"Пат Бут. Беверли-Хиллз" - читать интересную книгу автора

большой буквы.
Главными достоинствами ее личика были глаза, излучающие ярко-голубое
сияние - и это несмотря на явную усталость. А еще губы. Их очертания
восхитили Уинтропа.
А скулы! Они были просто великолепны. Было в них нечто восточное, но
лишь тонкий намек на присутствие азиатской крови в родословной их
обладательницы.
Уинтроп методично, как всегда, рассмотрел и оценил все остальные
детали - изящные ушные раковины, лебединую шею, сейчас слишком грязную. При
соответствующей тщательной обработке, превратив это уличное существо в
статуэтку, можно было бы выставить на Зимнем салоне на Парк-авеню как
олицетворение женской красоты.
И волосы у девчонки цвета спелой ржи вполне соответствовали
общепринятым американским вкусам. Их только следовало хорошенько промыть и
расчесать.
Но так как живую девчонку нельзя превратить в произведение искусства и
с выгодой для себя продать на престижном аукционе, Уинтроп, удовлетворившись
осмотром, потерял к ней интерес. Он присел на краешек антикварного стула
неподалеку от витрины и стал изучать очередной каталог, пристроив толстенную
книгу у себя на коленях.
Дерзкая девица, показавшая язык, была забыта, но напрасно он думал, что
Паула легко откажется от возможности попасть в волшебный мир, который она
углядела за стеклом витрины. Чтобы там ни находилось - музей или антикварный
салон, - ей все равно надо было попасть туда, слишком сильны и неудержимы
были потоки крови в артериях, пронизывающие ее юное тело, когда ее
охватывало желание что-то вкусить, заиметь или хотя бы потрогать.
Она взглянула на бронзовую табличку у входа, простую, скромную,
изъеденную за многие годы ядовитым лос-анджелесским смогом.
"Уинтроп Тауэр. Продажа, покупка и реставрация антиквариата".
Ей захотелось войти внутрь, а раз так - то она вошла.
Внутри было на удивление прохладно, и ей сразу вспомнилось, что она
читала о гробницах фараонов. Вещи, которые восхитили ее при взгляде через
витрину, вблизи были еще более чарующими. Только ей показалось, что они
размещены не так, как следовало.
Переводя взгляд с одного предмета на другой, Паула вообразила комнату,
обставленную этой мебелью. Все это время, пока она, застыв неподвижно,
таращила глаза на драгоценную утварь, Уинтроп Тауэр пристально наблюдал за
ней. Он уловил в ее взгляде неподдельное восхищение, и это пробудило в нем
любопытство.
Хорошенькая, но неопрятная на вид девчонка вдруг, оказывается, была
покорена великой красотой, с которой он сам каждый раз расстается с болью,
если совершается сделка.
Уинтроп встал, кресло Марии-Антуанетты громко скрипнуло, и девчонка в
страхе отпрянула.
- Хочешь посидеть в кресле королевы?
Она, разумеется, испугалась, но не подала виду. Наверное, и с самим
дьяволом она бы встретилась так же - с безмятежной улыбочкой на лице.
- Конечно, мне хочется почувствовать себя королевой.
- Вот и наступил этот момент, - произнес самый знаменитый, самый
высокооплачиваемый дизайнер Америки Уинтроп Тауэр, обитающий на окраине