"Завещание самоубийцы" - читать интересную книгу автора (Эдигей Ежи)

ЕЩЕ ОДИН КУБИК К ГОЛОВОЛОМКЕ

После разговора с капитаном Мильчареком адвокат Рушинский направился к себе в контору. Пришел он туда за полчаса до начала приема. Газеты просматривать не стал, а, вынув из стола бумагу, принялся писать. Исписав листок, он тут же перечеркнул написанное. Потом снова что-то долго писал. И все порвав, выбросил в корзинку. Наконец сел за машинку. Кончив печатать, он вызвал курьера.

- Пан Францишек, помните, недавно на Очке мы с вами осматривали труп мужчины?

- Конечно, помню. Такое сразу не забудешь. Это был тот самый клиент, который приходил к вам, чтобы передать на хранение свое завещание. Потом он разбился, упав с моста Понятовского, хотя это не совпадает по времени, ведь этот Ярецкий убился в мае. Милиция мне тоже не поверила.

- А вы не ошиблись?

- Я уже и сам не знаю, что думать. У того, на Очке, такой же нос, такие же залысины и одного зуба не было, тоже сверху. Все так, как у того клиента, у Ярецкого.

- Вас вызывали в милицию для составления протокола?

- Нет.

- Мне хотелось бы, пан Францишек, чтобы вы подписали заявление, которое я приготовил.- Сказав это, адвокат протянул курьеру напечатанный текст.

Заявление

Я, нижеподписавшийся Францншек Медушевский, утверждаю, что в убитом, труп которого мне показали в прозекторской на Очке в присутствии адвоката Мечислава Рушинского и майора Лешека Калиновича, я опознал человека, который приходил в нотариальную контору, где я работаю, и передал па хранение свое завещание. Этот человек, насколько я помню, назвал себя Влодзимежем Ярецким.

Варшава, 16 октября 1970 года.

Францишек Медушевский

- По определенным соображениям,- сказал адвокат,- я хочу иметь такое заявление в своих документах. Чтобы над нами потом не смеялась милиция.

Не раздумывая, Францишек Медушевский подписал документ.

Мечислав Рушинскнй продолжал размышлять о деле Ярецкого, о Романе Брегуле и об арестованном по обвинению в его убийстве Адаме Чихоше.

Преданный служака Францишек уже несколько раз заглядывал в бокс к адвокату, но все не решался побеспокоить его. Приятели Метека, которые обычно перед началом приема посетителей забегали, чтобы поздороваться п обменятьея новостями, в тот день тоже не входили к нему. Они хорошо знали: если он сидит, уставясь невидящим взором в одну точку на протргвоположной стене, то его не стоит тревожить.

Спустя час курьер наконец решился;

- Пан меценат, та пани ждет уже более получаса.

- Какая пани? - очнулся, будто ото сна, адвокат.

- Клиентка, жена того, который с моста бросился.

- Ярецкая?

- Она самая. Пришла в самом начале пятого, но я объяснил ей, что нужно обождать, так как вы очень заняты. Пригласить?

- Проси.

Барбара Ярецкая запяла место напротив адвоката.

- Признаюсь вам,- начал Рушинский,- я только что размышлял о всей этой удивительной истории с завещанием вашего мужа и о вас.

- Значит, существует телепатия.- Слабая улыбка тронула ее губы.- Вот я перед вами, и мне очень нужна ваша помощь.

- Моя?! -удивился адвокат.- Насколько мне известно, коллега Ресевич успешно ведет ваши дела, и не только связанные с исполнением завещания, но и некоторые другие. Пусть он и далее…

- Меценат Ресевич, как я узнала, уехал по меньшей мере на две недели.

- Так что же случилось у вас? Не появился ли новый Ковальский с претензиями на наследство?

- Нет, не появился и, надеюсь, не появится. Я пришла в связи с пожаром в моей мастерской. Вы, вероятно, уже слышали об этом или читали в газетах.

- Первый раз слышу,- честно признался Рушинский.

- Видимо, маленькое сообщение о пожаре ускользну ло от вашего внимания. Впрочем, это не имеет значения. Итак, в моей мастерской был пожар. К счастью, ничего страшного не случилось, никто из работников мастерской серьезно не пострадал. Но вот бухгалтерские книги, копии счетов, заявок, договоры, свидетельство на право заниматься ремеслом - в общем, вся документация сгорела. Остались лишь обгоревшие клочки. В создавшейся ситуации мне не осталось ничего другого, как обратиться за помощью к юристу. Я попыталась кое-что сделать сама, но без особого успеха. На хождение по учреждениям, на ожидание приема уходит масса времени, а я не могу оставлять без присмотра работу в мастерской.

- Вы правы,- согласился адвокат.- Дело не очень сложное, но канительное. Значительную часть документов можно будет получить в учреждениях, где имеются копии.

Но некоторые документы можно восстановить только через суд.

- Я абсолютно уверена, что вы, меценат, со всем этим прекрасно справитесь.

- У вас есть какой-либо официальный документ, подтверждающий факт пожара в мастерской?

- Да, у меня есть копия милицейского протокола.

- Как же все-таки случилось, что документация сгорела? Вспыхнул бензин или лак? Почему не спасли документы?

- Все документы хранились в полном порядке в шкафу. Но взрывом весь шкаф разнесло в щепки - ведь бомба находилась как раз над ним.

- Бомба?

- Неразорвавшаяся бомба, которая лежала на чердаке еще с войны.

- Может быть, авиационная?

- Вот именно. Саперы нашли там еще четыре такие же «игрушки». К счастью, они не взорвались, иначе бы ничего не осталось и от всего здания. Вы все же слышали об этом происшествии?

- Уверяю вас, нет.

- Откуда же вы знаете, что эта была авиабомба? Так называли эту бомбочку приехавшие к нам саперы.

- Вы тогда были в мастерской?

- Да. Знаете, могло случиться и так, что я уже никогда не сидела бы здесь, у вас. Всего за несколько минут до взрыва я вышла в соседнее помещение, и это спасло мне жизнь: бомба взорвалась как раз над конторкой. Ничего не осталось не только от шкафа, но и от моего письменного стола и кресла. Даже пишущая машинка не устояла перед силой взрыва. Когда я ее извлекла из-под обломков, это был уже только железный лом. В общем, неплохо

бабахнуло.

- Любопытно,- буркнул себе под нос адвокат.

- Разрушило перегородку, отделявшую конторку от соседнего производственного помещения. В момент взрыва я разговаривала с учеником, работавшим на станке, который стоял почти рядом у стены. Меня и ученика отбросило. Я отделалась раной на ноге, ссадинами и ушибами, а парнишка - шишкой и главным образом испугом. Можно сказать, чудом спаслась.

- Что же говорят специалисты?

- Да ничего. Приехали, посмотрели и очень удивились, как это авиабомба посмела взорваться без их на то позволения. Начальник саперов, какой-то поручик, сказал что-то невразумительное о том, что, должно быть, на чердаке по какпм-то причинам резко поднялась температура, и поэтому произошел взрыв. Чушь какая-то! Ведь тогда еще даже не топили печей. В конторке у меня было довольно прохладно, и я включала рефлектор, но он давал мало тепла. И уж конечно, тепло от него не могло дойти до чердака. Не желая честно признаться, что ничего не понимает, этот офицер наговорил бог весть чего. Но факт остается фактом: бомба взорвалась, и из-за нее у меня масса всяких хлопот. Не хотелось бы, чтобы финансовые органы увеличили налог только на том основании, что я не могу им представить ни книг, ни других кассовых докумептов.

- Это было бы несправедливо. Не думаю, чтобы такое могло случиться.

- В торговле и в нашем деле бытует поговорка: «Незнаешь, что делать, бери коробок спичек - огонь все спишет». Так делалось и делается. Поэтому финансовые органы чрезвычайно настороженно относятся к такого рода бедствиям. И безусловно, нередко бывают правы.

- Имеется протокол милиции, в нем засвидетельствовано, что пожар не подстроен, а возник в результате взрыва бомбы. А это в корне меняет дело. Кроме того, в финансовом отделе прекрасно осведомлены о положении дел на предприятиях - они знают, какая мастерская солидная, а какая только ищет оказии «выкинуть фокус». Поверят ли вашим объяснениям и доводам, в решающей степени будет зависеть от мнения финансовых органов о вашей мастерской.

- За все годы существования предприятия у Влодска никогда не возникало никаких осложнений по налогвопросам. Но меня-то они не знают, ибо «внешними сношениями» ведал муж.

- Это я беру на себя,- с апломбом заявил адвокат.- У меня есть кое-какие связи в Варшаве.

- Буду вам очень признательна.- Барбара Ярецкая сложила молитвенно руки и послала адвокату такой взгляд, что у Рушинского невольно мелькнула мысль: эта женщина не только знает силу своей красоты, но и умеет пользоваться и могла бы сама - с помощью таких вот взглядов - быстро и успешно уладить все свои дела. Впрочем, хорошо, что она не делала этого, иначе с чего бы жили адвокаты, если бы красивые клиентки пускали в ход такое оружие.

Еще не менее получаса Рушинский и Ярецкая изучали уцелевшие клочки документов и обсуждали, какие следует предпринять юридические шаги, чтобы избавить предприятие от возможных неприятностей. Потом Барбара Ярецкая подписала доверенности, внесла в кассу конторы аванс на расходы по ведению дела и оплатила часть гонорара адвокату. Закончив деловые переговоры и провожая свою новую клиентку, адвокат не удержался и поделился с ней кое-какими мыслями:

- В детстве я обожал всяческие головоломки. Например, составлять из разных кубиков картинки с изображением зверей или домика, речки и кораблика. Вы, вероятно, никогда не догадаетесь, зачем я говорю вам об этом?

- Я сегодня принесла вам такую головоломку?

- Не головоломку, а еще одни кубик к головоломке. Но пока этот кубик, кажется, ни к чему не подходит.

- Вы имеете в виду пожар и уничтоженные документы?

- Не о документах речь, не в них дело. А дело в том, почему из пяти авиабомб взорвалась только одна - над вашей конторкой? Вот это и есть для меня еще один кубик.

- Судьба. Я верю в нее. Видно, мне еще не суждено было погибнуть. Поэтому и вышла из конторки за несколько минут до взрыва.

- Я тоже верю в судьбу,-ответил адвокат,- и потому хочется разрешить до конца головоломку и все узнать.

- Я на вас полагаюсь как на каменную стену.- Ярецкая еще раз обворожительно улыбнулась и покинула контору.

До позднего вечера просидел Мечислав Рушинский в своем боксе. Писал запросы, заявления и прочие необходимые бумаги. Дело Барбары Ярецкой было не слишком сложным. Во время войны много несравненно более важных и ценных документов, нежели бухгалтерские книги ремесленной мастерской, стало жертвой огня и других разрушительных сил. Поэтому законодательство и судебная практика предусматривают различные обстоятельства такого рода бедствий. Тем не менее это несложное дело было очень трудоемким. Предстояло обращаться в суд с прошением о восстановлении документов, вытягивать из различных учреждений заверенные коппи счетов и других бумаг.

Закончив эту в достаточной мере утомительную работу, адвокат направился в «Шанхай». И только уже сидя в ресторане, после того как было съедено любимое блюдо - судак a la rouge, а на столике перед адвокатом появилась чашечка кофе и рюмка коньяку, он снова занялся своей головоломкой.

Вынул из портфеля листок чистой бумаги и написал на нем:

«Знаю, почему был убит Роман Брегула».

Подумав, дописал:

«Адам Чихош должен был погибнуть от взрыва авиабомбы. В его квартире милиция должна была найти костюм и ботинки, принадлежавшие Роману Брегуле».

Далее следовало:

«Почему в квартире Чихоша не найдено белья Брегулы, хотя он был обнаружен в мешке голым?»

Два глотка кофе и глоточек вина - и на бумаге появился ответ:

«Если бы Адам Чихош нашел у себя не только костюм и обувь Брегулы, но и его белье, он мог бы догадаться, что «организатор» был убит именно в его квартире, и тогда предусмотрительно избавился бы от всех вещей приятеля. А так, найдя только его костюм и ботинки, Чихош должен был предположить, что приятель оставил их сам на тот случай, если ему потребуется переодеться, не возвращаясь к себе в Юзефов».

Адвокат ухмыльнулся и еще написал:

«Убийце не повезло. Накануне запланированного покушения на Адама Чихоша тот напал на продавщицу в магазине. Налет не удался, преступника схватили. К счастью для убийцы, Чихош, идя на «дело», вырядился в костюм Брегулы, и милиция приняла его за убийцу «организатора». Так или иначе, действительный убийца Брегулы считает, что Чихошу обеспечена тюрьма на добрых несколько лет и, следовательно, он надолго выбыл из игры».

Адвокату все было ясно, но для подкрепления своих мыслей он не мог привести ни одного доказательства, Мало того, он знал, что в эту версию просто никто не поверит. Тем не менее опытный юрист готов был биться об заклад, что он прав. И готов был поставить все, что имел. Если б только нашелся человек, который пошел бы на такое пари.

Свои записи адвокат закончил так:

«Не знаю, кто убийца Брегулы и…»

Еще подумав, Рушпнский трижды подчеркнул эту короткую фразу. Поскольку вся страница была заполнена, он приписал сбоку:

«Знаю, почему Влодзимеж Ярецкий записал свое состояние Станиславу Ковальскому из Воломина и оговорил в завещании, что делает это в благодарность за спасение его жизни во время Варшавского восстания».

Все совпало, все было весьма логично. Кубики точно подходили друг к другу, получался значительный фрагмент целого. И тут появляется Барбара Ярецкая, приносит Мечиславу Рушинскому еще один кубик, который вносит путаницу в уже начавшую складываться общую картину. Тщетно Рушинский искал этому кубику место в своей картине - он не подходил ни с одной стороны. Но и отбрасывать его нельзя. Он наверняка из этой головоломки. Ведь его объединяло с другими кубиками то обстоятельство, что и на печке в квартире Чихоша, и на чердаке мастерской Ярецкой оказались одинаковые авиабомбы.

Из криминологии и личных наблюдений адвокат хорошо знал, что преступник, как правило, пользуется одним методом совершения преступления. Так, наверное, было и в данном случае. Убийца раздобыл несколько авиабомб и решил, что именно они наилучшим образом «помогут» его ближним покинуть эту юдоль скорби.

А вдруг это простая случайность, что одинаковые бомбы оказались в разных местах? Одна взорвалась, но другая ведь могла спокойно пролежать еще не один год…

Эта мысль показалась адвокату настолько нелепой, что он рассмеялся.

Пожилой, седовласый официант, всегда обслуживавший адвоката, наклонился над столиком и тихо спросил:

- Может, еще кофейку и рюмочку?

- Пожалуй,- машинально ответил Рушинский и снова погрузился в раздумье.

Перевернув лист бумага, он написал:

«Убийца Романа Брегулы и несостоявшийся убийца Адама Чихоша решил также избавиться от Барбары Ярецкой. Доказательство: идентичные авиабомбы».

Затем на бумаге появилось одно слово, но с тремя вопросительными знаками: «Почему???»

Подошел официант. Бесшумно убрал со стола, бесшумно поставил чашечку свежего черного кофе, наполнил коньяком рюмку и, не проронив ни слова, удалился. Старый официант хорошо изучил своих постоянных посетителей, меценат сегодня пришел в таком настроении, что лучше ему не докучать.

А Рушипский тем временем продолжал писать.

«Барбару Ярецкую пытались убить - это факт».

«Покушение не удалось только благодаря случайности».

«Найти специалиста и узнать, каким способом можно взорвать авиабомбу».

«Убийца хотел убрать с пути Барбару Ярецкую, потому что, во-первых, она была его сообщницей».

Несколько глотков кофе, глоточек коньяка, и адвокат заключает:

«Бессмыслица».

«Во-вторых, знала или могла догадаться о его роли во всем этом деле».

Поразмыслив, адвокат не исключил этого предположения, но счел его малоправдоподобным. Горе Барбары Ярецкой было искренним - в этом адвокат не сомневался. И огорчал ее не столько материальный ущерб, сколько содержавшееся в завещании оскорбительное замечание по ее адресу. Если бы у этой женщины имелись какие-либо догадки или хотя бы смутные подозрения, она, наверное, поделилась бы с адвокатом Ресевичем. Ведь рассказала же она ему о своем намерении обжаловать решение прокурора о прекращении следствия по делу об убийстве мужа, не зная ни о его письме в милицию, ни о его самоубийстве.

С какой бы стороны Рушинский ни рассматривал дело, личность Барбары Ярецкой не вписывалась в совокупность тех фактов, которыми располагал адвокат для подтверждения своей версии. И все же, по его мнению, покушение на жизнь этой женщины, несомненно, имело место.

С этим фактом-кубиком следовало считаться, хотя он никак не находил места в той головоломке, над решением которой бился сейчас адвокат. Не мог Рушинский на этот раз прибегнуть к своему излюбленному доводу: если факты противоречат, тем хуже для фактов.

Зоркий, как журавль, официант уже дважды подливал коньяк. Но кофе не приносил. Знал, что при повышенном давлении и двух чашечек более чем достаточно.

Уставившись в свои заметки, Мечислав Рушинский тщетно ломал голову. Наконец не выдержал, сдался. Посмотрел на часы: девятый час был на неходе. Рушинский кивнул официанту, расплатился, взял такси и поехал домой.

Еще три дня Рушинский бился над своими заметками. Потом разорвал их, скомкал и бросил в сердцах в корзину, решив больше не возвращаться к этому вопросу. В конце концов, адвокаты не обязаны дублировать работу милиции. Пусть милиция сама во всем разбирается.

Однако куда легче сказать «больше этим не занимаюсь», чем поступить таким образом. Тем более тому, кто по своей инициативе взялся защищать человека, которому грозит смертный приговор за убийство, но в вину которого он абсолютно не верит. Хочешь не хочешь, а Рушин-ский постоянно возвращался мыслями к волновавшей его головоломке.

Однажды вечером, когда Рушинский сидел дома с книжкой в руках, перед ним, как на экране, возникла картина давно минувших дней.

Большой кинозал Музея промышленности и техники на Краковском Предместье. Зал полон. Тут не менее семисот студентов-первокурсников. На кафедре сморщенный, худой старичок. Прославленный ученый, один из лучших знатоков римского права. Профессор Кошембар-Лысков-ский. Тогда, в тридцатых годах, ему было около восьмидесяти. Однако голос его звучит чисто, звонко, молодо. Профессор на память цитирует латинские формулы и тут же на прекрасном польском языке излагает своим молодым слушателям их содержание. В зале находился и он, Мечислав Рушинский, студент первого курса юридического факультета Варшавского университета. Тема лекции - сентенция из «Duodecim Tabularum» [3]. Она звучит так: «Is fecit cui prodest» - «Тот сделал, кому это выгодно).

Картина давно минувших дней исчезла так же внезапно, как и возникла. Но и этого было достаточно. Последний кубик нашел свое место. Головоломка была решена. Совокупность дала портрет убийцы.