"Пат Бут. Беверли-Хиллз" - читать интересную книгу автора

ни капли не изменившаяся. И то же ощущение, что он проглотил большой кусок
дерьма, снова вернулось к нему. Он вдруг ощутил, что она его ненавидит, что
она каким-то образом чует его присутствие поблизости и что она не из тех
самок, с кем ссориться безопасно.
Каролин Киркегард уселась на стул в центре треугольника, и лучи,
отраженные от граней кристаллов, сосредоточились на ней. Она сидела
неподвижно, вскинув голову. Бледная толстая шея как будто только ждала,
чтобы по ней полоснул жертвенный нож какого-нибудь языческого жреца.
На ней было черное платье с глубоким вырезом и бесстыдными разрезами
сбоку, обнажающими не только ляжки, но и бедра, почти до талии. Одеяние
предназначалось скорее для того, чтобы не скрывать, а показывать публике
мощные молочно-белые телеса. Они выпирали из-под темной ткани, как зубная
паста из раздавленного тюбика. Это было торжество плоти, настоящий ее
праздник.
Подобную Валькирию создала сама природа и постаралась вовсю. Ее волосы
натуральной блондинки были закинуты назад, открывая высокий лоб, как ввел
это в моду Тони Кертис в фильмах пятидесятых, но сзади они были безжалостно
подстрижены, словно обрублены, открывая взгляду мощную шею, на которую был
насажена скульптурной лепки голова.
Лицо ее, как ни странно, было будоражаще красиво. Под грозными бровями
сияли неестественным, металлическим блеском ее голубые, неживые глаза. Это
не была голубизна неба или моря. Цвет их скорее походил на голубоватое
свечение электрических разрядов. Аудитория заглядывала в них, словно в
провал, в межзвездное пространство, в некую "черную дыру", о которой толкуют
астрономы и пишут фантасты, и никто не знает, что таится на ее дне.
Больше секунды в ее глаза смотреть было невозможно. Большинство публики
вертело головами, ерзало на месте, отворачивалось. Роберту тоже стало
страшновато. Но, однако, все присутствующие - и наглый киношный народ, и
накачанные наркотой дамочки, и трезвые медицинские светила, и храбрые
голливудские ковбои - начали помимо своей воли срываться с краю в эту
бездонную пропасть.
Покорившись чужой воле, они избавились от забот, им не нужно проявлять
собственную инициативу, думать своей головой. Их зовут, и они откликаются на
зов, устремляясь в пустоту. Они отдали какому-то неизвестному божеству и ум
свой, и энергию, а взамен получат, может быть, безопасность и покой...
Четко очерченные губы Каролин Киркегард не шевелились, однако им
слышался ее голос. И она обещала именно это... и еще блаженство, как будто
она выставляла перед ними блюда, полные спелых фруктов, сочащихся
сладостью, - манго, и папайя, и киви, и они пожирали их с жадным аппетитом,
насыщаясь, прежде чем совершить прыжок. Они ели, двигали челюстями и без
страха думали, что и их скоро съедят без остатка, и от этой мысли тоже
испытывали наслаждение.
Торс Каролин Киркегард мог заставить плакать от зависти поклонниц
бодибилдинга и нудистских пляжей. Любые дозы стероидов, впрыскиваемых или
глотаемых, не дали бы того результата, какой демонстрировало чудище,
расположившееся на эстраде. Плечи этой самки были прямы и широки, а руки,
бугрящиеся мускулами, были способны победить в армрестлинге любого громилу
на побережье. В грудях, распирающих лиф платья, не ощущалось воздействия
силикона. Они были натуральны и поэтому возбуждали. Неуловимое движение
обладательницы могучего бюста - платье чуть сползло, и появился коричневый,