим голосом,
опять же без всякой угрозы, но каждая черточка его лица не сомневалась в
том, что приказ его выполнят.
- Миром не хочешь?
Кирюшкин взглянул сбоку на красивого парня в хромовых сапогах, едва
приметно подмигнул ему: "Здорово, Женя", - мельком глянул на ушастого
весельчака, по-прежнему растягивающего рот во всю ширину лица: "Привет,
Гоша", - перевел узкие, как лезвие, глаза на протянутую ладонь Лесика,
переспросил непонимающе:
- Неужто миром не хочешь? С войной пришел? Смысл в этом видишь?
- Девяносто шестую положь сюда, - повторил Лесик и внушительно пальцами
пошевелил, - и войны не будет. Пакт. Если нет - блицкриг. И пожарную команду
вызывать - на хрен. Останешься на уголечках. С обгорелыми перышками. Ясен
спектакль этого дела?
Александру не был ясен "спектакль" этого дела, но по тому, как за
столом в сарае разом все напряглись, похоже было, наизготове к схватке или
нападению, он понял смысл угрозы, касающейся не одного Кирюшкина, и сейчас
же увидел его лицо, ставшее отрешенным и злым. Немного выждав, он сказал
бесстрастно:
- Давай договоримся, Лесик. Почую запах уголечков - пришпилю к забору,
как насекомое. И без свидетелей. - Он поочередно, с твердым блеском в глазах
обвел парней Лесика и уже брезгливо договорил: - Лягашей и жадных не люблю.
А ты жадноват стал, Лесик, не кумекаешь ли с кусками слинять из Москвы? В
Киев или в Одессу куда-нибудь? Там есть роскошные голубятни. И замки не
московские.
- Ложи, говорю, девяносто шестую, - повторил в третий раз Лесик, упорно
держа руку ладонью вверх, и как будто не услышав ни единого слова
Кирюшкина. - Превышаешь себя, Аркаша. Выше головы прыгаешь.