"Мечтательница" - читать интересную книгу автора (Лэндис Джил Мари)

18

Душный, спертый воздух. Полумрак. Селин, ничего не понимая, оглядела комнату. Она думала, что проснулась в ново-орлеанском домике с лавкой, но окружающие ее в этой комнате вещи оказались ей совершенно незнакомы. Прочная москитная сетка окружала кровать словно сероватый туман. По крыше стучал дождь.

Она внимательно посмотрела на крюк, за который была прицеплена сетка, и попыталась вспомнить, каким образом могла оказаться в этой странной, незнакомой постели. Она попробовала сесть, но поняла, что слишком слаба – сил хватило лишь на то, чтобы повернуть голову. Когда взгляд Селин упал на молодого человека, лежащего рядом с ней, сердце ее екнуло и память вернулась – все встало на свои места.

Кордеро. Он жив, и она, похоже, тоже. Он лежал на самом краю кровати, голова его покоилась на согнутой в локте руке. По его ровному дыханию Селин поняла, что он крепко спит. С трудом подняв руку, она попыталась дотронуться до него, но пальцы ее наткнулись на тонкую москитную сетку. Девушка тяжело вздохнула: их разделяло куда больше, чем просто кусок кружевной ткани.

Словно почувствовав, что Селин пришла в себя, Корд приподнял голову и увидел, что она смотрит на него своими огромными глазами, которые еще больше выделялись теперь на бледном лице.

Из груди Корда вырвался вздох облегчения, сердце радостно запело. Как много ему нужно сказать ей! Он не знал, с чего начать, но, когда наконец собрался с мыслями и смог говорить, вымолвил только одно:

– Ты жива.

– И ты тоже. – Это был не голос, а шепот. – Где я?

– В моей комнате.

Он улыбнулся, откинул москитную сетку, и взял руку Селин в свои ладони. Она закрыла глаза, вдыхая его тепло и чувствуя его удивительную силу.

– Я думала, что умираю.

– Я тоже так думал в какой-то момент.

– Ты ужасно выглядишь, – сказала она, прикасаясь к щетине на его подбородке. – Почти так же, как я себя чувствую.

Она удивлялась происшедшей в нем перемене. Лицо его осунулось, под глазами легли глубокие тени и появились новые морщинки, веки припухли, чего она не замечала даже тогда, когда он сильно напивался. Он словно боялся отвести от нее взгляд. Она не возражала, потому что его глаза излучали тепло и какой-то совершенно новый, добрый свет.

Корду мало было только дотронуться до ее руки. Он сел с ней рядом, и кровать заскрипела под его весом. Корд боролся со страстным желанием обнять ее и прижать к себе, как он не раз делал за прошедшие четверо суток. Но Корд сдержался и только откинул с ее лба прядь волос.

– Как ты нашел меня? – Ей необходимо было его прикосновение, она потянулась к нему, нашла его ладони.

– Ада, Фостер и Эдвард подняли настоящий переполох. Бобо нашел одного парня – Филипа, и он признался, что тебя похитили.

– Колдун…

– Он исчез. Они с Ганни сбежали куда-то в глубь острова. Они не могут прятаться вечно, но ты, уверяю тебя, должна чувствовать себя в полной безопасности.

– Ганни прибежала ко мне с твоим сюртуком. Он был весь пропитан кровью. Я никогда не пошла бы с ней, но подумала…

– Они как раз и рассчитывали на то, что ты поверишь, будто… со мной что-то случилось.

– Что ты умираешь.

Корд отвернулся. Она увидела, как он тяжело вздохнул и сжал челюсти, его темные брови хмуро сошлись на переносице. Он боролся не только со словами, он боролся с собой. Сердце ее бешено забилось.

– Корд? – Она принялась трясти его руки, от всей души желая заставить его говорить.

Он тяжело сглотнул, болезненно ощущая, как слабы ее пальцы, но зная, насколько сильна ее воля. Она ждала, что он скажет хоть что-нибудь… что угодно. У него было четыре долгих дня и четыре не менее длинных ночи, чтобы подумать о том, что он скажет ей, если ему предоставится еще один шанс. И вот теперь, когда такая возможность появилась, слова не шли у него с языка.

– Здесь очень душно, – наконец проговорил он, отпустил ее ладони и встал.

Он заметил разочарование в ее глазах и все-таки не мог заговорить. Он не дрогнул перед лицом страха, но, оказывается, по-прежнему трусил сейчас, когда пришло время облечь чувства в слова. Запустив пальцы в пышную шевелюру, он отошел к окну. В комнате царил полумрак, воздух был душным. Корд отдернул шторы и распахнул дверь на веранду. В комнату ворвался влажный туман. Он смотрел на дождь, хрустальными нитями падающий с крыши, до тех пор, пока снова не взял себя в руки.

На комоде рядом с кроватью стоял кувшин прохладной воды. Он наполнил стакан и подал его жене. Ее руки дрожали настолько, что он сел с ней рядом и поднес стакан к ее губам.

– Хочешь есть? – спросил Корд, наблюдая, как Селин маленькими глотками пьет воду. Глаза ее казались просто огромными.

Напившись, она кивнула:

– Немного.

– Я скажу Фостеру, чтобы он прислал чего-нибудь. Он или сторожит прямо под дверью, или присматривает за Эдвардом.

– С Эдвардом не случилось ничего страшного, правда?

– Он не может прийти в себя с момента твоего исчезновения. Ада все свое время посвящает обучению новой поварихи да еще плачет на плече Говарда Уэллса. Нам приносили и уносили целую вереницу подносов, а разного рода чтиво подобрано и разложено по стопкам, чтобы тебе было что читать, пока ты поправляешься.

– Не похоже, что ты много ел.

Корд промолчал. Вместо ответа он распахнул дверь, ожидая обнаружить за ней Фостера. Длинный коридор оказался пуст, хотя обычно у входа в хозяйские покои топталось несколько человек из домашней челяди, чтобы узнать о состоянии Селин.

Корд трижды дернул за шнурок звонка и, задумчиво почесав щетину на подбородке, вернулся к кровати. Селин лежала с закрытыми глазами, ее грудь тихо вздымалась и опускалась под тонкой простыней. Корд знал, что сон сейчас пойдет ей на пользу больше, чем все остальное. Радость, которую он испытал, когда Селин пришла в себя, принесла ему огромное облегчение, но одновременно лишила последних сил. Больше всего на свете ему хотелось лечь рядом с женой и впервые за последние несколько дней забыться по-настоящему глубоким сном. Однако вместо этого он осторожно расправил края москитной сетки, уселся в кресло возле кровати, вытянул ноги и закрыл глаза.

Корд не знал, проспал он несколько минут или час, но когда очнулся, то увидел, что рядом стоит Фостер, а дождь наконец прекратился.

– Она… уже… Она… – Фостер смотрел на Селин.

– Она пришла в себя несколько минут назад. Может, ты попросишь тетю приготовить немного супа? Ничего тяжелого и ничего слишком острого.

– Попробую.

Корд ожидал, что Фостер бросится вон из комнаты, но слуга топтался у кровати Селин, взволнованно вертя пуговицу своего жилета.

– Она будет в порядке, Фостер, – постарался подбодрить слугу Корд, но только теперь обратил внимание, что его взгляд мечется по комнате словно испуганный воробей и не может ни на чем остановиться.

– Что-нибудь не так? – спросил Корд. Фостер открыл было рот, но снова закрыл его. Старательно расправил манжеты – сначала одну, потом вторую. Посмотрел на ноги и встал так, чтобы носки ботинок образовали одну линию. Откашлялся.

– Селин может с голоду умереть, дожидаясь супа, – сказал Корд. Фостер стоял белый как полотно. – Что, черт возьми, происходит?

– Я не знаю, как вам об этом сказать, сэр, но… – Сумасшедший взгляд Фостера устремился на распахнутую дверь.

Корд проследил за его взглядом. У него перехватило дыхание, когда в дверном проеме он увидел своего отца. На мгновение ему почудилось, что он обрел способность тети Ады встречаться с привидениями, но, когда Огюст Моро вошел в комнату, Корд понял, что это не призрак, а человек, которого он вот уже пятнадцать лет считал погибшим. Человек, который не пожелал, чтобы сын жил рядом с ним.

Кордеро вскочил:

– Убирайся!

В этот крик он вложил всю свою ярость. Корд узнал бы отца где угодно. Несколько серебристо-седых прядей в пышных, черных как смоль волосах, несколько морщинок вокруг губ и глаз – в остальном тот совершенно не изменился. По-прежнему высокий и стройный, одетый в безупречный костюм, даже кожаная повязка на глазу не портила его внешности, а только придавала некий драматизм его облику.

– Я не уйду до тех пор, пока не скажу тебе то, что должен сказать.

Огюст посмотрел на кровать. Корд заметил, как смягчилось выражение отцовского лица, когда тот подошел к постели Селин. Молодого человека ждало еще одно потрясение: онемев, он наблюдал, как его жена улыбается Огюсту, а тот берет руку Селин и целует ее.

– Я так рад, что вы поправляетесь.

– Спасибо, – тихо ответила Селин.

– Отойди от моей жены! Убирайся! – взорвался Корд.

– Корд… – прошептала Селин.

Она пыталась что-то сказать ему, но он не желал слушать. Достаточно того, что отец оказался жив, а теперь выяснилось еще, что его жена с ним знакома!

– Мне не о чем с тобой разговаривать. До того момента, как ты вошел в эту комнату, ты был мертв для меня. И я предпочел бы, чтобы все так и оставалось.

– Я понимаю твои чувства. Мне тоже было нелегко прийти сюда сегодня, но беспокойство о твоей прелестной жене и необходимость сказать тебе то, что должно было быть сказано много лет назад, все-таки привели меня сюда.

– Ты думаешь, меня волнует, насколько тебе это тяжело? Я не желаю ничего слушать…

– Корд, пожалуйста, выслушай его. – За их громкой перепалкой голос Селин звучал едва слышно.

– Джентльмены, – вмешался Фостер, – могу я попросить вас покинуть эту комнату? Это не для мисс Селин.

– Я буду ждать тебя внизу, Кордеро. Огюст поклонился Селин, кивнул сыну и покинул комнату. За ним следом поспешил Фостер.

Беспокойство о Селин на некоторое время заслонило гнев Корда. Белая, как обшитая кружевами наволочка подушки, на которой покоилась ее голова, Селин снова закрыла глаза. Когда же он приблизился к кровати, она медленно подняла веки и посмотрела на мужа.

– Как давно ты с ним знакома? – потребовал он ответа.

– Как давно я болею?

– Четыре дня.

– Я встретила его в тот день, когда меня похитили. Он подошел ко мне в саду.

– Я считал, мы договорились, что больше не будет никаких секретов…

– Я пыталась убедить его сразу пойти и поговорить с тобой. Он отказался, и тогда я сказала, что сама все тебе расскажу. Он упросил меня подождать три дня. Корд, я дала ему слово, но, клянусь, я бы все тебе рассказала.

– Мы никогда теперь этого не узнаем, правда?

Он видел, что силы покинули ее. Она с таким трудом одержала победу в продолжительной битве со смертью. Лучше бы ему не ругаться с ней сейчас, не рисковать снова ее жизнью.

– Фостер приготовит тебе что-нибудь поесть. Потерпи немного. – Он придвинул свое кресло к кровати, надеясь, что тетушка не будет проводить никаких экспериментов с бульоном.

– Иди и поговори с отцом, Кордеро. Он ждет тебя. Со мной может посидеть Ада. Я бы с удовольствием умылась и расчесала волосы, и она может мне помочь.

Он не двинулся с места.

– Пожалуйста! Иди к нему. По крайней мере выслушай его.

– С какой стати я должен это делать?

– Потому что сердце твое не излечится, пока ты не излечишься сам.

Он долго пристально смотрел на Селин, словно оценивая правоту ее слов. Все четыре дня, пока она металась в лихорадке, Корд сражался с собственными демонами. Он надеялся, что боль и гнев остались позади, но, когда настал момент, не смог найти слов, чтобы рассказать ей, как решился признаться себе, что полюбил ее. Появление отца и его собственная реакция на это событие только доказали, что сердце его по-прежнему кровоточило от старой раны.

«Сердце твое не излечится, пока ты не излечишься сам».

– Иди, Корд, – подтолкнула его Селин. – Выслушай его.


Он сделал это ради нее.

Корд оставил Селин на попечении Ады, хотя его тетушку, похоже, настолько потрясло появление Огюста, что трудно было сказать, кто о ком сейчас будет заботиться.

Отец ждал его в гостиной, сидя на кушетке, обтянутой золотистой парчой, несколько поблекшей и обтрепавшейся за прошедшие годы. Когда Корд присоединился к Огюсту, тот задумчиво сжимал в руке хрустальный стакан с бренди. Фостер стоял рядом с чайным столиком, на котором было тесно от графинов. Слуга щедро плеснул крепкий напиток в бокал и протянул его Корду.

– Мне ничего не нужно, Фостер, спасибо. Ты можешь идти.

Сколько обещаний дал Корд себе и Богу в ту ночь, когда едва не потерял Селин! Сейчас было не время отступать от них. Среди прочего он поклялся бросить пить – и это была не самая большая жертва с его стороны. В конце концов, он никогда не ощущал острой потребности в спиртном.

Он медленно подошел к портрету матери, висящему над камином, и замер под ним. Написанная маслом картина навсегда запечатлела облик Элис – одномерная память о трепетно-прекрасной женщине. Когда Корд наконец набрался смелости и посмотрел в лицо отцу, он понял, что Огюст тоже не может оторвать глаза от портрета.

– Она была очень красивой женщиной, – вымолвил Огюст.

Корд промолчал. «Отец хотел этой встречи – пусть он и говорит», – решил молодой человек.

Огюст сделал еще один глоток.

– Такой же красивой, как твоя жена. Только она была светленькой, а Селин – темноволосая. Кстати, как она?

– Отдыхает. Тебя это не должно беспокоить.

– Я здесь благодаря ей. Когда мы встретились, она умоляла меня увидеться с тобой, нарушить обет молчания.

– Она может быть жуткой занудой. – Корд чуть-чуть улыбнулся, вспомнив свои старые упреки, радуясь, что по-прежнему есть кому адресовать их. Но разговор был слишком серьезным, и он улыбнулся одними губами.

– Как твой дедушка? – спросил Огюст.

– Был совсем без сердца, когда я видел его в последний раз.

– Много лет назад, когда я был ребенком, оно у него было. Думаю, это я разбил его, живя совсем не так, как он ожидал.

– Из-за этого пришлось страдать мне. – Корд прислонился плечом к камину.

– Именно это сказала мне Селин. Кордеро, если бы я только мог предположить, что свою ненависть ко мне он перенес на тебя, я никогда не отправил бы тебя в Луизиану.

– Он старался сделать все возможное, чтобы я не стал таким, как ты, – никудышный человек, неудачник и… пьяница. Он говорил, что стыдится тебя – человека, которого только и хватило на то, чтобы жить на жалком клочке никчемной земли, которая досталась тебе в качестве приданого за женой.

Корду казалось, что он снова слышит голос деда, ругающего Огюста на чем свет стоит, – вечно одна и та же песня.

– Пока он жив, он ни за что не передал бы мне управление семейными плантациями. Я понимал, что, если хочу выжить, должен бежать. И вот наконец я оказался здесь, на Сан-Стефене, и влюбился в твою мать, – проговорил Огюст.

– И убил ее своим пьянством.

– Поверь мне, после того несчастного случая я ненавидел себя не меньше, чем ты.

Корд подошел к кушетке и замер, глядя на отца сверху вниз. Кулаки его сжались, горло напряглось – он пытался высказать то, о чем думал. Наконец Корд глубоко вздохнул и все, что накопилось в его сердце и уме за прошедшие годы, вырвалось наружу. Слова полились – быстрые и гневные. Корду казалось, что душа его вот-вот разлетится на тысячу мелких осколков, но он уже не мог остановиться.

– Тогда я еще не ненавидел тебя. Ты был мне нужен. Я недавно потерял мать, черт тебя возьми, и нуждался в отце – неважно, что ты был пьяницей. Для меня не играло роли, каким ты был. Ты был мне нужен. А ты отослал меня прочь! Ты отправил меня к бессердечному изуверу, которому ничего не стоило пороть меня кнутом за малейшую провинность. Он старался унизить меня, заставляя мальчишку-раба выполнять мои задания…

– Кордеро, я не мог знать…

– Но ты и не пытался узнать! Ты посадил меня на корабль и ни разу не обернулся, уходя.

– Я никогда не забывал тебя. Ни на минуту. – Огюст протянул к Корду обе руки, словно умоляя сына понять его. – Когда я потерял твою маму, я сам хотел умереть. Я пытался убить себя…

– Может, тебе следовало пытаться получше?

– Я дождался твоего отъезда и покинул остров на маленькой лодочке, которую вы с мамой так любили. Я не взял с собой ни пищи, ни воды. Оказавшись в открытом море, я разорвал парус в клочья. Я готов был умереть, и так почти и случилось, но по насмешке судьбы меня спас один старый пират. Я сменил имя и стал называться Роджером Рейнольдсом, капером. С тех пор Огюст Моро перестал существовать. День за днем я рисковал своей жизнью. Во время войны работал на обе стороны. Я не сомневался, что однажды смерть сжалится надо мной и я взлечу на воздух вместе с моим кораблем, но я и тут выжил.

– Я – твой сын, но даже мне ты позволил считать, что тебя нет в живых, – холодно глядя на отца, уколол его Корд. Ребенком он выплакал столько слез, что теперь уже не смог бы пролить ни одной слезинки.

– Я хотел, чтобы ты унаследовал мою часть плантаций Моро. Вместе с доходом от недвижимости, принадлежавшей твоей матери здесь, на острове, это превратило бы тебя в богатого человека.

Корд засмеялся:

– Слишком высока была цена. Боюсь, я оправдал самые худшие ожидания деда. Совсем как ты, я отказался от наследства Моро.

– Значит, сын моего брата, Александр, унаследует все?

– Алекс мертв.

– Мертв? Он был немногим старше тебя! – Огюст не мог скрыть своего потрясения.

– Алекс умер за меня. Вместо меня. – Корд отвернулся, чтобы отец не заметил боли в его глазах. – Я изо всех сил старался поддержать твою репутацию. Однажды вечером я напился так, что не смог явиться на дуэль, хотя принял вызов. Алекс отправился на нее вместо меня. Он стал мне настоящим братом. И умер за меня.

– Я хотел сделать так, чтобы тебе было лучше…

– Но ты не хотел, чтобы я был рядом! – Голос Корда сорвался.

В комнате воцарилась полная тишина, слышно было только, как снаружи льет дождь да шумит ветер, пробираясь сквозь пальмовые кроны. Корд стоял спиной к отцу и не отрываясь смотрел в окно, мечтая, чтобы все поскорее кончилось и он мог вернуться к Селин. Но двинуться с места не мог.

– Кордеро.

В голосе Огюста не было слышно ни приказа, ни требования, и все-таки Корд ощутил необходимость обернуться и посмотреть на отца.

То, что он увидел, не могло повториться больше никогда в жизни: Огюст стоял перед ним, призывая к себе, раскрыв объятия, готовый заключить в них сына, как делал это много лет назад.

Через всю комнату Корд посмотрел на отца. Он не хотел прощать. Не хотел поддаваться острому желанию оказаться в объятиях отца. И все-таки чувство, куда более сильное, чем ненависть, заставило его сделать первый шаг. Нечто большее, чем воспоминание о несправедливостях, которые он претерпел по воле отвратительного старика, заставило сделать второй. Нечто, чему он научился у Селин, повело его через гостиную навстречу отцу.

Огюст прошел свою половину пути, и сын оказался в его объятиях. Корд замер, сжав Руки в кулаки и опустив их вдоль тела, сразу изменившийся и не очень понимающий, действительно ли это происходит с ним. Огюст крепко прижал его к себе.

Корд медленно развел руки, поднял их и обнял отца.