"Хорхе Луис Борхес. Память Шекспира" - читать интересную книгу автора

Вслед за Торпом, я в простоте душевной принялся сочинять биографию. Но
скоро убедился, что этот литературный жанр требует писательских умений,
которых у меня нет. Я не умел рассказывать. Я не мог рассказать даже
собственную историю, а уж она была куда необычней шекспировской. Кроме того,
подобная книга оказалась бы ни к чему. Случай или судьба вдоволь отмерили
Шекспиру всего расхожего и чудовищного, что знает по себе каждый. Он сумел
создать из этого сюжеты, героев, в которых было куда больше жизни, чем в
придумавшем их седовласом человечке, - стихи, оставшиеся в памяти поколений,
музыку слова. Так зачем распутывать эту сеть, зачем вести под башню подкоп,
зачем сводить к скромным масштабам документированной биографии или
реалистического романа макбетовские шум и ярость?
Как известно, Гете у нас в Германии - предмет официального культа; куда
задушевней наш культ Шекспира, к которому мы примешиваем толику ностальгии.
(В Англии предмет официального культа - Шекспир, бесконечно далекий от
англичан; но главная книга Англии - конечно, Библия.)
На первом этапе судьба Шекспира была для меня беспредельным счастьем,
потом - воплощенным гнетом и ужасом. Вначале память каждого текла по своему
руслу. Со временем могучая шекспировская река нагнала и почти захлестнула
мой скромный ручеек. Я с ужасом понял, что забываю родной язык. Память -
основа личности; я стал опасаться за свой разум.
Друзья заходили по-прежнему; я поражался, как это ни один из них не
видит, что я в аду.
Понемногу я переставал понимать самые обычные вещи (die alltagliche
Umwelt). Как-то утром я растерялся перед странными громадами из железа,
дерева и стекла. Меня оглушили свистки, крики. Прошла секунда - мне она
показалась бесконечной, - прежде чем я узнал паровоз и вагоны Бременского
вокзала.
С годами каждому из нас приходится нести на себе растущий груз памяти.
А у меня за плечами их было два (порою они срастались в один): мой
собственный и недоступного мне другого.
Каждая вещь на свете хочет оставаться собой, написал Спиноза. Камень
хочет быть камнем, тигр - тигром. Я хотел снова стать Германом Зергелем.
Не помню точно, когда я задумал вернуть себе свободу. Способ я выбрал
самый простой. Позвонил по нескольким случайным номерам. Трубку снимали
дети, женщины. Их я решил не беспокоить. Наконец послышался голос человека,
явно образованного, мужчины. Я сказал:
- Хотите владеть памятью Шекспира? Говорю совершенно серьезно.
Подумайте.
Голос с сомнением ответил:
- Что ж, я готов рискнуть. Принимаю память Шекспира.
Я рассказал условия. Как ни странно, я чувствовал тоску по книге,
которую должен был, но не дал себе написать, и вместе с тем страх, что
призрак не покинет меня никогда.
Потом я повесил трубку и с надеждой повторил смиренные слова:

Simply the thing I am shall make me live.

Когда-то я изобретал способы оживить в себе прежнюю память, теперь я
искал способов ее стереть. Одним из них стало исследование мифологии Уильяма
Блейка, взбунтовавшегося ученика Сведенборга. Я убедился, что она не столько