"Порочен, как грех" - читать интересную книгу автора (Хантер Джиллиан)

Глава 2

Полковник сэр Гейбриел Боскасл издал хриплый воинственный клич и выхватил из ножен шпагу, чтобы разогнать летучих мышей, которых он потревожил своей громкой скачкой по насыпи. Слева от него возвышался большой помещичий дом в елизаветинском стиле, и его окна со свинцовыми переплетами сияли позолоченной теплотой. Далеко справа нависал вовсе не величественный монстр – помещичий дом в георгианском стиле, и в нем не горело ни единой свечи, свет которой мог бы смягчить призрачную мрачность пристального взгляда всадника.

А на его пути у подножия травянистого холма был мост, который явно не мог выдержать тяжести полупьяного рыцаря и его крепкого испанского коня. Он напряг колени, ягодицы, спину.

– Прекрасно. В таком случае мы его возьмем с ходу. Или нет. Я не в настроении спорить. Решай сам.

Его конь перешел на легкий галоп.

Бренди, выпитое Гейбриелом в последнем трактире, начало выветриваться. Голос разума, который ему столь часто удавалось заглушить, воспрянул и напомнил ему, что он уже не бригадир тяжелой кавалерии, несущийся с горы на французскую пехоту верхом на тренированном боевом коне. Он едет прямиком в плохо содержащийся английский сельский дом. Никаких вражеских солдат впереди нет.

Андалусец упирался, отказываясь прыгнуть на шаткий мост. И запоздалому приказу Гейбриела изменить направление он тоже не подчинился. По выгнувшимся мышцам, которые напряглись под ним, всадник почувствовал, что должен приготовиться к хорошей встряске.

Жеребец остановился, мотая тяжелым хвостом. Гейбриел сжал колени и втянул воздух сквозь стиснутые зубы, сумев привычным усилием удержаться в седле. Когда головокружение прошло, он заметил, что кто-то воткнул предупреждающий знак в повозку у моста: «Осторожно, Хелбурнский мост опасен».

Как бывший кавалерийский офицер, он понимал стратегическую важность мостов. Наполеон приказал своей бригаде строителей сооружать мосты как решающую часть его военной кампании. А Гейбриел вместе со своей бригадой взорвал пару мостов, чтобы помешать атаке французов.

Под мостами прячутся тролли.

А также несущие смерть французские драгуны.

Его конь, явно лучше соображающий в данный момент, чем его хозяин, отказался переходить реку по мосту. Хотя Гейбриел не был особенно суеверен, он знал, что жизнь часто шепотом предупреждает того, кто умеет слушать. Он ведь не обязан переходить реку по мосту. Он просто выиграл это поместье в карты, так что может и проиграть его шутки ради.

Однако, обнаружив, что поместье расположено в той самой деревне, где он провел свои детские годы и претерпел юношеские унижения, он решил, что стоит хотя бы побывать там в надежде, что удастся изгнать нескольких своих демонов.

Должен быть другой способ переправиться через реку. Он может пройти вброд в своих черных военных сапогах, но ему не очень хотелось вымокнуть. Он может обогнуть этот чертов лес. В детстве он довольно часто прятался в нем, чтобы избежать хлыста своего отчима.

Но он забыл, что Хелбурн-Холл окружен болотами. Красивыми днем. Коварными ночью.

Наверное, подумал он, заостренные фронтоны и нависающие эркеры дома когда-то радовали глаз. Теперь же геометрическая резьба псевдоготики в облупившейся белой штукатурке и черных балках насмешливо мельтешили у него перед глазами. Если только… да, это уродливое сооружение может быть просто сторожкой у ворот. А сторож, конечно же, должен быть эксцентриком, который позволил стене из колючих кустарников и сорняков дорасти почти до башенки, чтобы удержать всякого, кто захочет войти. Хотя он не мог себе представить, что кто-либо посетит эти места при иных обстоятельствах, отличных от его собственных.

Он уставился вниз на воду, мчавшуюся под мостом. Пожалуй, ступать на него не стоит. Мосты играют символическую роль в поэзии и живописи, не так ли?

Они ведут в другой мир, в другую жизнь.

И в данном случае не похоже на то, что этот мир, эта жизнь окажутся лучше прежнего.

Он спешился и хлопнул коня по крупу.

– Как ты считаешь? Я доверяю твоему суждению. Стоит ли нам идти по нему?

Лошадь стояла неподвижно, как памятник. Гейбриелу ничего не оставалось, кроме как рассмеяться.

– Скачешь прямиком под пушечные выстрелы и не хочешь ступить на деревенский мост? Ну ладно. Когда ты в таком настроении, с тобой не стоит спорить. Я пройду первым. Смотри.

Осторожно, согнув колени, он ступил на доски моста. Тяжелые балки затрещали, но выдержали его тяжесть. Лошадь не пошла за ним.

– Смотри. – Он топнул ногой по искривленной толстой доске. – Прочная, как кровать шлюхи. Я…

Послышался шорох листьев, стук копыт раздался в ночи. Где-то вдали ухнула сова и улетела.

Он повернулся и посмотрел в сторону леса.

Гейбриел услышал женский голос, заглушивший шум воды. Он ждал, насторожившись, с любопытством, с надеждой.

Гейбриел не переставал удивляться себе: он мог стоять одной ногой в могиле, при этом опираясь на костыль, но все его силы возвращались к нему разом, когда перед ним появлялась женщина.

Даже его лошадь навострила уши и повернула голову, услышав шум. К несчастью, отчаянные призывы невидимой женщины к ее спутникам поторопиться не вызвали у Гейбриела надежд на приятное знакомство. Он по голосу определил, что женщина чем-то встревожена.

Что он сделал такого, какое обещание нарушил на этот раз? Похоже, ему не удалось избавиться от всего этого. Однако вряд ли за ним следили всю дорогу из Лондона или хотя бы из последнего трактира. У него не было сейчас ни любовницы, ни, насколько ему известно, кого-либо еще, чье желание свести с ним счеты было бы настолько сильным, чтобы пуститься в такой дальний путь. Он был одинок, никому ничего не должен, свободен.

Гул ружейного выстрела среди деревьев прервал его размышления.

Он оперся о перила моста. Перила угрожающе застонали.

Растрепанная молодая женщина бросилась к нему из леса:

– Сэр, умоляю вас, не нужно…

Он поднял руки.

– Опустите ружье. Вы приняли меня за другого. У меня полным-полно двоюродных братьев по всей Англии. Есть даже родные братья – неизвестно где. Мы все похожи: черные волосы, синие глаза. Какой бы урон вам ни нанесли, я могу только извиниться, но винить…

– …идти по этому мосту, – докончила она громким криком. – Не ходите по нему, болтун вы этакий. Он еле держится.

Он уставился на нее, оторопев от удивления. Ее предостережение осталось незамеченным. Господи, да ведь он действительно ее знает. Этот неукротимый каскад вьющихся волос, темные вызывающие глаза и – словно этого еще недостаточно, чтобы воспламенить в мужчине кровь и спящие впечатления юношеских желаний, – пышная грудь, которую не скрывал отвратительный плащ и которая сейчас вздымалась от тревоги за него.

И вдруг он вспомнил: это леди Элетея Кларидж, единственная дочь здешнего графа и недосягаемая дева мальчишеских фантазий Гейбриела. Воспоминания о ней превратились в эхо, на которое он научился не обращать внимания, но которое являлось в самое неподходящее время.

Элетея, вероятно, давно уже забыла его. Разве она не вышла замуж за сына деревенского лорда и не уехала в какое-нибудь соседнее поместье? Даже если Элетея и узнала Гейбриела, вряд ли она снизойдет до признания, что некогда пришла на помощь этому испорченному мальчишке из семьи Боскасл.

А вот он все помнил очень хорошо. Его губы скривились в притворной улыбке. Далекий образ их последней встречи наполнил его чувством унижения. Так бывало почти со всеми его воспоминаниями о детских годах. Его пригвоздили к позорному столбу и закидали гнилой капустой, репой и овечьим пометом.

Одна репа, засохшая и жесткая, как камень, ударила его в лоб. Кровь потекла струйкой в глаз. Нападавшие, большая часть которых считались его друзьями, виновато рассмеялись. Потом нарядная карета родителя Элетеи, третьего графа Рексема, остановилась на рыночной площади. Отец громовым голосом приказал дочери оставаться в карете – она не должна затруднять себя, и ей не следует лезть, куда не надо.

Она не послушалась, хотя и была благовоспитанной молодой леди, явно чувствующей отвращение к тому, что отчим Гейбриела приволок его в местную тюрьму, чтобы наказать за непослушание.

Он смотрел, как она осторожно пробирается между расплющенными плодами к позорному столбу. Она приподняла свою синюю юбку над лодыжками и серебряными туфельками на низких каблуках. Никогда ни до того, ни после он не видел зрелища более прекрасного. Она изящно опустилась на колени. Гейбриел услышал, как в карете ее мать, леди Рексем, ахнула от ужаса:

– Я же говорила вам, Уильям, что мою спальню посетила злая фея в тот день, когда она родилась.

– Да, да, – нетерпеливо отозвался граф; – Тысячу и один раз говорили. Но я-то что могу с этим поделать?

– Вы бестолковы, Гейбриел Боскасл? – шепотом спросила Элетея.

– В данный момент я не чувствую себя достаточно ученым. – Он вспомнил, как поднял глаза с ее красивой соблазнительной груди к ее лицу и почувствовал, что внезапно всему его телу стало больно, когда он попытался втянуть в себя воздух. Расквашенная репа и теплая кровь сползали ему на щеку. Он чувствовал себя злым и мерзким. – Вы хотите устроить мне экзамен?

– Мне просто хотелось узнать, – сказала она с неожиданной прямотой, – почему вы продолжаете делать то, что сердит вашего отчима, хотя он наказывает вас?

– Это вас не касается, верно? – возразил он с вызывающим видом. Он заметил, что шайка дураков собирает снаряды для метания – тухлые помидоры и гнилые яблоки. Если они попадут в нее, он убьет каждого из них голыми руками, как только освободится. В отчаянии он стиснул зубы. Наконец-то он встретил самую хорошенькую девушку на свете и чувствовал себя свиньей. – Вам лучше вернуться в карету, – злобно пробормотал он.

– Я вернусь. – Она окинула презрительным взглядом ухмыляющуюся толпу и не сводила с них глаз, пока все мальчишки и мужчины не попятились. Тут-то Гейбриел и подумал, что ее аристократическая красота – более мощное оружие, чем все то, что имеется в его распоряжении. – Вытереть вам лицо? – шепотом спросила она, поднимаясь.

– Нет. – В голосе его прозвучала ярость. – Уходите-ка вы отсюда. У меня болит шея, когда я смотрю на вас.

Она резко втянула в себя воздух.

– Ну так что же, вы довольно часто смотрите на меня по дороге в церковь.

– Вы так считаете? – А он-то думал, что она ничего не замечала. – Ну значит, вы ошибаетесь. Во-первых, я не хожу в церковь. Во-вторых, я восхищаюсь лошадьми вашего отца. И смотрю я на них, а не на вас. Все знают, что я люблю лошадей.

Она сжала пухлые губки. А потом, прежде чем он успел отвернуться, смахнула комок окровавленной репы с его щеки указательным пальцем, затянутым в лайковую перчатку на жемчужных пуговках.

– Моя мать думает, что вы плохо кончите, – тихо сказала она.

От ее прикосновения он передернулся. Она выглядела такой чистенькой и непорочной. От него разило капустой и пометом.

– Это еще не конец. Черт побери! Ваша мать права. И ваш отец, и ваш дед. А теперь оставьте меня в моем ничтожестве. От вас ведь никакой помощи, понимаете?

– Никакой?

Он мысленно выругался.

– От вас только еще больше неприятностей.

Она немного отошла от столбов, которые держали его. Два лакея спрыгнули с подножки кареты ее отца, как будто затем, чтобы защитить ее.

– Но ведь вы – сын виконта. Вы Боскасл. Как же вы…

– Мой отец умер, а с ним и все благополучие и гордость Боскаслов. Разве вы не знаете? Отойдите от меня.

– Я хотела только добра, – сказала она голосом уязвленным и возмущенным.

«Хотела добра».

Даже тогда он мог бы сказать ей, что доброта – не только напрасная потеря времени, но слабость, которой пользуются окружающие. Он хорошо узнал это уже в ранние годы, но время ничуть не изменило его убеждений.

– Разве я о чем-нибудь просил вас? – равнодушным тоном спросил он.

Он опустил глаза с видом полной незаинтересованности, хотя каждый мускул в его связанном теле крепко сжался и что-то в нем хотело, чтобы она осталась. Два лакея с заботливым видом вели ее обратно к карете, где сидели ее родители. Он видел в окно кареты, как ее мать поднесла к своему аристократическому носу апельсиновый ароматический шарик, как если бы Гейбриел страдал от заразной болезни, а не от жестокого отчима и плохого характера.

Он подавил порыв бесполезной ярости. Черт, черт, черт! Он ненавидел всех, особенно себя самого, потому что самая красивая девушка на свете встала на его защиту.

Вышитая туфелька леди Элетеи оскользнулась на гнилом капустном листе, и лакей поддержал девушку, чтобы она не упала, но в тот момент, когда Гейбриел ожидал, что вот сейчас она с отвращением наморщит носик, она схватила осклизлую эту кочерыжку и запустила ею в охваченную благоговейным восторгом кучку его мучителей.

Он смотрел ей вслед. Теперь его унижение дошло до точки кипения.

Что она хотела этим доказать?

Разве она не знает, что мальчикам полагается защищать девочек? И женщин? Гейбриел делал все, что мог, чтобы защитить свою мать. Но этого было недостаточно.

– Я видела, что вы смотрите на меня, Гейбриел Боскасл, – прошептала она, высвобождаясь из рук подхватившего ее лакея.

Его взгляд переместился с испачканных туфелек к ее твердому подбородку. Лучше пусть она считает его воинственным, чем слабым. Зачем она вмешивается? От этого у него только хуже на душе.

– Ну и что?

– Я видела, вот и все. И я думаю, какова бы ни была причина, ничего неприличного в этом не было.

– Хочется – вот я и смотрю! – крикнул он ей вслед. Вызов был единственным оружием, которым он располагал.

Она замедлила шаг, обернулась.

– Мальчик у позорного столба. Мне все равно, смотришь ты на меня или нет.