"Пат Бут. Малибу (fb2)" - читать интересную книгу автора (Бут Пат)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Пэт Паркер медленно брела по песчаным дюнам. Ее «Никон», свешиваясь с руки, порой касался песка. Она только что пообедала в мексиканском ресторанчике и была в прекрасном настроении. Сейчас ей все казалось таким милым и восхитительным. Она со всем ощущала гармонию. Солнце, горы, море, песок — все ее радовало и умиротворяло. Она шла по берегу. Теплый, но не горячий песок приятно обволакивал ее ноги. Легкий морской бриз приносил соленый аромат моря. Кузнечики и цикады продолжали свою нескончаемую хвалу окружающему ее великолепию. Похоже, что здесь она наконец смогла если уж не найти себя, то уже была очень близка к конечной цели своего поиска. Жизнь неожиданно получила смысл. Все ее сомнения растаяли на солнце и смылись лазурным океаном в прошлое. На гребешке дюны Пэт немного, постояла, разглядывая Брод-Бич внизу. Он шел до самой Зумы и сейчас береговая полоса была полна загорелыми людьми. Это был просто сироп из обветренных лиц, из грудей, тонких и толстых ног. И все это мелькало и двигалось, словно в жаркий полдень в районе Центрального парка в Нью-Йорке. Пэт улыбнулась, когда вспомнила тот недавний ланч и как неожиданно все хорошо закончилось. Нет худа без добра — вот уж действительно пословица на все времена! Ее стычка с Алабамой не только не испортила их едва зародившуюся дружбу, но, напротив, углубила их отношения. Правда, при этом каждый дал понять другому, что с ним надо считаться. Алабама хотел ее подмять, а она ему не позволила это сделать. И успела заметить, как он зауважал ее еще больше и стал восхищаться не только ее художественным даром, но и ее сильным и независимым характером. Даже Латхама она сильно заинтриговала. И это было все как-то необычно, ведь теперь она была его служащей… Сам король прессы помогал Пэт найти работу! Но она не расслаблялась. Здесь, на песчаных пляжах Малибу, бродили живые сюжеты, которые могли бы стать ее визитной карточкой в издаваемом Латхамом и Гиннес журнале. И пора уже была браться за работу.

Пэт осмотрелась вокруг. Любители серфинга носились по волнам. Их длинноногие и большегрудые подружки на берегу сходили с ума от музыки, льющейся из наушников «уокменов». Их едва прикрытые части тела впитывали солнечные лучи, словно солнечные батареи, копя их про запас, чтобы темными ночами отдать в обмен свое тепло и энергию на нечто очень приятное. В волнах мелькнул виндсерфингист. Звуки прибоя, хлопки паруса, глухие удары теннисных ракеток, перемежающиеся с возгласами игроков — вот и все, что нарушало тишину побережья. Все было как всегда, и, как обычно в таких случаях, главная трудность заключалась в том, чтобы найти достойный объект съемок. В который раз Пэт тайно призналась себе, что фотографировать в аду было бы несравненно проще и легче, чем в благопристойном раю…

Тут она увидела его. Он стоял на вершине другой дюны, слегка отставив ногу и откинув голову навстречу ветру. Викинг, да и только, подумала Пэт оглядывая его стройную, залитую солнечным светом мускулистую фигуру. На нем были просторные джинсы, рубашка из грубой материи, под ней ослепительно белая майка подчеркивала мощную шею. Он застыл в странной позе, обратив свой взор куда-то в небеса. Все в нем было как-то необычно. Он был напряжен, готов к действию, казалось, только ждал команды что-то сделать, куда-то помчаться. Пэт выхватила свой «Никон», словно ковбой кольт, быстро прикинула расстояние, освещенность и поймала его в видоискатель. Пэт смотрела на него, словно охотник на дичь. Она затаила дыхание, ее палец плавно лег на затвор. Она продолжала неотрывно смотреть на это чудо. Он был орел, нет, лев. Он был героем из античных времен, ставшим на ее пути. Его широкие плечи венчались гордо посаженной головой, в которой должна была гнездиться железная воля. Мощная грудь скрывала в глубине сердце, которое еще не познало радости любви и было холодным как лед. Пэт смотрела на этот классический образчик мужской породы, и чем дальше она смотрела, тем труднее ей было оторваться. Их разделяло метров сорок, несмотря на это Пэт показалось, что она ощущает его аромат, запах мужчины. Ее палец снова напрягся и лег на затвор фотоаппарата. И в этот момент он шевельнулся. Его голова резко повернулась, и он уставился прямо в объектив. Пэт показалось, что его глаза видят ее насквозь, прямо через линзы объектива разглядывают всю ее подноготную. Палец ее замер, не в силах нажать на спуск. Она смотрела через камеру на него и вздрогнула, когда его зрачки встретились с ее. Пэт была готова сделать этот волнующий снимок. Видоискатель все еще удерживал его в кадре, но Пэт уже ничего не могла с собой поделать. Она просто не могла двинуть ни рукой, ни ногой. В голове ее пронеслась вереница самых разнообразных мыслей — желание, смущение, восхищение и стыд. Да, именно стыд, она боялась, что он все это легко прочтет в ее глазах. В Африке бытует поверье, что фотограф, делая снимок, крадет вашу душу. И сейчас она читала в его глазах этот упрек. Пэт не выдержала и опустила камеру. Потупила глаза и медленно, словно вопреки своей воле, пошла по песку к нему. Он стоял без движения, лишь внимательно ее разглядывая. Пэт никогда серьезно не злоупотребляла своей красотой. Сейчас она впервые поблагодарила Всевышнего, что он дал ей этот дар. Ее привлекательность станет ее защитой. И возможно, ее красота станет тем самым «сезамом», что откроет волшебную пещеру здесь, в Малибу. Пэт подошла поближе, застенчиво улыбаясь, и попыталась изобразить нечто вроде приветственного жеста, нелепо взмахнув руками.

— Прощу прощения. Мне следовало сначала попросить у вас разрешения. Я поступила бестактно, — проговорила через силу Пэт.

Он не улыбнулся. Он ничего ей не ответил. Он смотрел на нее свысока, надменный, холодный, абсолютно безразличный к ее извинениям. Она была уже рядом с ним и внезапно ощутила всю его агрессивную ауру, всю его неимоверную гордость. Да так отчетливо, что даже поежилась.

— Вы разрешите сделать вашу фотографию, сэр? — спросила, пытаясь улыбнуться, Пэт.

— Нет.

— Но почему?

— Я вам ничего не собираюсь объяснять, — бросил незнакомец.

Его голова снова откинулась назад, словно в хорошо отрепетированной роли. Казалось, он говорит с ней с другой планеты. Сердце Пэт заколотилось — она никак не ожидала такой реакции. Она почувствовала спазмы в желудке, в горле вдруг пересохло, как в пустыне. И куда делся ее гнев, который не раз выручал ее в подобных неприятных ситуациях? Она просто стояла перед незнакомцем и трепетала.

— Вы что же, не хотите сделать себе подарок — фотографию? — спросила робко Пэт. Трудно было определить, что это — то ли вопрос, то ли констатация. Он перевел взгляд на отдаленные дома с таким видом, словно она сказала глупость, на которую и отвечать не следует. — А почему, как вы думаете, все они живут вон там? Я имею в виду актеров, — неожиданно произнес незнакомец.

— Да потому, что это самый дорогой пляж в мире, и это Малибу. А почему они живут в Малибу? Возможно, потому, что здесь им спокойно. Впрочем, я не знаю. А вы, часом, не актер?

Он отмел рукой вопрос Пэт, словно говоря: не досаждай мне всякая козявка. Я здесь центр вселенной и прошу это запомнить.

— Думаю, что это что-то вроде реванша.

— А, реванш типа «я тоже буду жить отлично»…

— Угу. В этом роде.

Незнакомец повернулся к ней, и она всмотрелась в его лицо. И вдруг произошла разительная перемена. Все его тело буквально стало извергать ласку и заботу, участие и доверительность. На лице промелькнула такая нежная улыбка, что Пэт, позабыв все на свете, пожалела, что не может ее догнать, что у нее нет крыльев…

— Вы знаете, все эти знаменитости, в свое время никто в них не верил до тех пор, пока уже не становилось поздно. Не в успех, нет, а в них самих.

— А в вас верят? — Пэт отбросила местоимение «они», заменив на более желанное «вас».

— В меня верят.

— И вам этого мало?

— Сейчас вполне хватает, — засмеялся незнакомец.

— И все же, можно вас сфотографировать?

— Можно, но в обмен на вашу карточку. Незнакомец засмеялся, уверенный, что она никогда не согласится на такую сделку. Ему показалось, что он уже достаточно узнал ее.

— Я фотограф. А никто не снимает фотографов. Теперь вы все понимаете, — пожаловалась ему Пэт.

Вдруг она передумала. Не нужна ей его фотография. В мире есть вещи и поважнее.

— Вы здешний? — спросила она, переменив тему.

— Вряд ли здесь можно найти аборигенов. Я лично приехал из Нью-Йорка. Я актер и только что окончил школу Джуллиарда. Меня зовут Тони Валентино — И он протянул ей руку.

Пэт пожала ее. Его сильная ладонь полностью накрыла ее ладошку, крепко пожав, затем также решительно отпустила. В его движении не было никакого намека ни на флирт, ни на заигрывание и тому подобное. Но Пэт вспомнила свои первые ощущения, как в предчувствии чего-то у нее побежали по коже мурашки при одном взгляде на этого Тони Валентино.

— И я из Нью-Йорка. Как жаль, что мы там не успели стать друзьями! — пошутила Пэт.

— Ну, это понятно, там народу много, — совершенно серьезно отвечал Тони, и Пэт вдруг с ужасом поняла, что у него, должно быть, плохо с чувством юмора. Не то чтобы она обожала веселых людей, но как-то принято в мире, что без смеха и юмора обойтись трудно. Черт! Ладно, не будем обострять, подумала она.

— А не пройтись ли нам по берегу? Беглецы из Нью-Йорка должны держаться друг за дружку в Стране Чудес. Так мы сможем выжить.

— Абсолютно верно! — подтвердил Тони.

— Вы хотите осмотреть город Зума и познакомиться с образом жизни его обитателей, или вы предпочитае пройтись с незнакомкой по пляжу?

— Если я сейчас говорю с вами, то это означает, мне нет дела ни до кого в этой Зуме.

Пэт наклонила голову набок и наморщила лоб в знак того, что не совсем поняла его слова. Они звучали странно двусмысленно. То ли это форма комплимента, то ли свидетелъство его необычной сосредоточенности и нежелания разбрасываться по пустякам.

— Когда я разговариваю с кем-то, то весь мир для меня не существует! — пояснил Тони.

— А я предлагаю пойти в Зуму. Музыка, люди, праздник. Моя мама всегда мечтала побывать здесь, — поморщилась от подступивших воспоминаний Пэт.

Она взглянула на Тони и в изумлении остановилась. Он просто разваливался на глазах, исчезал. Его квадратные сильные плечи безвольно опустились, голова опустилась на грудь, а все его точеные черты лица были теперь искажены неожиданной грустью или печалью.

— Что случилось? — испуганно спросила Пэт, вся в тревоге от такой неожиданной перемены.

— Моя мама умерла в прошлую пятницу, — сказал Тони дрожащим голосом.

Его лицо было опущено вниз, пелена застлала прекрасные глаза. Чувственные губы дрожали. Пэт почувствовала острую жалость и дотронулась до него, успокаивая, словно малое дитя.

— Мне очень жаль, — произнесла она мягко.

И ей действительно было жаль его. Незнакомец покорил ее в первый раз своей красотой. Во второй раз он покорил ее своей скорбью. Она была совершенно не права, поверив своему первому впечатлению. Он вовсе не бесчувственный, холодный чурбан. У него было нежное сердце!

Тони взглянул на нее. Он ничего не скрывал и не стыдился проявления своей слабости перед этой девушкой. Тони перевел дыхание и признался ей:

— Я никогда не смогу привыкнуть, что моей мамы нет рядом! Никогда я не привыкну!

— Успокойся. Время лечит раны. — Пэт произносила фразу, которую в таких случаях говорят люди на всех языках мира.

Она заключила Тони в свои объятия, поглаживая его по волосам и успокаивала, неожиданно осознав, что он не противится ее ласкам.

— Надеюсь, — произнес Тони тоном, в котором Пэт распознала, что он понял ее сострадание и отдал должное ее попыткам придать в общем-то банальным словам то теплое и так нужное ему участие.

— И самое главное — это то, что я всегда был слишком занят делами, чтобы просто сказать маме, как я ее люблю.

«Мне кажется, что она это и так знала». — Пэт никогда еще не видела человека, столь выразительного в своих эмоциях, как этот молодой красавец. Она провела пальцами по его руке, почувствовала теплоту его кожа Взглянула в глаза и увидела ответный блеск. Его ощущения сейчас были еще далеки от комфорта или удовольствия. Он вдруг понял, что перед ним стоит человек, которого он, возможно, искал всю жизнь.

— Спасибо, — тихо произнес Тони.

Едва он произнес эти простые слова, Пэт совершенно ясно поняла, что сейчас произошло. Она влюбилась!

Пэт Паркер сидела в одиночестве в переполненном людьми ресторане. Она вновь посмотрела на часы. Было уже половина восьмого. Тони опаздывал на полчаса. Пэт налила себе минеральной воды. Но из-за жары лед уже растопился, газ из воды успел выйти. Все было теплым и безвкусным. Она посмотрела в зал, где веселилась молодежь. Она смотрела на их загорелые тела в преимущественно светлых одеждах. Все они имели какое-то отношение к кино и весело проводили время. Пели, смеялись и танцевали. Пэт же сидела в одиночестве. Она посмотрела в окно на вереницу джипов, «корветов», «феррари», «ягуаров». На толпы людей, спешащих мимо. Среди них не было Тони Валентино. Пэт тяжко вздохнула. Ну когда же она научится разбираться в жизни и не попадаться на удочку так глупо! Все это было давным-давно описано в книжках. Красавец на океанском пляже! В Малибу! Стремительное знакомство и мгновенное проникновение в духовный мир друг друга. А эти роскошные эмоции? Он даже не скрывал, что актер. А потом они долго шли вдвоем, взявшись за руки, по песчаному пляжу. В маленьком ресторанчике, куда они зашли выпить немного кока-колы, он успел рассказать всю свою жизнь. Она его слушала, но больше смотрела на его необычное лицо, на его уверенные жесты. Он был так искренен и реален. Не было ни капельки фальши ни в том, что он говорил, ни в том, что он делал. Тогда, на пляже, Пэт ни секунды ни колеблясь, полностью поверила ему и в него. Но сейчас она уже не была так уверена. Вдали от его влияния стали появляться сомнения. А часы прямо указывали, что уже полчаса, как он должен быть с ней. Даже можно было сказать по-другому: уже полчаса она живет без Тони Валентино.

Пэт схватила за рукав пробегавшего мимо официанта и попросила принести чего-нибудь перекусить.

— Принесите мне что-нибудь. Боюсь, что мне придется поужинать в одиночестве.

— Ни в коем случае, — услышала она голос Тони. Он возвышался над столом словно утес. Он выделялся своей темной кожаной курткой среди этой толпы людей в светлых одеждах. Под курткой у него была майка снежной белизны, оттенявшая загар. Джинсы обтягивал кожаный кавалерийский ремень. Ковбойские ботинки дополняли его наряд. Тони снял гофрированный шлем с головы и положил на стол. Указывая пальцем на ресторанное окошко, он показал Пэт свой транспорт — красно-белый велосипед «Кавасаки». Тони буквально светился радостью, что он встретил Пэт, и все было как тогда на пляже, во время их первой встречи. Правда, сейчас черты лица Тони были едва различимы, словно его окутывал какой-то волшебный туман.

— Привет, — сказала Пэт абсолютно нейтральным голосом, в ожидании извинений и оправданий. Но не смогла выдержать тон и полностью позабыла о своей обиде, что он целых полчаса где-то бродил, бросив ее одну. Он появился, и снова все стало прекрасным. А глядя на его велосипедное снаряжение, Пэт поняла, что именно таким способом он поддерживает форму. А тело его… Она поняла, что не сможет устоять перед его натиском… Да, он намеревался взяться за нее всерьёз и вовсе не шутил. И об этом говорила вся его напряженная, ждущая фигура, флюиды, которые исходили от него.

— Извини, я задержался, — только и произнес Тони. Не было ни намека на оправдания.

Тони плюхнулся в кресло напротив нее и устроился там поудобнее. Едва он сел, как она смогла четко различить его черты. Это тоже был его фокус — когда он хотел, все могли увидеть его глаза, его лицо… Сейчас Тони вовсе не выглядел подавленным или озабоченным. Напротив, он выглядел отменно.

— Приходить точно в назначенное время для тебя так трудно? Это называется непунктуальность. А для актера это…

— Нет, для меня это не представляет никакой проблемы, — улыбнулся Тони при виде раздраженной Пэт.

Его глаза вновь проникали внутрь девушки. «Для меня» было сказано почти с вызовом. Пэт почувствовала, как начинает злиться. Ее разум говорил ей, что надо успокоиться и не глупить. Она еще не достаточно хоршо знала этого парня, чтобы вот так просто с ним ссориться. Если все, что она хотела от него, было затеять ссору, она уже могла получить это прямо сейчас и потом убежать из ресторана. Так они, между прочим, и начали свое знакомство — с препирательства. А теперь это грозило повторением. Но она не могла вынести спокойно его самодовольство. Трудно было бы найти еще кого-либо столь же самоуверенного и красивого одновременно. Она им восхищалась, но ей этого было мало. Она еще хотела и руководить им.

— Ладно, для тебя это не проблема. Зато для меня проблема. Я целых полчаса проторчала здесь в полном одиночестве. Ты по крайней мере мог бы объяснить, почему опоздал. А так это похоже на очень плохие манеры.

— Тебе было бы легче, если бы я соврал? — проникновенно сказал Тони, улыбаясь своей знаменитой улыбкой неотразимого киногероя. — Ложь нужна мелким людям слабым и трусливым, людям завистливым и мелочным. Его глаза буквально впились в Пэт. Он ждал ее ответа. Он хотел услышать, что она думает. Он нападал, она защищалась. И тем не менее был ли он прав?

А сделает ли ложь ее счастливой? Да, возможно. Но она не могла принять его объяснения в виде лжи. И не могла отвергнуть ее. Если она отринет его ложь, то просто принесет ему победу на блюдечке. В попытках найти выход, Пэт промолчала и уткнулась в меню. Она читала его разозленная и в то же время озадаченная. Никогда раньше ей не приходилось ощущать столь сильные эмоции.

— Я хочу заказать лосося, тунца и желтохвостку и калифорнийский рулет с огурцом. А что хочешь ты? — переменила тему Пэт.

— А я еще не знаю. Я никогда не пробовал «суши». Ты знаешь, что это такое?

Пэт снова улыбнулась. Тони сделал новый разворот на сто восемьдесят градусов. Полная беспомощность и незащищенность проступили под обликом любопытного, алчного до жизненных удовольствий мужчины. Потом Пэт поняла, что все это наносное, видимое. В действительности его поведение предопределялось его характером. А главными чертами его характера были честность и бесстрашие. Он опоздал, у него нет оправдания. Он за это извинился. Но ему нисколько не стыдно, поскольку он нигде и ни в чем не лжет. Он никогда не пробовал раньше «суши» и не знает, что это такое. И он нисколько не испугался, что это обстоятельство может уронить его авторитет. Ведь он мог преспокойно выбрать любой другой ресторан в Зуме, где подают привычную пищу, но он не захотел! У него не было комплекса неполноценности, и он не боялся спросить о том, чего он не знает или не умеет. Это в его глазах нисколько не могло его унизить.

— «Суши» — это просто сырая рыба.

— Да, я слышал что-то об этом. Сейчас подождем официанта, и он мне покажет, как надо ее есть.

— Послушай, почему-то мне кажется, что в мире очень мало людей, которые действительно могли бы указать тебе, что надо делать. Интересно, почему так? — спросила Пэт со смехом, показывая тем самым, что он уже прощен и они снова друзья в путешествии к чему-то очень интересному и волнующему.

— Все очень просто. Я сам знаю, куда мне идти и что, мне делать.

— И куда же?

— Наверх!

— На верх чего?

— Актёрской игры, кино, мира. — Тони наклонился к ней, позволяя посмеяться над его словами.

Но она почему-то этого не стала делать. Возможно, это были всего лишь детские амбиции. Но только не в этих плотно сжатых устах. Только не в этих горящих глазах. Она уже нисколько не сомневалась, что Тони сможет добиться всего, о чем он говорил. Пэт очень хорошо знала, что для человека с сильной волей и четкими целями все по плечу. Сила воли сметала с пути все препятствия, подавляла любое сопротивление. Она могла заставить танк без горючего продолжить бой. Эта сила могла заставить весь мир вращаться по своему, усмотрению.

— У тебя уже есть план действий? — как бы невзначай поинтересовалась Пэт. Этот парень не был мечтателем и пьянчужкой, очередным пропащим солдатом в огромной армии безнадежных неудачников, наполнивших окрестности Голливуда. Его мечты могли вполне реально воплотиться в жизнь. Однако одними мечтами о мировом могуществе не насытишься. Поэтому начинать надо с малого. Ее интересовали сейчас ближайшие перспективы.

— Я собираюсь вернуться в Нью-Йорк. Мне предложили небольшую роль в бродвейской постановке «К Встоку от рая». Мне еще надо порепетировать и набраться опыта. Скоро постановка выйдет на публику.

Ответ был абсолютно верным. Настрой на победу и вера в свои силы не мешали ему верно оценить свои нынешние реальные возможности. Вы никому не будете нужны в Голливуде, стоит лишь только заметить, что вы всю жизнь мечтали там появиться. Голливуд предпочитает делать неожиданные открытия, веря, что таким образом найдет истинные таланты. Спорить с этим бесполезно, поскольку Голливуд — самое небезопасное, самое параноидальное, самое агрессивное место на земле.

— А после этого ты станешь искать агента, который помог бы тебе выбирать самые лучшие роли в театре, так?

— Ты права.

— Тебе ведь нужен фотограф, пока ты будешь искать себе подходящие роли, не так ли?

— И опять ты абсолютно права, — Тони пристально посмотрел на девушку.

— Давай я сделаю твои снимки.

— А сколько ты запросишь за это? У меня не так многс денег, — выдавил Тони с неуверенной улыбкой.

— Я сделаю тебе их бесплатно. Но только тебе. И еще. Я очень, очень хороший фотограф. Такой же хороший, как и ты актер. Нет, возможно, даже еще лучше.

Пэт засмеялась, давая понять ему, что именно так она оценивает их обоих. В ее словах прозвучал открытый вызов, И она окажет ему бесплатно услугу. Человеку, которому и в голову не пришло бы сделать нечто подобное самому! Но уже в следующую секунду Пэт уже начала прикидывать, как ей лучше сделать хорошие негативы. Даже если ей удастся отснять всего лишь четверть тех эмоций, что демонстрировал этот красавчик, снимки получатся просто великолепными. Она уже раскладывала его по полочкам, подбирая в уме и тип пленки, и освещение, и необходимый антураж. Все это, она сделала мгновенно, не задумываясь. Но затем вдруг покраснела. Дело в том, что она все себе хорошо представила — и как он сидит, и как стоит или лежит. Но Тони перед ее мысленным взором был абсолютно обнажен. Да, он был полностью голым, словно новорожденный ребенок, и она даже сейчас уже могла увидеть и капельки пота, выступившие на его коже от жаркого света юпитеров… Будет ли он смущен, если она скажет ему, как она видит его на своих будущих снимках? Отведет ли он глаза, когда она будет бесстыдно разглядывать его великолепное тело? Безжалостно она будет пользоваться им как исходным материалом для своего дела. С холодным профессионализмом, абсолютно бесстрастно она будет указывать ему, куда сесть, куда лечь. Будет пенять ему, что у него такие короткие ноги по сравнению с его туловищем или наоборот…

На столе появились «суши», прервав тем самым разыгравшееся воображение Пэт. Смутившись, она уткнулась носом в блюдо, механически помешивая соевый соус в маленьком горшочке, и потянулась за хреном, лежащим в центре блюда.

— Смотри. Вот это называется «суши». Этим плавником тебе можно запросто отпилить голову. Все, что от тебя требуется — нарезать тонкие ломтики рыбы и макать их в соус. Ну, добавь пряностей по вкусу и не забудь про хрен. Очень вкусно! Вот смотри!

Пэт потянулась за блестящим от масла лососем, возвышающимся на небольшой горке риса. Отрезала кусочек, набрала немного риса и свернула все это в трубочку. Окунула в соус, дав впитаться ему и в рыбу и в рис. Положила сверху зелень и протянула Тони лакомство через стол.

Он принял игру и позволил Пэт покормить себя. Но глаза его неотрывно смотрели на девушку, и думал он, очевидно, тоже не о еде. Это было проявлением редких, особого рода нежности прикосновений рук, обмена взглядами, что случается между любящими людьми. Ну и, в конце концов, это было все действительно вкусно!

— Какой вкусный лосось! Мне нравится! — только и смог промычать Тони с набитым ртом.

Пэт почувствовала, как что-то зарождается глубоко внутри нее. Чувство было настолько сильным, что она не стала сдерживать его, а полностью ему отдалась. Она ревновала к рыбе, которую поедал сейчас Тони. Она сама хотела стать ей, попасть к нему в рот, прикоснуться к его языку и стремительно нырнуть в восхитительную глубину его тела… Пэт знала, что выглядит довольно глупо, уставившись на Тони с полуоткрытым ртом. Она понимала, что он это тоже видит и может принять это за слабость или еще черт знает за что. Но ничего не могла с собой сделать. Вот так сидела и глупо ему улыбалась. Единственное оправдание, которое ей приходило на ум, это то, что она действовала в духе абсолютной честности, чем так гордился Тони.

— Послушай, а что за снимки ты делаешь? Какое направление?

— Направление? Ты о чем? Ах, да. Я делаю репортажи, портреты. Я только что заключила контракт с журналом «Нью селебрити» из Нью-Йорка.

— Это тот самый журнал миллиардера, который возглавляет англичанка?

— Да, все так.

— Ты ее знаешь? — быстро спросил Тони.

— Да, знаю. Это Эмма Гиннес. Мы оказались с ней вместе в гостях, а потом я встретила тебя на пляже.

— Она здесь?

— Ну да. А что такого?

— На днях я с ней тоже встретился. Она была на выпускном вечере в театре-студии Джуллиарда. Потом она подвалила ко мне с классическим предложением: за это я сделаю тебя звездой.

— Эмма Гиннес? Не может быть!

«Ну и что дальше?» — подумала в ужасе Пэт, умоляя Всевышнего не заставлять ее ревновать Тони уже сейчас:

— Ну, я был достаточно тверд, — с улыбкой досказал остальное Тони.

— И что ты ей сказал? — продолжала настаивать Пэт, страшно волнуясь.

— Да все сказал. И довольно грубо. Теперь у меня появились настоящие враги.

«И достаточно могущественные. В плане твоей будущей карьеры». — Мысли подобного рода вихрем пронеслись в голове у Пэт. Она мгновенно вызвала мысленный образ Эммы Гиннес. Коротконогая, плотно сбитая Эмма во главе империи Латхама. Большегрудая Эмма занимается любовью в небе Америки со своим боссом. И наконец, Эмма имеет виды на Тони Валентино. Пэт попробовала продолжить мысленный ряд образов Эммы, но поняла, что делать это на полный желудок небезопасно.

— Да, все именно так и обстоит на самом деле, если ты спрашиваешь об этом.

— И все же я так рада, что ты смог щелкнуть ее по носу! — сказала с облегчением Пэт.

— Я не хочу и не буду работать на нее, — решительно сказал Тони.

— Да, мне кажется, что ей будет легче иметь дело с женщиной, — засмеялась Пэт. — Но она действительно очень забавна, да и умна. Латхам надеется с ее помощью возродить к жизни свой журнал. И она уже наняла несколько талантливых сотрудников, включая и меня.

— А что любит Латхам? — неожиданно спросил Тони. Пэт ответила не сразу.

— Тут надо подумать. Ну, что-то самобытное, рисковое, самостоятельное. Примерно нечто вроде тебя.

Их глаза встретились. Знакомство Эммы с Тони взволновало и расстроило Пэт. Интересно, а расстроит ли его знакомство Пэт с Латхамом?

— И потом, я слышал, что он мерзавец! — Тони отозвался о Латхаме, словно мог читать мысли Пэт.

Пэт просияла. Все стало ясно. Тони ревновал ее!

— Ну, настолько, насколько ему это позволяют!

Минуту-другую они ели в молчании.

— Да, а ты слышал, что Латхам купил киностудию «Космос»? — забросила удочку Пэт. Если многих женщин к Латхаму привлекали его деньги, то, интересно, как отреагирует Тони на возможность сниматься на этой студии.

— Я ничего об этом не слышал, — произнес он медленно.

— А хотел бы ты с ним встретиться?

— А в каком качестве? — продолжил диалог Тони.

— Ну, как мой друг, как актер. А что еще надо?

— И в таком случае он возьмет меня на работу в «Космос»? — Тони даже не скрывал сарказма. В его голосе зазвучали обвиняющие нотки. Он стал подозревать, что предложение Пэт мало чем отличается по своей сути от предложения Эммы Гиннес. Пэт заметила, что он явно был разочарован в ней, поэтому она мгновенно отступила.

— Прошу тебя, Тони. Перестань. Ты знаешь, как все это случается в жизни, и владелец студии вовсе не обязан заниматься кадровыми вопросами. И потом, — Дик Латхам может многое, и он профессионал в своем деле. «Интересно, успокоит ли его это?»

— А скажи на милость, зачем вообще «твоему другу и актеру» встречаться с этим старым фертом? — сорвался с его губ вопрос.

— Остынь, Тони. Это было всего лишь предложение. Мне кажется, что у Латхама есть очень много хороших контактов и связей, которые могли бы и тебе пригодиться. Это же Калифорния! Тони, ты сейчас находишься в Малибу! Ты что, не понимаешь, как все происходит в этой жизни? Так все поступают.

— Все, кроме меня! — просто ответил Тони. В его голосе не было гнева, было только желание, чтобы она его смогла понять. — Я хорош в том, что я делаю, и как я делаю. И я собираюсь оставаться самим собой и дальше. Я не хочу никого расталкивать локтями и пинать ногами в борьбе за лучшее место под солнцем. Разве ты так не поступаешь в своем деле фотографа?

— Нет, я так не поступаю! — Голос Пэт даже задрожал от переполнивших ее эмоций. — Послушай, ты. Мир просто переполнен неизвестными талантами и дарованиями. Они просто валяются под ногами. Я уверена, что есть фотографы, которым я и в подметки не гожусь. Но их никто не знает, они никто и останутся безвестными, если будут следовать твоей жизненной философии. Ты должен научиться сам продавать свой талант в этом мире. Иначе тебя никто не заметит и не востребует. На мед мухи слетаются быстрее, чем на уксус! Совершенно недостаточно просто быть талантом или гением. Сегодня себя надо нужным образом преподать. И если актер или еще кто не в состоянии справиться с этой задачей самостоятельно, то тогда нанимают специальных людей — коммерческих агентов.

Пэт даже стукнула кулаком по столу, чтобы подкрепить свою мысль.

— Если ты действительно веришь в свои силы, ты никогда этим заниматьея не станешь. Ты толкаешься, царапаешься, кусаешься только потому, что не уверена в себе, в своих возможностях. Ты боишься, что иначе тебя не заметит публика, не распознает и не полюбит. Это глубокое заблуждение. Люди все видят и понимают сами, без подсказки. А так, ты зашориваешься и становишься крайне однобокой. И вся энергия и дарование растрачиваются на пробивание в этой жизни, и ничего не остается не только про запас, но и на саму игру.

Пэт перевела дух. Было что-то невозможно притягательное в его наивной простоте. Жизнь пока его еще не научила драться. Возможно, конечно, что и не научит. В этом тоже было что-то загадочное и непонятное. Но при этом его воля была точно нацелена на достижение определенных целей. Это было совершенно определенно.

— Тони, послушай меня, — взмолилась Пэт. — Если бы ты занимался театральным искусством только для собственного удовольствия — тогда не было бы никаких вопросов. Тогда бы ты мог делать все, что тебе заблагорассудится, не обращая внимания ни на кого. Но если ты ставишь перед собой иные цели — тогда тебе просто необходимо, чтобы мир узнал о тебе. Тебе нужны слава, известность. Черт! Ты же хочешь стать кинозвездой! И это совершенно нормальное желание. Оно точно такое же, как стремление заработать хорошие деньги. И в нем нет ничего постыдного и плохого. Я просто хочу, чтобы ты сделал все необходимое для завоевания успеха. В противном случае, как бы ты талантлив ни был, тебе не грозит больше, чем место где-нибудь в отделе сбыта видеороликов… Ты меня понимаешь?

— Пэт, ты разве не веришь, что вера может сдвинуть горы?

— Нет, я предпочитаю использовать более верное средство — взрывчатку.

— Ну что же, вера и взрывчатка — все это может стать неплохой комбинацией.

— Да, у нас мог бы получиться неплохой дуэт, Тони Валентино, — произнесла взволнованным голосом Пэт Паркер и дотронулась до плеча молодого актера.

В фотостудии Алабамы царил полный хаос. На первый взгляд казалось ничего невозможно было найти под грудами пустых кассет, использованных полароидных пластинок, под пачками засвеченной фотобумаги, среди стеллажей, заполненных папками с уже проявленными негативами и напечатанными фотографиями. Солнце, пробиваясь сквозь стеклянный фонарь, то высвечивало штатив фотоаппарата, то блестело, отражаясь в огромных зеркалах, то переливалось всеми цветами радуги, преломляясь в мощных зеркальных отражателях «юпитера». Посреди студии под их жаркими лучами на широком кожаном кресле расположился молодой мускулистый мужчина. Возле него порхала, выбирая самые лучшие положения для съемки, стройная девичья фигура. Тони Валентино, а это и был молодой красавец, почти без сознания от этого слепящего света и нестерпимого жара. Он вспотел, в горле пересохло. И вообще за несколько часов съемки он порядочно устал. Иногда он с изумлением следил за движениями Пэт Паркер, которая сдержала обещание и делала его фотообраз. Он был искренне поражен, как она неутомимо заставляла его менять положения, выискивала нужный ракурс. Он почти выбился из сил. А она не проявляла никаких признаков усталости.

Сверху за всем этим наблюдал с небольшого балкончика Алабама. Он придирчиво следил за всеми действиями Пэт. На Тони он обращал мало внимания, для него тот был всего лишь объектом съемок. Исходным материалом для создания шедевра. Алабама несколько раз уже хотел вмешаться в процесс съемок, поправ-ить Пэт. Но каждый раз он заставлял себя сдерживаться. И, к своему немалому изумлению, он понял вдруг, что почти во всем, что вызывало у него стремление вмешаться, было проявление иного, отличного от него мастерства и подхода к фотографированию. Проанализировав все это, Алабама сначала немного расстроился, что Пэт, эта маленькая девушка, так отлично освоила его навыки и легко пошла дальше. Но потом он вспомнил старую поговорку, что ученик всегда должен превзойти мастера, и довольно! улыбнулся этой мысли.

И еще Алабама отметил одно немаловажное обстоятельство. Пэт Паркер не была холодным профессионалом. Она не просто правильно выбирала позу, освещение и выдержку. Она сама принимала участие в съемке. Она сама становилась живым соучастником действа, побуждая ее модель — Тони Валентино — действовать порой на пределе всех своих возможностей — и физических, и артистических. Алабама смотрел на все это и возблагодарил Всевышнего за то, что тот на старости лет послал ему такой подарок. В его жизни, похоже, кроме велосипедов, пива и гор появился еще один важный момент. Пожалуй, его можно было бы назвать самым важным. Старый Бен Алабама как-то невольно подтянулся в присутствии молодой девушки. Вся патриархальная атмосфера его заброшенной фотостудии мгновенно переменилась, и ему даже показалось, что старый пень готов начать пускать молодые побеги…

Пэт снова начала отдавать команды Тони переместить центр тяжести налево, подпереть голову руками, чуть откинуться назад, повернуться вправо, нет, влево. Так, хорошо, теперь выгнуться, наклониться вперед…

Пэт взглянула наверх, на балкон, где, как она считала, был Алабама, и хотела посмотреть, одобряет ла он ее действия, доволен ли ходом съемки. Но его там уже не было. Пэт снова посмотрела на Тони. Теперь они были одни в студии. Пэт снимала Тони обнаженным до пояса. Она уже сделала все мыслимые и немыслимые варианты. Что же теперь? Она облизнула неожиданно ставшие такими сухими губы. В голове у нее мелькнула мысль, показавшаяся ей сначала чистым сумасшествием, но мысль ее не оставляла, заставляла все время думать о… Пэт даже не могла представить, что ее губы смогут произнести слова этой команды, нет, просьбы. Она хотела снять его обнаженным. Пэт смотрела на него и молчала, не в силах заставить себя произнести нужные слова. И он понял ее. Молча, медленно он начал расстегивать поясной ремень своих голубых джинсов.

Дик Латхам сидел в своем кабинете и любовно рассматривал макет своего нового детища — проект-новой киностудии «Космос», который он собирался воплотить в жизнь в горах Санта-Моника. Он собирался устроить если не восьмое чудо света на пяти акрах земли, то не самый плохой архитектурный ансамбль. Дик посмотрел на просторные павильоны, на фонтан, на жилые комплексы для съемочных групп, на склады для техники. Все было сделано с учетом местных горных условий и с учетом достижений науки и техники. Невольно ему на ум пришла мысль, как бы удивился его отец, узнав про такие дела. Студии покупали многие. Так делали Братья Уорнер, Голдвин и Мэйер. Так сделал и он, Латхам. Но никто из них не построил ни одной новой! А он это сделает! И пусть его папаша, который не верил в своего сына, перевернется в гробу от зависти… Теперь в информационной империи Латхама будет заткнута последняя брешь: теперь он появится и в новом для себя пространстве — в производстве кинофильмов и телепередач.

— Итак, где мы все это разместим, Томми? — довольным голосом произнес новый владелец студии «Космос».

Для Хаверса это прозвучало как благодать божья! Томми! — это означало, что его шеф доволен и позволил себе спуститься со своего Олимпа в знак благодарности за его, Томми Хаверса, дела.

— Пока все идет как мы хотим. Мы уже сделали привязку к месту. В контракте нет ни одной статьи против нашего проекта развития города Малибу. Алабама дал добро. Кажется, что во время вашего ланча вы обратили его в свою веру. Ваше вмешательство принесло пользу. А теперь нам крайне необходимо успеть завершить все работы по районированию. А это, как вам известно, трудное и хлопотливое дело. Тут потребуются справки из отделений местных природоохранительных учреждений, удостоверяющие, что наш проект не нанесет вреда окружающей среде. Нам придется иметь дело с землевладельцами, чьи участки будут нам мешать. Придется иметь дело с Калифорнийским отделом архитектуры, с городской администрацией в виде городского совета Малибу.

— Совпадет ли проект нашего расширения с границами предполагаемого развития города Малибу?

— Совпадет по крайней мере на восемьдесят процентов.

— А можем ли мы отложить заседание совета города на более поздний срок?

— Попробуем. А сейчас я готов поспорить, что нам придется проложить и центральную канализацию. Киностудия не сможет без нее обойтись.

— А как наши дела в отношении разрешения на строительство?

— Все не так просто, но мы постараемся прорваться. Наши юристы уже подготовили для нас все необходимые юридические обоснования. Все окончательно решится, как только мы обнародуем наши планы. В принципе мы предусмотрели все иски, которые нам могут вчинить, пока будет решаться вопрос о строительстве, о выдаче разрешений и прочей бюрократической писанины. Мы пока прикармливаем наших возможных оппонентов, местные политики уже проглотили наживку. Однако все это весьма накладно. А аппетиты растут.

— Только, прошу, не недооценивайте экологистов и прочих любителей и ревнителей природы. Они очень опасны. Возьмите хотя бы их лидера — Алабаму. Я его не терплю, но при этом я уважаю его за решительность и бескомпромиссность. Если он узнает, что мы тут с вами затеваем, он просто оторвет нам кое-что…

— Да, вы правы. Мы не теряем голову. Если бы мы организовывали просто загородный частный клуб, то никто бы даже и не подумал пошевельнуться. Но студию. Да еще киностудию в Малибу! И все же большинство тех, кто имеет хоть какой-либо вес в этом городе, на словах будут поднимать шум. Но ведь они прекрасно понимают, что строительство здесь нового киноцентра во много раз увеличит их доходы. Возьмите один только небольшой пример — транспорт до студии. Ведь если пустить круговой маршрут, то только на одном этом можно заработать приличные деньги. И мой внутренний голос говорит, что у нас не должно быть особых неприятностей. Правда, он тоже может ошибаться.

— Все покоится на деньгах, — глубокомысленно изрек Латхам, продолжая разглядывать макет. — Надеюсь, Гроссман понял, что ему надо делать?

— Пока с ним все в порядке. Мы увлекли его технической стороной проекта. Он по уши влез в проектирование звукозаписывающих студий и прочего. Одного только оборудования намечено закупить на двадцать пять миллионов для звукозаписывающей команды! Все это для меня, честно говоря, китайская грамота, но специалисты просто в восторге! И вообще, скоро у нас будут все условия для того, чтобы делать самые лучшие в техническом плане фильмы. «Боже, я шарахаюсь от вандала-разрушителя к образу творца-создателя, — подумал не без удовольствия Дик Латхам. — Когда я решил продать, старую студию „Космос“ и землю, меня приняли за сквалыгу, любящего только лишь деньги. Теперь же половина мира узнает меня как нового Сесиля де Миля, известного творца и строителя. Другая же все равно обвинит в хищническом уничтожении природы».

— Ладно, Дик, вспомните любимую поговорку Рика Нельсона о том, что всем не угодишь, а раз так, то угождай себе!

— А кого мы наймем руководить? — неожиданно спросил Латхам. Этот вопрос постоянно задавали себе все в Голливуде еще с незапамятных времен, со смерти последних киномагнатов. — Я еще не видел более жалкого зрелища, чем старое руководство студии «Космос». Избавление от них слишком затянулось. Это надо было сделать гораздо раньше, — тяжко вздохнул он.

— Все очень просто. Происходит по принципу Питера: люди достигают-уровня своей некомпетенции и на этом месте остаются, Как бы ни были талантливы актеры, киносъемочная группа, в конце концов, даже сценарист, едва доходит до исполнения на уровне руководства — все гибнет прямо на глазах. И все идет совершенно независимо от замыслов режиссера и актеров.

Дик Латхам смотрел, не отрываясь, на макет студии. Как бы отвечая и собеседнику, и своему внутреннему оппоненту, он произнес:

— Ничего, мы все преодолеем. Я найду подходящего человека, способного справиться с задачей. Я сам придам первоначальный толчок этой киностудии. Я знаю, что это чревато последствиями, но я не боюсь рискнуть. И потом, если становишься обладателем блока средств массовой информации стоимостью в десятки миллиардов долларов, то, кажется, знаешь, что хочет публика и что ей должно понравиться… — Латхам ухмыльнулся. Такие вещи он почти никогда публично не говорил. Десятки миллиардов долларов, плюс-минус сотню миллионов. Он так точно и не знал, сколько же их у него.

— Послушайте, Латхам, вам под силу сделать это одним мизинцем, — вдохновенно лгал Томми Хаверс, хотя на самом деле он считал, что построить новую киностудию не удастся никому. — Весь вопрос теперь в том, сколько времени займет воплощение в жизнь этой идеи, отвлекающей десять процентов всего капитала компании.

— Я думаю, все будет очень быстро, — засмеялся Латхам, — «Космос» — моя новая забава. Я хочу поиграться с ней сам. И ты очень удивишься, как объект с десятью процентами от общего капитала сможет быстро превратиться в основной источник дохода. У меня на примете целая куча интересных людей, которых я хочу вытащить на свет божий. Патнэм вполне мог бы поставить несколько талантливых фильмов после того, как мы поприжмем его не в меру острый язычок. А не хотел бы ты увидеть в каком-нибудь нашем фильме Уитни Хьюстон? А что скажешь о несравненной Мелиссе Вэйн? Это просто динамит, а не женщина! Она придаст новые краски и остроту жизни. Я хочу, чтобы с ней подписали долгосрочный контракт.

— Я слышал, что у нее трудный характер.

— Да, она очень сексапильна. В этом вся главная трудность. Но это можно преодолеть. — Латхам говорил о ней очень нежно. Похоже, что он сам нацелился на нее.

— А вы с ней знакомы? — с любопытством спросил Хаверс. Сегодня ему определенно везло Он так много узнал, настроясь в унисон со своим шефом Диком Латхамом. Все великие люди не любят, когда события выходят из-под их контроля. Они любят править миром сами. Угадывая их порой самые беззастенчивые и темные желания, можно было получить кое-что и для себя. Хотя это бывало и опасно; исполнители в Уотергейтском скандале и убийцы Фомы Бекета тоже угадали желания своих «боссов».

— Нет, не знаком, — медленно и тихо ответил Латхам.

— Ну, если она будет работать в студии «Космос», тогда мы сумеем найти повод с ней познакомиться, по работе, конечно.

По тому, как Хаверс трансформировал эту идею Латхама, тот высоко оценил мудрость и тактичность своего помощника. Ведь недаром тот был вторым человеком в компании после Дика Латхама.

— Я тут подумал о том, что было бы неплохо покататься на яхте. Приглашаю и тебя. Сейчас ты можешь вернуться в Нью-Йорк, а в пятницу прилетай на уик-энд. Возвращайся вертолетом. Мы бросим якорь у Каталины. Да, Томми, захвати-ка с собой и нового фотографа Пэт Паркер. Я хочу посмотреть на нее в деле, ведь мы подписали контракт с ней! И про кинозвезду не забудь. Но Бог с ними, теперь о деле.

— А что скажешь о десяти миллионах, что конгломерат выплатил «Интервью»?

— Это выброшенные деньги. Не думаю, что они помогут им продержаться долго.

— Я согласен. Даже выплата двойного наследства принцев Конде мало поможет спасению «Детейлс». А что о целых четырех «Америкэн экспрес», оказавшихся в финансовых сложностях.

— Да, я все это знаю.

— Ну, у тебя все на сегодня?

— Да, больше ничего нет, кроме самолета в Нью-Йорк.

— Прекрасно, тогда давай быстренько позавтракаем в «Ла Скала», и потом ты возьмешь «роллс-ройс» и отправишься в аэропорт. У меня к тебе сейчас два задания: я хочу открыть финансирование проекта «Космос» и хочу, чтобы Дэвид Милинарик переделал мой дом на Честер-сквер. Мы сейчас возьмем две машины, но «порш» — мой. Тебя устраивает?

— Да, как там звали этого фотографа, напомните мне еще раз? — обернулся Хаверс, подходя к двери.

— Пэт Паркер.

В полумраке царила тишина.. Студию едва освещал, красный фонарь. Пэт вытащила отпечаток за уголок. Посмотрела со всех сторон, потрясла и снова опустила в раствор.

— Ну и как это выглядит? Тебе нравится? — пророкотал бас Алабамы у нее над ухом.

Он наклонился поближе, пошевелил отпечаток, вновь ощутил знакомый запах химикатов. Боже! Как давно он в последний раз был в проявочной и делал свою последнюю пленку. Алабама внимательно следил, как Пэт провела свою студийную съемку. Как она выбирала позы, как настраивала освещение, как тонко использовала все нюансы выражения лица Тони Валентино. Если все, что он знал об искусстве фотографии и что еще ни разу его не подводило, нашло свое зеркальное отражение в безошибочных, профессионально четких решениях Пэт Паркер, то и негативы должны быть, ну если не шедевром, то уж точно отменного качества.

— Все будет хорошо. Все получится, — бормотала тихонько Пэт.

Она успокаивала самое себя. Пэт вновь поймала пинцетом отпечаток, стряхнула с него остатки раствора, промыла в воде и приклеила отпечаток на кафельную стенку слегка просохнуть. Лицо Тони Валентно взирало на нее и Алабаму из какой-то мистической, почти религиозной дымки полумрака студии. Пэт смотрела на него и чувствовала почти реально его тело, его запах. Снимок казался волшебным. А ведь он был всего лишь первым из десяти отснятых пленок. А последнюю, ту самую, Пэт пометила большим красным крестом. Она отложила ее на потом, не в силах справиться с дрожью при одном воспоминании об обнаженном теле Тони Валентино. Она с трудом могла восстановить в памяти заключительный этап съемок. Казалось, она никогда не решится нажать на спуск и запечатлеть его мужскую стать во всей красе. Как-то ей все же удалось пересилить себя и сделать снимки. Как во сне, сейчас она вспоминала сцену раздевания Тони. Нисколько не смущаясь, будто он занимался этим всю свою жизнь, Тони расстегнул ремень, вытащил его из джинсов и бросил на диван. Затем спокойно, глядя ей в глаза, снял джинсы. При этом еще успел спросить ее, как ему лучше встать, таким тоном, словно спрашивал о погоде на завтра. Теперь эта кассета лежала в отдельном месте и ждала своей очереди на проявку.

— Ты молодец. Здорово все получилось, — похвалил ее Алабама.

И он действительно был рад и даже немного обескуражен тем мастерством, которое Пэт проявила при съемке портрета. Да, все было так, как надо. Но при этом Алабама почувствовал острую зависть к ней, к этой маленькой озорной девушке.

— А почему у меня получилось, Алабама? — спросила его рассеянно Пэт Паркер.

— Ты задаешь самый знаменитый из всех американских вопросов «почему?», — засмеялся он. — Мы все время пытаемся найти ответ на него, поскольку мы в душе оптимисты. Европейцы — пессимисты и уже давно не ищут, в чем смысл жизни. Может, они и правы? Ладно, оставим это. Что я должен тебе сказать? Технически портрет выполнен безукоризненно. Глубина, четкость изображения, игра света с одной стороны и полутень с другой. Все это помогло передать сложность композиции и не потерять ни капельки из экспрессии. Особенно удались его глаза, согласна? Тебе удалось поймать всю их глубину, всю печаль и одиночество. И по-моему, даже его скрытую жестокость. Берегись его, Пэт. Он раздавит тебя и не поморщится.

— Это все теория. — Пэт была слегка обескуражена тем, что Алабама не разобрался в их с Тони отношениях. А его последнее утверждение прозвучало еще и как предупреждение.

— Понимай как знаешь.

— Он выглядит немного несчастным, чуть-чуть потерянным. Дело в том, что его матьг которую он сильно любил, недавно умерла.

— А что он здесь вообще делает? Приехал сниматься в кино?

— Нет! — Но излишне резкий и громкий возглас Пэт выдал бы ее с головой. — Я хочу только сказать, что он закончил театральную школу Джуллиарда в Нью-Йорке, где был студентом драматического отделения. А здесь он живет с приятелем в Колонии Малибу.

— А приятель его — девушка?

— Да, его приятель оказался девушкой, — ответила честно Пэт, не особенно довольная поворотом их беседы. О его подруге предпочитали не говорить ни она, ни Тони. — Дело в том, что его подруга тоже окончила Джуллиард, и она привезла его сюда, чтобы помочь ему забыть горе.

— И она, должно быть, из состоятельного семейства, если они могут позволить себе содержать дом в Малибу помимо Колонии. Как ее зовут? — спросил Алабама. Он знал почти всех местных старожилов.

— Вандербильт. Элисон Вандербильт. Да, она, наверное, очень богата.

— Вот это да! Настоящая аристократка. Таких остались считанные единицы, тем более здесь, на побережье. У них есть еще несколько охотничьих домиков в горах на самой верхотуре, куда можно добраться только на лошади…

— Ну, я не думаю, что Тони польстился на деньги. — Пэт посмотрела на фотографию своего любимого. А на что он польстился? Карьера актера, успех, слава? А может, это все уловки, чтобы скрыть его истинную цель — поймать золотую рыбешку в мире бизнеса и больших денег? В таком случае ему подходила именно такая рыбка — аристократка и богачка. Элисон Вандербильт.

— Возможно, возможно. Но прими мой маленький совет старика: никогда не верь тому, что говорят, а верь тому, что делают, — прогудел Алабама.

— Алабама, он не такой! Он не повеса и не ловелас! И уж конечно, он не «пляжный мальчик», охочий до развлечений в постели…

— Эй, девочка! Ты познакомилась с ним именно на пляже. Сам он живет в отдельном домике со своей богатой подружкой. Он актер, и притом с неумеренными амбициями. Опомнись! Это Малибу!

— Алабама, ты ничего не понял, — холодно сказала Пэт.

— Послушай, детка. Не расстраивайся и попробуй пережить, обойтись без него. Я тебя предупредил, потом не жалуйся! В этом, кстати, и есть преимущество моего возраста, я могу кое-что предвидеть. Ладно, что бы там ни было, ты уже сделала его снимки. Используй их первая и постарайся разослать их в как можно большее число журналов, в том числе и в твой новый журнал, — предложил Алабама.

— Нет, я не буду их публиковать. Я делала их только для Тони, для его карьеры. Они предназначены только ему. Для нас. Черт! Для меня лично!

— Да, я уже понял, — с грустью сказал Алабама.

— И потом, Тони уже поссорился с Эммой Гиннес. И она не позволит напечатать их в своем журнале, даже если я ей предложу.

Она посмотрела вновь на фотографию Тони. Он осуждающе смотрел на нее, выражая немой упрек, в том, что его так просто хотели отдать на растерзание злобной англичанке. А ведь Эмма главный редактор журнала и в ее власти принять или отвергнуть предлагаемый материал. Пэт как-то подзабыла такую мелочь. Теперь она об этом вспомнила и начала напряженно обдумывать сложившуюся ситуацию в поисках выхода. Наконец, решившись, она поняла, что если где и появится фотография Тони Валентино, то только в первом выпуске нового журнала «Нью селебрити».

— Послушай, Пэт. Я думал, что твой великолепный контракт позволяет тебе представить работу именно по твоему усмотрению. И более того, настаивать на том, чтобы она была опубликована.

Пэт нечего было возразить на эти справедливые слова Алабамы. Работа была для нее всем — и смыслом, и образом жизни. И как у каждой медали есть две стороны, так и в этом случае Пэт получала удовольствие от работы, но и немало страдала из-за нее же. Порой ей приходилось нести совершенно неоправданные жертвы. Вот и сейчас Пэт понимала, что ей удалось сделать, может быть, самые удачные снимки за всю ее карьеру фотографа. В тоже время у нее не было морального права распорядиться ими по собственному усмотрению. Не могла опубликовать без согласия Тони, но не могла и зарыть их в землю… Что же ей делать? Пэт металась в поисках выхода. Она уже почти решилась опубликовать их в ее новом журнале «Нью селебрити», даже если ей из-за этого придется разорвать контракт. Она сможет преодолеть любое сопротивление, неважно Эммы или Тони. Но, немного подумав, она пришла к мысли, что вряд ли было бы разумным поступать так опрометчиво. То, что Тони согласился позировать, еще не означало, что он дал согласие на публикацию его снимков. Да, он не принадлежал к той породе людей, что натравит на вас свору адвокатов, но их едва зародившиеся отношения могли бы тут же и увянуть. И она его потеряет, даже не успев еще заполучить! Разве это ей надо? Ради сомнительной славы, На которую она теоретически могла бы претендовать в качестве награды за фотоснимки, ей пришлось бы заплатить ценой их возможной любви! Никогда! Она не станет их публиковать, разве что Тони сам на это согласится. Тут она могла бы, ему помочь кое в чем. В конце концов, кому это все нужно? Ей или ему? Только ему, и ее работа, сделанная с полной самоотдачей, пойдет ему только на пользу. Если мир разделит хотя бы половину ее восторга, запечатленного на этих снимках, то можно считать, что явление нового гениального актера всех времен и народов состоялось. Тогда Тони не будет знать отбоя от настырных театральных и киноагентов. И тогда он, возможно, будет признателен ей за ее скромный труд. Да, они используют друг друга в личных целях. Их любовь и амбиции могут помочь им слиться в любви и в телесном единстве… раз и навсегда.

Пэт, прервав свои мысли, обернулась к Алабаме; Он, улыбаясь, в красном полумраке смотрел на нее. Для него уже не было тайн. Он легко читал все, что сейчас творилось в возбужденном мозгу Пэт. В дни своей молодости он столкнулся с аналогичной проблемой. Но тогда бог славы незримо подобрался к нему и, возложив руки ему на плечи, вознес на немыслимую высоту славы и успеха. Оттуда Алабама мог спокойно взирать на копающихся внизу, погрязших в мирской еуете простых смертных. Это была стародавняя дилемма всех фотографов. Когда наступает эта тихая измена, когда художественное оформление затмевает суть… Конфликт содержания и формы… Оправдывает ли цель средства во имя поисков истинной красоты? — этот вопрос решать должен каждый сам для себя.

— Но вполне возможно, что это единственный удавшийся отпечаток. У тебя еще что-нибудь есть? Что в этой пленке, помеченной красным крестиком? Бесценное сокровище?

Пэт густо покраснела в темноте. Чутье у Алабамы было просто великолепное.

— Ну, э-э… здесь он снят обнаженным, — произнесла она наконец, отводя в сторону глаза.

Ей не надо ничего стыдиться, лихорадочно оправдывалась Пэт. Она не просила его раздеваться. И это касалось только их двоих. Алабамы тогда не было с ними. И он мог не понять, как могла появиться такая пленка без знания общего контекста их отношений. А сейчас все выглядело очень глупо. Ну зачем она ему об этом рассказала? Но слово уже слетело с языка и правда стала ему известна. Пэт молилась, чтобы он не посмеялся над ней.

Алабама не посмеялся.

— Ну что же, это будет логическим продолжением всего сказанного. Мне кажется, что развитие событий на снимках будет точной хронологией твоей истории, — просто сказал Алабама.

— Но Тони не хочет, чтобы они были напечатаны в журналах! — воскликнула Пэт.

— Угу, — согласился с ней Алабама. — Не знаю, как там вообще у него будут складываться дела с фотографированием, но именно эти снимки, где он обнажен, публиковать нельзя. Если это будет сделано, то у него возникнут проблемы.

Пэт вздрогнула при этих словах — Алабама редко совпадал во мнении с ней.

— Алабама, ты мог бы переговорить с ним. Ну, после того, как посмотришь все остальные снимки, а? Он знает, что я заинтересованная сторона. А ты смог бы стать объективным судьей.

Алабама отрицательно покачал головой.

— Я ему скажу, что мне понравились отпечатки, и это действительно так. Но я вовсе не собираюсь учить его, как строить свою жизнь. Я не буду этого делать.

— Но ты все время это делаешь по отношению ко мне, — вспыхнула Пэт.

— Ты меня просишь рассказать, как и почему. И тем не менее никак не научишься. А я всего лишь простой фотограф и мало что смыслю в жизни.

— Да, ты прав. Прости меня. Я навязываю тебе свои проблемы. Наверное, это Малибу влияет. Еще месяц назад я и мечтать не могла о том, чтобы фотографировать то, что мне нравится, да еще получать за это хорошие деньги. Теперь у меня есть такая возможность заняться любимым делом… Есть у меня и великолепные снимки парня. Но я в затруднении, как быть с ними и как быть с моими чувствами к этому парню…

— Ну, это было и раньше, Пэт Паркер. Только называлось это моральной дилеммой.

— Ну и что же в таких случаях надо делать?

— Я, например, просто сижу и жду, что получится в результате моих действий. Это все очень интересно. Ты взвешиваешь все доводы за и против, а потом просто сидишь и ждешь решения. Оно, по-моему, приходит откуда-то со стороны. И его совершенно невозможно предугадать.

— Спасибо, Алабама! Я теперь буду только зрителем, а не игроком!

— Ладно, не переживай. Постарайся сделать вот что. Проведи с ним уик-энд. Поработай с ним и на него. Покажи ему снимки. Скажи ему, что он настоящая звезда. Ублажай, льсти, крути мозги. А там поглядим.

— Латхамовский служащий, кажется его зовут Хаверс, связался со мной и предложил провести уик-энд на яхте Латхама. Они собираются бросить якорь у Каталины. Я не сказала ему точно, буду ли я там. Как ты думаешь, удобно будет захватить с собой и Тони?

Алабама помрачнел. Этот Латхам всегда заставлял его нервничать. Сейчас он стал его соседом, поскольку Алабама не стал выдвигать возражений против покупки такого большого участка земли в Малибу. Но Латхам никогда не нравился Алабаме, и, он с подозрением относился к тому интересу, который миллиардер выказывал к его протеже. В то же время присутствие этого резкого и бескомпромиссного Тони Валентино на борту яхты Латхама может создать целый ряд непредвиденных осложнений для этого богача.

— А почему бы и нет? Возьми его с собой. Луна в океане, соль на губах, вечерний бриз в волосах и белуга в животе! Ты проведешь время что надо! И мне кажется, что от встречи Латхама с Валентино посыпятся такие искры.

— Пожелай мне семь футов под килем!