"Хорхе Луис Борхес. Бессмертный" - читать интересную книгу автора

обрадовался, заметив дикаря, все еще следовавшего за мной. Я закрыл глаза и,
не засыпая, стал ждать, когда займется день.
Я уже говорил, что город стоял на огромной каменной скале. И ее крутые
склоны были так же неприступны, как и стены города. Я валился с ног от
усталости, но не мог найти в черной скале выступов, а в гладких стенах,
похоже, не было ни одной двери. Дневной зной был так жесток, что я укрылся в
пещере; внутри пещеры оказался колодец, в темень его пропасти низвергалась
лестница. Я спустился по ней; пройдя путаницей грязных переходов, очутился в
сводчатом помещении; в потемках стены были едва различимы. Девять дверей
было в том подземелье; восемь из них вели в лабиринт и обманно возвращали в
то же самое подземелье; девятая через другой лабиринт выводила в другое
подземелье, такой же округлой формы, как и первое. Не знаю, сколько их было,
этих склепов, - от тревоги и неудач, преследовавших меня, их казалось
больше, чем на самом деле. Стояла враждебная и почти полная тишина, никаких
звуков в этой путанице глубоких каменных коридоров, только шорох подземного
ветра, непонятно откуда взявшегося; беззвучно уходили в расщелины ржавые
струи воды. К ужасу своему, я начал свыкаться с этим странным миром; и не
верил уже, что может существовать на свете что-нибудь, кроме склепов с
девятью дверями и бесконечных разветвляющихся ходов. Не знаю, как долго я
блуждал под землей, помню только: был момент, когда, мечась в подземных
тупиках, я в отчаянии уже не помнил, о чем тоскую - о городе ли, где
родился, или об отвратительном поселении дикарей.
В глубине какого-то коридора, в стене, неожиданно открылся ход, и луч
света сверху издалека упал на меня. Я поднял уставшие от потемок глаза и в
головокружительной выси увидел кружочек неба, такого синего, что оно
показалось мне чуть ли не пурпурным. По стене уходили вверх железные
ступени. От усталости я совсем ослаб, но принялся карабкаться по ним,
останавливаясь лишь иногда, чтобы глупо всхлипнуть от счастья. И вот уже я
различал капители и астрагалы, треугольные и округлые фронтоны, неясное
великолепие из гранита и мрамора. И оказался вознесенным из слепого
владычества черных лабиринтов в ослепительное сияние города.
Я увидел себя на маленькой площади, вернее сказать, во внутреннем
дворе. Двор окружало одно-единственное здание неправильной формы и различной
в разных своих частях высоты, с разномастными куполами и колоннами. Прежде
всего бросалось в глаза, что это невероятное сооружение сработано в
незапамятные времена. Мне показалось даже, что оно древнее людей, древнее
самой земли. И подумалось, что такая старина (хотя и есть в ней что-то
устрашающее для людских глаз) не иначе, как дело рук Бессмертных. Сперва
осторожно, потом равнодушно и под конец с отчаянием бродил я по лестницам и
переходам этого путаного дворца. (Позже, заметив, что ступени были разной
высоты и ширины, я понял причину необычайной навалившейся на меня
усталости.) Этот дворец - творение богов, подумал я сначала. Но, оглядев
необитаемые покои, поправился: Боги, построившие его, умерли. А заметив,
сколь он необычен, сказал: Построившие его боги были безумны *. И сказал -
это я твердо знаю - с непонятным осуждением, чуть ли не терзаясь совестью,
не столько испытывая страх, сколько умом понимая, как это ужасно. К
впечатлению от глубокой древности сооружения добавились новые: ощущение его
безграничности, безобразности и полной бессмысленности. Я только что
выбрался из темного лабиринта, но светлый Город Бессмертных внушил мне ужас
и отвращение. Лабиринт делается для того, чтобы запутать человека; его