"По воле судьбы" - читать интересную книгу автора (Хантер Мэдлин)

Глава 13

– Я все-таки решила пойти и осмотреть пол в королевских покоях. Пойду взгляну на него.

Джоан произнесла это во время завтрака, через два дня после праздника. За все это время она обратилась к нему впервые. Но он ожидал услышать от нее совсем не это.

Обвинения, оскорбления, – вот что вынашивала она в своей душе во время своего молчания. И он знал почему. Мойра рассказала ему, что Джоан теперь знает о его роли в мятеже.

Он прекрасно знал, как она относится к Мортимеру, к той власти, которую тот получил в результате отречения короля, чему способствовал и он, Риз. Джоан очень четко изложила ему свое отношение ко всему этому еще в тот первый день, сидя в ванне.

Однако ее реакция была совсем не такой, как он ожидал. Он провел последние два дня, думая об этом, складывая воедино обрывки когда-то брошенных ею фраз.

Слово, взгляд, вздох… Ненависть, вопрос, отказ…

«Все будет совсем не так, как ты себе представляешь», – в голове Джоан созрело решение.

– Я могу прийти сегодня, – сказала она, хлопотливо снуя по кухне, подыскивая, на чем бы остановить взгляд, чтобы не смотреть на него.

Это предложение удивило его. В последнее время она отдалилась от него, и ему пришлось признать, что это сильно задевало его. Ему не нравилось жить с ней вот так, словно два чужих человека. Ему было мало только ее услуг, которые он купил, хотя это было все, на что она когда-либо соглашалась.

И поэтому, несмотря на то что он десятки раз клялся себе, что не посмеет больше никогда будить ее ярость, заставлять ее бросать ему обвинения, он все сделал с точностью наоборот.

– Мойра сказала мне, что поведала тебе, как мы с ней познакомились.

Колючий взгляд, острый, как кончик шпаги.

– Да, она рассказала мне, как ты помогал этому мяснику. И сейчас помогаешь?

Про себя он подумал, что ее пронзительный взгляд был красноречивее слов. И все же она ждала, словно хотела услышать ответ.

Он встретил взгляд Джоан в надежде, что она поверит ему, если это, конечно, еще имеет для нее значение.

– Нет.

Что-то промелькнуло в ее взгляде. Облегчение? Мимолетное смятение? Неуверенность? Слово. Взгляд. Молчание… Вопрос и надежда.

– Откуда в тебе эта ненависть к Мортимеру, Джоан?

– Мне не нравится то, что он делает. И я не одинока в своей неприязни к Мортимеру.

– Твоя ненависть так неистова, что вряд ли это можно назвать обычным недовольством. Мойра сказала, что ты пришла в отчаяние, когда узнала правду обо мне на празднике. С тех пор ты относишься ко мне как к врагу. Как умерли твои родители? Ты никогда не рассказывала мне об этом.

Джоан моментально насторожилась. Наверное, ему следовало оставить в покое ее прошлое, но, задав вопрос, он понял, что ему просто необходимо было это знать.

– Ты обвиняешь Мортимера в постигших тебя несчастьях? Действительно, после захвата власти он не знал пощады на границах. Его армия напала на твой город?

– Да, – ожесточенно сказала она. – Я обвиняю его в этом.

И тебя. Это сквозило в ее тоне, во взгляде, который она на него метнула.

– Твой брат знает, как обращаться с лошадьми, и говорит, что у твоего отца была конюшня. Ты потеряла не только своих родных, не так ли?

– Да, не только родных.

– Что произошло?

– Я никогда не говорю об этом.

– Да, не говоришь, но сейчас я прошу тебя сделать это.

Ее глаза ярко вспыхнули, а губы сжались, было видно, что она стиснула зубы.

– Его войска пришли на наши земли, чтобы силой отобрать владения у лорда, который остался преданным королю. Мой отец присоединился к защитникам крепости. Он погиб после того, как крепость пала, как и все, кто защищал главную башню. Новый лорд, один из фаворитов Мортимера, оказался подлецом и мародером: он присваивал себе все, принадлежавшее тем, кто сопротивлялся ему, а бывших владельцев просто убивал, и все это он делал, прикрываясь интересами государства, во имя короны. Поэтому мы с Марком, как только смогли, покинули город и пришли сюда.

Она выпалила все это на одном дыхании. Ярость вспыхивала и меркла за ее трепещущими ресницами, голос дрожал от негодования.

– Ты потеряла больше, чем я мог предположить. Я считал, что ты была горожанкой, дочерью ремесленника. Оказывается, у твоего отца была земля, и он совсем не был бедным свободным землевладельцем, ведь так? Судя по твоим словам, он был йоменом. Неудивительно, что твой брат разбирается в лошадях и считает ниже своего достоинства набивать тюфяки.

– Не надо нас жалеть. Я не хочу сочувствия, тем более от человека, который отчасти виновен в наших несчастьях, но притворяется, что это не так, от человека, который скрывает свое истинное лицо.

Вот оно.

– Я всегда был честен с тобой.

– Нет, ты лгал. Уверял, что только благодаря твоему ремеслу тебе удалось достичь твоего нынешнего положения, но, оказывается, у тебя были и другие заслуги.

– Да, у меня были и другие заслуги, но мне нравится думать, что я достиг того, чего достиг, благодаря своему мастерству.

– Ты обманул меня.

– Нет. Просто даже упоминание имени Мортимера причиняло тебе такую боль, что я старался избегать разговоров об этом человеке, тем более что то, что произошло несколько лет назад, не имело к нам с тобой никакого отношения.

– Как ты мог поддерживать такого, как он? Как мог допустить, чтобы верховная власть сосредоточилась в руках этого человека, который творит теперь все, что ему вздумается?

– Я поддерживал не его, мы помогали королеве и ее сыну, мы боролись, чтобы избавить королевство от короля, который был марионеткой в руках людей без чести и совести. Вероятно, в доме отца ты не видела того, что творилось тогда.

– Ты хочешь сказать, что я была ослеплена достатком?

– Я хочу сказать, что ты была молода, защищена, ограждена от несправедливости.

– Все изменилось, не так ли?

– Джоан, то, что случилось с тобой и твоей семьей, причиняет мне боль. Невозможно было предугадать, чем закончится мятеж, но последнего короля необходимо было низвергнуть. Я не стану извиняться за то, что помог свергнуть монарха, не достойного трона.

– Как тебе, должно быть, удобно с твоими высокими принципами! Как спокойно на душе, когда знаешь, что ты поступил правильно, по крайней мере, как тебе кажется! Как легко играть в опасную игру, когда ты твердо знаешь, что тебе нечего терять, кроме жизни!

– Это не так уже мало.

– Я на собственном опыте убедилась, что жертвовать собственной жизнью гораздо проще, чем жизнью тех, кого любишь. Ты не создал семьи и не пустил корней, ты сделал так, чтобы тебе никогда не пришлось предстать перед этим ужасным выбором. На твоих глазах могли бы растоптать невинных, и ты бы не заметил этого, потому что эти невинные не имеют к тебе никакого отношения. Да, я не помню тех времен, когда благородные мужи вершили великие дела во имя высоких идеалов, но зато я отчетливо помню залитый кровью крепостной двор и храбрецов, жестоко убитых при попытке сдаться, и завоевателя с глазами дьявола, исторгнутого из ада!

Джоан резко отвернулась и сделала шаг по направлению к очагу. Он смотрел на ее гордо распрямленную спину и даже по ней видел, что Джоан будет непреклонна в своем неприятии его оправданий, понимал, что ему не хватит всех слов мира, чтобы оправдаться.

Он вернулся к обсуждению будничных дел – на какое-то время.

– Если ты хочешь осмотреть полы, приходи в Вестминстер сегодня в восемь. Я встречу тебя у ворот и проведу в покои. Затем мы съездим в Кент и посмотрим плиточную мастерскую. Я узнал, где она расположена, это совсем недалеко от города.

Он ждал, что она откажется. Женщина, презирающая мужчину, не захочет проводить с ним столько времени. Но она подумала и кивнула. Взяв котел за ручку, она отправилась к колодцу.

Он хорошо рассмотрел ее лицо, пока она проходила мимо: оно было полно решимости, в глазах полыхал огонь.

Слово. Взгляд. Вздох.

Джоан вышла из дома задолго до восьми, чуть позже Риза, и пересекла рынок.

В таверне у собора Джона не было. Она села на лавку у стола в темном углу и стала ждать. Если он не придет сегодня утром, она попробует встретиться с ним в другой раз. Женщина, разливавшая эль, вопросительно посмотрела на нее, и Джоан покачала головой в ответ. У нее не было денег на эль, и еще долго не будет, но у нее будут деньги на другие, более важные вещи.

Наконец Джон появился на пороге, вошел в темный зал, огляделся. У Джоан было такое чувство, что он ищет в зале просто знакомое лицо, а не кого-то конкретно. Что бы он там ни делал для епископа Стратфорда, похоже, эту таверну он использовал как свой личный кабинет.

Увидев Джоан, он направился к ней, лавируя между столами и присел на лавку напротив.

– Прошло столько времени. Не думал, что ты захочешь помочь.

– Ты не сказал мне, что Риз принимал участие в мятеже. Если бы ты сказал мне об этом, я пришла бы раньше.

– Не думал, что для тебя это имеет значение. Тогда все было иначе. Многие помогали мятежникам, и я тоже. Некоторые из нас стремятся исправить свою ошибку, другие надеются извлечь из этого выгоду.

– И ты опасаешься, что он в рядах последних.

– Я просто хочу знать, как обстоят дела. Раньше он был с нами, но теперь все не так. Убеждения могут меняться, – он замолчал и погладил свою бороду. – Ты узнала, не изменились ли его убеждения?

– Вчера я пыталась найти среди его вещей в доме что-нибудь, что подтвердило бы или опровергло твои подозрения. Я просмотрела все пергамента в его кабинете, но ничего не нашла.

Это оказалось труднее, чем она думала. Чувство вины и постоянный страх быть пойманной за этим неблаговидным занятием заставляли ее сердце биться быстрее. Неожиданно она почувствовала себя предательницей, и не только потому, что рылась без его ведома в его вещах, но и потому, что рассматривала пергаменты, раскрывающие его внутренний мир. Ее поступок разрывал связь между ними, но то, что она увидела в его записях, только укрепляло ее.

Некоторые рисунки были обычными и законченными, но некоторые – иногда всего лишь наброски – были фантастическими фрагментами чего-то невыразимо прекрасного: причудливые и свободные, непрактичные и невозможные, статуи в движении, чего никогда не сделать из камня, двери такой формы, какую придать им было совершенно невозможно.

Джоан отогнала эти образы и закрыла сердце для мужчины, который их создал.

– Ты сказал, что заплатишь мне.

– Но ты ничего не нашла.

– Я закончила то, что ты начал. Теперь ты знаешь то, что хотел узнать. Как бы то ни было, ты искал доказательства, и я их принесла.

Джон нахмурился, но уступил: полез в кошелек, и на стол опустился шиллинг.

– Нет, я хочу три. Я многим рисковала. Если Риз узнает об этом, я окажусь на улице.

– Такие, как ты, никогда не оказываются на улице. Есть другие мужчины, которым нужна…экономка.

Его плотоядный взгляд скользил по ее телу. Джоан рассердилась.

– Тогда четыре шиллинга.

Он начал вскипать от негодования, готовый взорваться.

– А я говорю, это стоит один шиллинг.

– Если ты так со мной поступишь, значит, ты просто мошенник, и я больше не стану тебе помогать. Иди и расскажи об этом своему епископу, скажи, как совершил глупейшую ошибку, позволив себе некоторые вольности в обращении со мной. Увидишь, в какой он будет ярости: еще бы, его планы могут сорваться из-за такого пустяка!

От ее слов у Джона перехватило дыхание.

– Ты думаешь, что сможешь и дальше помогать нам? Сейчас крайне важно знать, на чьей он стороне, ведь он работает в покоях короля. Если он служит Мортимеру, короля необходимо срочно предупредить.

Да, знать, на чьей стороне Риз важно, и не только ради короля.

– Я живу в его доме и буду помогать ему в работе во дворце. Если он работает на Мортимера, думаю, я скоро об этом узнаю, – она постучала по столу. – Но если я это сделаю, если мне удастся разузнать, что это так, я должна буду получить за это пять фунтов, а не пару жалких шиллингов.

Он пожевал губу и пораскинул мозгами.

– Хорошо, женщина, пять фунтов, но не вздумай кормить меня баснями.

– Я не стану ничего придумывать. Если бы я была на это способна, я бы сегодня же принесла тебе обрывки писем, которые написала сама.

Она встала, чувствуя себя запачканной липкими взглядами Джона и глубоко въевшейся в дерево грязью. До встречи с Ризом еще оставалось время, но ей не хотелось проводить его с этим человеком, наоборот, хотелось бежать отсюда как можно дальше.

– Если я что-то узнаю, то пришлю кого-нибудь, кто передаст тебе, где меня найти. Наверное, весь город знает, что ты сидишь здесь каждый день, я не хочу, чтобы меня кто-нибудь увидел в твоей компании.

Его лицо омрачилось от ее тона.

– Мы делаем это во имя справедливости Божьей, ради правого дела. Джоан сгребла свои монеты, повернулась на каблуках и ушла. Да, во имя справедливости Божьей. И ее собственной.

Чтобы пойти в Вестминстер, ей понадобилось собрать в кулак все свое мужество.

Она никогда прежде не заходила внутрь двора, даже когда торговала посудой. При приближении к дворцу кровь застучала в висках, заломило от страха в затылке – это давали о себе знать ее старые страхи перед этим местом и его обитателями.

Стараясь не растерять последние остатки воли, она нашла ворота, через которые входили и выходили слуги. Если она узнает то, что было нужно Джону, у нее сразу появится вся необходимая ей сумма, если же нет, то, по меньшей мере, какие-то деньги она получит за работу у Риза, а ее визиты в плиточную мастерскую смогут обеспечить ей возможность зарабатывать больше.

Она не станет обращать внимание на тяжесть в сердце, нет. Она будет помнить, что это Риз сделал ее такой коварной; такому человеку, как он, нельзя доверять, не говоря уже о том, что не стоит ждать от него преданности.

Она подошла к толстой женщине, которая несла ведро и спросила, как ей найти королевские покои. Женщина удивленно подняла брови.

– Никто не имеет права туда входить без приглашения. Если у тебя прошение, погоди, пока его не рассмотрят, или обратись к кому-нибудь из свиты.

– Я пришла не для того, чтобы подавать прошение или смотреть на короля. Я должна встретиться с каменщиком, который работает на строительстве.

– Ах, ты к Ризу, что ли? Мы все его знаем. Такое лицо и тело, как у него, женщины всегда замечают. Странно, однако, что он велел тебе искать его в королевских покоях. Там ничего еще не готово, да его там все равно нет. Я только что видела его совсем в другом месте.

– Мы договорились, что он встретит меня возле ворот, но я пришла раньше времени, поэтому и подумала, что смогу найти его в королевских покоях.

– Пойдем со мной. Я покажу тебе, где он, но тебе придется подождать и не входить, пока он не освободится.

Помахивая ведром, она повела ее по каким-то лестницам и коридорам, затем пальцем ткнула в окно. Внизу в маленьком саду на скамье возле стены сидели двое. Одним из них был Риз.

– Кто этот второй мужчина? – Она уже знала, каков будет ответ, не успев задать вопрос.

– Ты что, совсем темная? Это же не кто иной, как Роджер Мортимер. Пойдем, я покажу тебе, где подождать. Твой хозяин, когда выйдет из сада, будет проходить мимо, ты его обязательно увидишь.

Но она не слушала, что говорила ей женщина, она не отрывала взгляд от этих двоих в саду. Казалось, они свободно общаются – не так, как граф разговаривает с каменщиком, когда отдает ему распоряжения, а, скорее, как друзья или соратники.

Ярость поднималась в ней… и тоска. Тоска оказалась сильнее, она сжимала сердце, подступала к горлу и наполняла слезами глаза.

Женщина сделала знак и провела ее вниз. Однако Джоан не осталась там, где, как ей сказали, будет проходить Риз. Как только ее провожатая ушла, она поспешила прочь, по дороге спрашивая, как ей пройти к тем воротам, через которые она вошла.

Оказавшись на свежем воздухе, она прислонилась к стене. Тоска душила ее, бороться с ней было почему-то гораздо труднее, чем с яростью, которая охватила ее, когда Мойра рассказала ей про участие Риза в мятеже. Тоска была пронзительной и обжигающей, словно огонь пылал в ее голове. Она чувствовала себя так, будто ее вот-вот накроет, захлестнет темная волна опасности.

Кое-как ей удалось вырваться из цепких объятий тоски и вынырнуть на поверхность. Как все последние три года, ее поддерживало и придавало силы только одно – ее цель.

Джоан отстранилась от стены и пошла по тропинке, но не в дворцовые покои.

Скоро у нее будут деньги, много денег, целых пять фунтов.

В восемь часов Джоан не оказалось у ворот. Риз долго ждал, терпеливо стоя там, где Джоан не могла его не заметить, всматриваясь в лица, заглядывая под вуали проходивших мимо женщин. Она не захотела прийти, скорее всего, снова передумала.

Он не знал, что заставило его повернуться и бросить взгляд на тенистый уголок дальнего двора, туда, где закругляющаяся стена исчезала за домами. Он просто посмотрел, словно кто-то невидимый против воли повернул его голову в ту сторону.

Несмотря на расстояние, он разглядел Джоан. Он узнал ее зеленое платье, которое до сих пор болталось на ней, хоть она немного набрала в весе за то время, что провела в его доме; узнал ее грациозную осанку, знакомый наклон головы. Он увидел все это так явственно, словно она стояла прямо перед ним.

Рядом с ней шел какой-то мужчина, рыцарь в доспехах. Должно быть, он пришел с ристалища.

Риз не пошел ей навстречу, а остался стоять возле ворот, следя за развитием событий. Джоан сделала несколько шагов в сторону от своего спутника и, наклоняя голову то вправо, то влево, старалась получше рассмотреть его, совершенно не скрывая своего любопытства. Рыцарь шагнул к ней и хотел уже прикоснуться к ее лицу, она слегка отвернулась, но не убежала – это было неодобрение, но не полный отказ.

Грудь Риза напряглась, а зарождающийся в нем приступ ревности удивил его. Чтобы сбросить напряжение, он начал думать о совершенно ином.

Может, он неправильно все понял. Вероятно, ее настроение в последние два дня никак не было связано с ним и с тем, что она узнала на празднике. Твердость в ее глазах могла означать совсем другое: она приняла решение добиться своей цели любым способом, и, если нужно, расплатиться не деньгами, а чем-то иным.

Вероятно, все было совсем не так, как он думал, – ведь тогда она могла бы обратиться к нему. К сожалению, она не давала ему возможности отплатить ей тем, чего она хотела на самом деле.

Прощаясь с рыцарем, она пятилась назад, по-приятельски помахивая рукой. Он представил, что она должна была при этом говорить. Дальше не ходи. Там меня ждет один мужчина, ему не понравится, если он увидит тебя со мной. Ему нравится думать, что между нами что-то есть и что он имеет на меня права, хотя я не перестаю повторять, что это совсем не так.

Веселая и довольная собой, она подошла к нему. Джоан-плиточница была удовлетворена своим посещением Вестминстера.

Риз не упомянул о том, что только что увидел, а просто отвел ее в покои короля, и она походила по доскам, обращая внимание на те, которые требовали работы. Это не заняло много времени, так как королева была больна и они не смогли осмотреть ее комнаты. Еще до полудня они уже пустились в путь, направляясь в Кент.

Каждое мгновение, пока Джоан была рядом, в нем бурлила адская смесь эмоций: ревность и ярость, любопытство и беспокойство. Слова, взгляды, молчание – образы снова и снова всплывали в его памяти, выстраиваясь то так, то иначе, образуя цепочки, ведущие к разным, порой противоположным заключениям. Что-то приводило его в бешенство, что-то волновало, а к чему-то примешивалось чувство обиды.

Риз считал, что теперь наконец-то знает, к какой цели она идет. Более того, он был уверен, что угадал одну из причин, толкавших ее к этому; понимал, почему она считает, что не должно быть так, как хочется ему.

Он молил Бога, чтобы оказалось, что он ошибался, но вряд ли это было так.

Риз не стал мешать Джоан в плиточной мастерской. Он позволил ей самой ознакомиться с возможностями печи, оценить качество товара, поговорить с рабочими. Когда она закончила, он попивал с плиточником эль, и она легким шагом отправилась к дому, где его брат, гончар, занимался своим ремеслом.

Джоан бродила по мастерской, наблюдая за гончарным кругом и задавая вопросы о какой-то особой, имевшейся у него, серой глине. Ее добывают из земли возле Дувра, объяснил он, и чашки из нее получаются лучше, чем обычные. Она решила, что из нее получились бы прекрасные статуэтки.

Джоан расспрашивала о работе, но как-то равнодушно. Теперь в этом не было необходимости. У нее будут деньги, и очень скоро. Пяти фунтов ей будет достаточно. Тот рыцарь был счастлив поболтать с женщиной, которая ему улыбнулась, пусть даже она была не его сословия. Он уверил ее, что если дело правое, то за пять фунтов она легко наймет победителя турнира. В то же время его поведение говорило о том, что, если женщина прекрасна и благоволит к рыцарю, можно договориться и без денег. Но это она как раз знала и сама.

Когда она покинула хижину гончара, Риз уже ждал ее возле повозки.

– Работа хорошая, но мастерская небольшая, – пояснила она, взбираясь на сидение. – Не думаю, что они смогут сделать столько, сколько тебе нужно, пока погода продержится.

– Тогда мы посмотрим другие мастерские, прежде чем принять решение.

Это означало новые, более длительные путешествия. Им придется ездить в мастерские, которые расположены на некотором удалении от Лондона, дальше, чем эта мастерская, а следовательно, ей придется больше времени проводить с Ризом.

Весь день он был молчалив и задумчив. Вероятно, Джоан слишком резко говорила с ним сегодня утром, когда он спросил про ее дом. Она выпалила все, чем было полно ее сердце, дав волю своим ужасным воспоминаниям и видениям, которые не переставали мучить ее после откровения Мойры.

Риз сказал, что больше не помогает Мортимеру, и на мгновение убедил ее в этом, но разум тут же подверг сомнению его слова, хотя глубоко в душе ей отчаянно хотелось верить в то, что он говорил правду.

Джоан украдкой бросила на него взгляд: красивый, четко очерченный профиль. В его синих глазах отражались мысли, а может, это были следы ярости и досады. Риз о чем-то глубоко задумался. Вероятно, его встреча с Мортимером прошла не так, как он хотел.

Нет, дело было в другом. Она только что поняла это. Находясь рядом с ним, она впервые за два дня не находила себе места. Его близость лишала ее решимости и уверенности в своей правоте. Она вспомнила о двух мужчинах в саду. Что на самом деле она видела? Не так уж много, и ничего предосудительного. Обида, чувство, что ее предали, охватившее после разговора с Мойрой, заставили ее допустить больше, чем следовало.

Джоан вспомнила его глаза, когда утром он говорил ей, что не служит Мортимеру. Вспомнила таившуюся в них глубину и его уверенный ответ. Он произнес те слова так же отчетливо, как произносят присягу или клятву.

Ее разум, попавший в плен страха и гнева, отказывался это признать, но сердце говорило, что он не лжет. Сейчас, сидя рядом с ним, скорее чувствуя, чем понимая этого мужчину, она внимала голосу своего сердца, ибо он звучал громче обычного.

Она не расскажет о том, что видела, Джону, она никогда не увидит этих пяти фунтов.

Смирившись с этим, Джоан удивленно прислушалась к себе: никакого разочарования, только легче стало на душе. После двух дней тайной вражды так внезапно, вопреки доводам рассудка принятое решение вселило в нее уверенность и она тут же успокоилась.

Мысли Риза стали еще мрачнее. Он заметил, что она наблюдает за ним, и это вывело его из задумчивости. То, как сжались его губы, заставило ее пожалеть об этом.

– Что у тебя за дела с тем рыцарем, Джоан?

Он видел! Это она стала причиной его мрачного настроения: он ревновал.

– Я пришла слишком рано и решила пойти посмотреть, как на ристалище дерутся рыцари. Я всего лишь сделала комплимент его мастерству.

– Длинный комплимент.

– Я задала ему еще несколько вопросов. Это не то, что ты думаешь.

– Что я думаю, Джоан? Что ты была похожа на распутную женщину, заигрывающую с красивым молодым человеком?

Его слова заставили ее вспыхнуть от смущения и негодования.

– Так ты хочешь, чтобы я была распутной только с тобой? Нужно выражаться яснее.

Его взгляд стал холодным.

– Да, только со мной. Это было ясно и так, даже если мы с тобой никогда об этом не говорили.

Она решила, что сейчас лучше ему вообще не отвечать. Только он не дал ей молчать.

– О чем ты его спрашивала?

– О его лошади, его жизни – о разном.

– Я не стал бы на твоем месте хитрить, Джоан. Я научился понимать, когда ты врешь.

– Если я вру, то лишь потому, что ты слишком любопытен.

– Ты расспрашивала его о жизни и лошади. А ты спрашивала о толщине его кошелька?

– Зачем мне это?

– Потому что ты рассматривала того человека так, словно собиралась купить его.

Его проницательность ошеломила ее. О чем еще он догадывается?

– Но только это невозможно, не так ли? – продолжил он. – Даже если ты вынашиваешь какой-нибудь детский план мщения за своих родных, ты не сможешь позволить себе купить такого, как он.

Детский!

– Конечно, не смогу. Вот видишь, насколько ты глуп.

– Конечно, ты могла бы решиться заплатить ему не деньгами, а чем-то другим, но для этого тебе незачем было ждать три года. Разве что только если ты потеряла терпение.

– Мы просто шутили, вот и все. То, что я сказала сэру Жерару не твоя забота. Тебя это совершенно не касается.

Не нужно было этого говорить! От этих слов молния сверкнула в его синих глазах.

Риз заставил лошадей свернуть с дороги и остановил повозку в зарослях деревьев. Затем соскочил на землю, подошел и ссадил ее. Она пыталась сопротивляться, но он не обращал на это никакого внимания. С каменным лицом и сверкающими глазами он потащил ее к деревьям.

– Да, это меня не касается. Ты все время повторяешь мне это. Куда ты идешь, когда вернешься, что будешь делать, что в твоем сердце – все это меня не касается. – Он прижал ее к дубу, сжал в объятиях. – Но это касается меня, потому что вот это – касается.

Риз поцеловал ее крепко, яростно. Это был поцелуй требования и утверждения. Утверждения возможности распалить ее страсть, если он пожелает.

Это напугало Джоан. Нет, не страсть, не железная хватка его объятий – ее реакция. Несмотря на ее возмущение и шок, этот поцелуй мгновенно обезоружил ее. Чем больше она боролась, тем более податливым становилось ее тело. Внутренний протестующий голос постепенно ослабевал, утопая под натиском признания его правоты, идущего от самого сердца. Потаенные струны ее женской души затрепетали, расправились крылья, которые уносили ее все выше и выше. Она упивалась головокружительной высотой, где парила ее душа, влекомая порывом его ураганной страсти.

Все померкло – дурные предчувствия, планы, решения. Этот мир переставал существовать, когда он целовал ее. И так было всегда. Она не могла сопротивляться его притягательности. Ее сердце страстно стремилось забыть все дурное.

Риз прервал поцелуй, но не отпустил ее. Он прислонился к дубу и, притянув ее ближе, раздвинул коленом ее ноги, так что она обхватывала его бедрами, носки ее туфель едва касались земли. Его глаза вспыхнули, заметив, как она отреагировала на это.

– Эта часть твоей жизни определенно касается меня, Джоан. По-моему, это означает, что и все остальное тоже.

– Тебе досталась самая малая часть, Риз, и самый легкий способ предъявлять права.

Его колено продолжало прижимать ее, возбуждение усиливалось, напоминая ей, к чему это могло привести. Должно было привести.

– Это самый древний способ отношений между мужчиной и женщиной, прелестная голубка. Самый первый способ. И если бы мы оба не испытывали наслаждения, я бы не стал предъявлять права ни на твое тело, ни на твое сердце, ни на твой разум.

Риз говорил о многом, о том, что ждало их впереди, а ее сердце изнывало: с ней этого никогда не случится. Самый первый, самый древний способ сопереживания. Такой способ ей не подходит, для нее это табу.

Она должна дать ему понять, как это безнадежно, как мучительно.

– Для меня наслаждение длится лишь до определенного момента, а затем все меняется. Я с самого начала говорила тебе, что не могу дать тебе того, что ты хочешь, что в каком-то смысле я ненавижу мужчин.

Он только сильнее обхватил ее руками и посмотрел долгим, внимательным взглядом. Слишком долгим, слишком внимательным. Она ожидала совсем не такой реакции.

– Ты отдалась своему жениху, Джоан? Этот вопрос шокировал ее.

– Ты отдалась ему?

– Нет.

– Значит, когда он погиб, ты все еще была девушкой?

Он нащупал ее болевые точки. Джоан опешила от такого вмешательства в свою жизнь.

– Однако я не думаю, что и сейчас ты девственница. Я ошибаюсь?

Она стиснула зубы.

– Нет. Теперь ты удовлетворен? Теперь оставишь меня в покое?

– Я хочу знать, почему ты боишься пойти до конца? Почему думаешь, что наслаждение внезапно должно оборваться?

Джоан боролась с вихрем тягостных воспоминаний, выпущенных на волю его вопросами, но они все равно терзали ее сердце.

– С тобой что-то случилось, когда пришло войско Мортимера? После того, как мужчины твоей семьи были убиты и ты осталась без защитника? Поэтому ты хочешь заработать денег и нанять рыцаря? Ты мечтаешь отомстить не только за потерю семьи и дома?

Она не могла ответить, не могла смотреть ему в лицо. Она хотела, чтобы он перестал расспрашивать ее об этом. Джоан так сильно хотела этого, что в отчаянии подняла лицо, предлагая ему свой поцелуй, чтобы отвлечь от этих болезненных для нее расспросов.

Он принял предложенное, но не поцеловал ее в ответ, лишь мягко отстранил, словно знал, зачем она это делает.

– Джоан, тебя взяли силой?

Она почувствовала себя униженной, во рту все пересохло от отчаянного усилия скрыть свой позор. Страх, отвращение, оглушающая тоска взорвались в ней.

И злость на Риза. Ну почему он не хочет оставить ее в покое? Зачем нужно было бередить ее рану, ковырять ее до тех пор, пока ее защита не ослабла? Зачем было снова погружать ее в прошлое? Неужели лишь для того, чтобы потешить свое самолюбие, убедиться в том, что ее отказ не был отказом подчиниться ему.

С трудом удерживая глупые слезы, которые она поклялась никогда никому не показывать, Джоан резко отбросила его руки и взглянула ему в лицо с такой яростью, какой никогда еще не испытывала в своей жизни.

Он хочет знать? Ему зачем-то это нужно? Тогда, черт подери, пусть знает!

– Меня не насиловали и не принуждали, – она повернулась и уверенно направилась к повозке. – Я пошла на это по собственной воле. Я продала себя.