"Юрий Бондарев. Непротивление (Роман)" - читать интересную книгу автора

- Здесь? Интересно, а живешь где?
- На Первом Монетчиковском. Ну а ты?
- Малая Татарская. Похоже - соседи. Совсем прекрасно. Пошли-ка, пошли.
На пять минут зайдем.
Здание школы находилось в липовом парке, очень поредевшем за войну,
среди травы вблизи тротуара торчали пни спиленных деревьев. За этими пнями,
меж оставшихся обгорелых лип стояли закопченным углом сохранившиеся стены
пятьсот двадцатой школы, когда-то богатого купеческого особняка с огромными,
отделанными мрамором каминами в светлых комнатах, с венецианскими зеркалами,
с амурами, летящими по лепным потолкам, на которых летом таинственно и
игриво зыбились после дождя солнечные блики, а зимой холодно розовел ранний
закат, пробиваясь сквозь заснеженные навесы липовых аллей.
- Здесь, ясно, бомбили фрицы, метили в МОГЭС, - сказал Кирюшкин, идя
впереди по тропке к разрушенному зданию, откуда тянуло знойной травой,
горьковатым запахом запустения, обгорелого кирпича, тем душным мертвенным
запахом, который был хорошо знаком Александру в сожженных городах.
- Бомбили, но МОГЭС не достали, - Кирюшкин обернулся, и глаза его зло
сузились. - Жалко Овчинниковские бани и школу. Прямое попадание. Кстати, в
этой школе учился и я. До сорокового года. Десятый кончил в пятьсот двадцать
второй. Знаешь, возле Зацепы?
- Что-то я тебя не помню.
- И я тебя. Другие были времена. Другие песни.
Въевшиеся здесь запахи войны не заглушали московского лета, июльской
жары, в парке царствовала зеленая тишина, неподвижность, на траве лежали
пятнистые тени. На улице, выпаленной добела солнцем, не было ни одного
прохожего, и Александр вспомнил какой-то далекий перезрелый солнцем день
после экзаменов в школе, галдеж голосов, шумную толкотню на аллеях, кое-где
прислоненные к стволам велосипеды, азартную "жестку", игру в "расшибалку",
когда тяжелый, заплесневелый пятак, образца двадцатых годов, сделав в
воздухе траекторию, сбивает с черты пирамидку мелких монет, разбрасывая их
вблизи нарисованного на еще сыроватой весенней земле квадрата, и звук
ударяющего пятака о монеты смешивается с упруго звонкими ударами мяча в
конце парка, где среди деревьев на волейбольной площадке мелькали белые
майки.
- Зайдем сюда, Сашок. В родной угол.
- Не понимаю - зачем? - нахмурился Александр.
- Дрейфишь ты, что ли?
И Кирюшкин начал спускаться по узкой, полуразрушенной кирпичной
лестнице под возвышающейся стеной с зияющей синевой неба в проемах окон,
остановился внизу перед заржавленной железной дверью, разгреб ногой осколки
кирпичей, куски цемента и со скрежетом приоткрыл дверь.
Александр с досадой спросил:
- Дворницкий склад хочешь мне показать? На кой он нужен?
- Входи, входи.
Солнечный свет падал из открытых дверей в проем стены, и весь подвал
серел в полутьме, как бы сквозь застывшую в воздухе гарь, был наполовину
завален грудами обугленных кирпичей, исковерканными столами, изуродованными
партами, смятыми в лепешку ведрами, запахло сыростью, душной пылью,
нечистотами, и Кирюшкин брезгливо выругался:
- Какая-то мокрица нагадила. Увидел бы, мордой бы извозил в дерьме. -