"Пьер Бордаж. Воители безмолвия ("Воители безмолвия" #1) " - читать интересную книгу автора

которым охотились скульпторы-ювелиры Беллы Сиракузы и корпорации священного
ремесленничества Маркината. Шахтеры, изъеденные зенобой, неизлечимой
дождевой лихорадкой. Лбы с каплями пота, восковой цвет лица, шатающиеся
зубы, сумасшедшие глаза. Они слетелись сюда из всех уголков вселенной. Их
легко было узнать по традиционному комбинезону из плотной коричневой ткани.
Все горели единственной надеждой: добыть достаточно денег на деремат, чтобы
телепортироваться на родную планету, где и почить в мире и спокойствии.
Обычный корабль летит долгие годы, и им не пережить столь долгого
путешествия. Древние корабли времен завоевания тратили по полгода-году,
чтобы связать главные планеты Конфедерации. А еще существовала опасность
пиратства и крушения.
"По оценкам экспертов геобурильщиков, недра планеты Двусезонья
изобилуют белым опталием... "
Это лапидарное сообщение, подхваченное каким-то диктором малоизвестного
канала головидения, вызвало настоящий бум. Независимые шахтеры взяли планету
приступом, убивали друг друга, чтобы получить наилучшие концессии, и быстро
растратили жалкие сбережения на доставку тяжелого оборудования:
экскаваторов, буровых, конвейеров и обогатителей... Но постоянный дождь,
заливающий и обрушивающий подземные галереи, речные ящерицы и насекомые,
переносчики зенобы, превращали добычу драгоценного минерала в сомнительное
предприятие. Все, чем на данный момент обогатились искатели, была
всепожирающая, смертоносная лихорадка, с которой не могли справиться самые
лучшие лекарства Кон-федеральной Конвенции Здоровья.
Более или менее магические рецепты има садумба, местных колдунов, были
не эффективнее химических, звуковых или волновых лекарств, предлагаемых ККЗ.
Зеноба косила и самих садумба, чья природная иммунологическая защита
страдала от отсутствия гигиены и неумеренного потребления мумбе. Автохтоны
Двусезонья всегда ходили голыми. Переплетения темных вен подчеркивали
болезненную белизну их безволосой и почти прозрачной кожи. Они невольно
бросали вызов недавнему кон-федеральному декрету, принятому по настоянию
Крейцианской Церкви Сиракузы, которая требовала обязательного ношения
одежды. Садумба было наплевать на все прошлые и нынешние декреты. Они всегда
выглядели мрачными и меланхоличными, что никак не вязалось с их круглыми
лицами и внушительными телесами.
Больные шахтеры-ветераны утверждали, что садумба полностью
перерождаются при наступлении сухого сезона: их тела высыхают, как кора
дерева, меланин окрашивает их кожу в красивый коричневый цвет, и они вдруг
проявляют невиданное жизнелюбие, поют, пляшут, учиняют вакханалии, на
которые приглашают всех желающих. В ожидании этих славных дней, которые,
быть может, существовали лишь в воспаленном воображении искателей опталия,
некоторые представители садумба мужского и женского пола сидели в углу зала,
передавая из рук в руки стаканы с мумбе, и, казалось, пережевывали все
мрачные мысли вселенной.
Точный, как древние донафлиновские ходики, в один и тот же час в кабаке
появлялся странный персонаж: высокий, бледный человек с рыжей всклоченной
шевелюрой, выбивающейся из-под капюшона шафранового дырявого облегана.
Поражало его костистое лицо с острыми чертами, густые брови, длинная шея
стервятника. Его иссохшая рука выбиралась из-под пурпурной накидки, и
обвиняющий палец обводил всю аудиторию. Громкий голос перекрывал стук
дождевых капель по кровле: