"Георг Борн. Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы (Том 1) (fb2) " - читать интересную книгу автора (Борн Георг)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I. ПИСЬМО

— Ого! Да что ж это там такое? — вскричал лакей одного из великолепнейших домов Лондона. — Никак кто-тополетел на землю вместе с лошадью.

— Верно, верно, мой милый! — раздался голос с середины темной улицы, представляющий комичную смесь французского с английским. — Ты угадал! Поди-ка сюда, да помоги мне выбраться из-под лошади.

— А мне какое дело! — проворчал лакей и хотел было возвратиться в свою ярко освещенную прихожую.

— Ступай сюда! Приказываю именем герцога Бекингэма! — раздалось с улицы. Имя подействовало на лакея, как магический заговор, он тотчас же обернулся.

— А откуда вы знаете светлейшего герцога? — спросил он, бегом спускаясь по лестнице.

— Знаю, что он тебе будет благодарен, если ты мне поможешь.

— Гром и молния! Да никак конь-то сломал вам ногу!

— Кажется, нет. Ну, помоги-ка мне.

— Однако ведь это опасно. Он вздрагивает и того игляди убьет.

— Я, кажется, загнал его. У меня все шпоры в крови. Помоги приподнять его немного, может быть, он сам пойдет.

— Да что это вам вздумалось до смерти загнать такого чудесного коня? — спросил лакей, помогая французу.

— На то, мой милый, были такие причины, по сравнению с которыми лошадь ничего не значит! Теперь главное побыстрее добраться до дворца графа Бекингэма.

— Вы француз и, как мне кажется, мушкетер королевской гвардии.

— И на этот раз ты угадал, мой милый! — весело отвечал беарнец, подлезая под брюхо лошади. — И благодарю Пресвятую Деву за то, что наконец добрался сюда.

— Господи, но на кого вы похожи!

— Ты думаешь, мне нельзя в таком виде представиться графу?

— Графу? Да что с вами?

— А ты у него на службе?

— Разумеется, я имею честь состоять при доме этого знатнейшего и богатейшего дворянина Лондона. Но скажите на милость, что же мы станем делать с вашим конем?

— Я подарю его тебе, если хочешь, а если не хочешь, вели его убрать куда-нибудь. Мне некогда им заниматься, мне нужно к графу Бекингэму. Напрасно ты делаешь такое удивленное лицо, дружище, и так оглядываешь мой мундир! Говорю тебе, что твой герцог примет меня с распростертыми объятиями, если я представлюсь ему даже в таком неприглядном виде. Ну, ступай же скорее и доложи ему обо мне.

— Да что вы, смеетесь надо мной, милорд! Я знаю, что мушкетеры его величества короля французского — все знатные дворяне, а все-таки в таком виде не могу впустить вас во дворец.

— Ну, а если я тебе обещаю…

— Даже если бы вы отдали мне ваш кошелек, я и тогда не сделал бы этого! — отвечал лакей,

— А если я тебе скажу, что герцог будет очень рад письму, которое я ему передам.

— Я и тогда останусь при своем.

— Ну, а если, наконец, я пообещаю тебе, что герцог прогонит тебя ко всем чертям, если узнает, что ты не пропустил меня.

— Тогда уж моему горю не поможешь!

— А своему я помогу! — вскричал д'Альби, отталкивая лакея. — Я и сам проложу себе дорогу!

Он быстро вбежал во дворец и хотел было уже подняться по лестнице, устланной роскошным ковром, как на крик первого лакея выбежала целая толпа других и загородила ему дорогу, переговариваясь по-английски так быстро, что мушкетер решительно ничего не понял.

— Ну так слушайте же! — крикнул он. — Мне необходимо видеть герцога! Я приехал из Парижа по важному делу! Герцог ждет меня.

Из толпы выделился дворецкий и с почтительным поклоном проговорил:

— Я сожалею, что невозможно тотчас же исполнить ваше желание. Но светлейший герцог, мой господин, с час тому назад уехал во дворец к его величеству королю.

— Это дело другое! — ответил Этьен, — хотя мои дела и не терпят отлагательств. Когда же возвратится герцог из дворца?

— Это неизвестно, милорд. Очень может быть, что поздно ночью.

— В таком случае сегодня мне уже не придется с ним увидеться и не следует пристреливать свою лошадь.

— Завтра перед обедом я могу доложить о вас, — сказал дворецкий, окидывая мундир мушкетера взглядом, который, казалось, говорил: а за это время ты, разумеется, успеешь переменить свое платье.

— Вы говорите, завтра перед обедом. Хорошо. Хоть я и потеряю из-за этого целых двенадцать часов, придется покориться необходимости. Однако позаботьтесь, по крайней мере, чтобы он принял меня тотчас же, как я явлюсь.

Гордость молодого француза чрезвычайно удивила английских лакеев. Никто и никогда не смел так говорить в этом доме! Знатнейшие вельможи Англии часами ожидали в прихожей чести быть принятыми всемогущим герцогом Бекингэмом, и немало денег переходило из их кошельков в карманы его лакеев ради этой чести. А юный офицер разговаривал таким тоном, который, казалось им, вовсе не соответствовал его положению.

— О вас доложат по очереди, как это у нас принято, если наш светлейший господин будет давать завтра аудиенции, — холодно и твердо отвечал дворецкий, — иначе у нас это не делается.

— Ну, об этом мы потолкуем завтра. Доложите герцогу, что из Парижа приехал курьер и имеет для него чрезвычайно важные вести от двора. Понимаете ли вы, от Двора! Когда вы это ему передадите, остальное уладится само собою. А затем, спокойной ночи!

Этьен д'Альби слегка кивнул озадаченным лакеям и, громко звеня шпорами, спустился по мраморным плитам подъезда и быстро исчез в сгустившейся тьме наступившей ночи.

Пока удивленные лакеи все еще толковали о смелости молодого иностранного офицера, виконт разыскал на одной из смежных улиц гостиницу «Дуглас». Он заранее навел о ней справки и рассчитывал поесть в ней и переночевать. Этот отдых, к которому принудили его обстоятельства, был ему далеко не по сердцу, но, так как изменить что-либо было невозможно, он признался себе, что, в сущности, отдых был просто необходим ему, потому что за последние несколько дней ему удалось поспать всего несколько часов, а сытно поесть лишь один единственный раз.

Гостиница «Дуглас» была старинным и обширным заведением, часто посещаемым иностранцами. Английские лорды тоже нередко заглядывали к Красному Джеймсу, как они прозвали хозяина, ценя достоинства его винного погреба. Это прозвище он получил за свои ярко-красные поразительно толстые щеки.

Красный Джеймс гордился, между прочим, не только своими винами, но и тем покоем и хорошим обществом, которое всегда можно было у него найти. Поэтому ему не очень понравилось, когда к нему явился французский мушкетер и потребовал отдельную комнату. Он не знал, что все солдаты этого полка были благородного происхождения. Без особого почтения отвел он его в предназначенное помещение, а когда д'Альби потребовал себе обед и вина, Джеймс хотя и выполнил его просьбу, но далеко не с обычной своей услужливостью, а скорее, с неудовольствием: внизу у него сидели важные английские посетители, и он боялся, что присутствие французского мушкетера придется им не по вкусу.

Сытно поужинавший Этьен только что успел потушить свечу и улечься в постель, как в гостиницу вошли трое новых посетителей. Красному Джеймсу показалось, что это были люди знатные. Старший из них тотчас же потребовал три бутылки вина.

— Эй, послушай-ка! — крикнул он, подзывая к себе хозяина «Дугласа», между тем, как его товарищи с видимым удовольствием отдавали честь вину. — Не остановился ли сегодня вечером у вас один французский мушкетер?

Сначала Красный Джеймс не хотел признаваться, но потом сообразил, что лучше сказать правду.

— К сожалению, вы угадали, — отвечал он, — сегодня вечером ко мне приехал один мушкетер, и я не мог прогнать его.

— Ну, и что же? Вы отвели ему особую комнату? — расспрашивал незнакомец.

— Да, как раз над общей залой. Он ел, точно голодал перед этим добрую неделю, и теперь завалился спать. Уж не знаю, как-то он со мною расплатится.

— Спасибо, дружище, нам только это и надо было знать! — сказал незнакомец и, подождав, когда Красный Джеймс возвратится к своим бутылкам, рюмкам и кружкам, обратился к товарищам:

— Слышали? — спросил он тихо. — Наконец-то мы до него добрались!

— Видите, я тогда не ошибся, увидев, как он поскакал по этой улице, а Жюль пустился со мной спорить! Теперь-то он в наших руках!

— Да не в нем дело! — вскричал второй, — наша задача добыть у него письмо.

— Это верно, — тихо подтвердил Антонио, — нужнее всего письмо. Я думаю, нам всем троим следует подняться через некоторое время в его комнату, покончить с ним, захватить письмо и сегодня же ночью отправиться в обратный путь.

— Всем троим? — задумчиво переспросил Жюль, — а мне думается, будет гораздо лучше, если кто-нибудь один из нас пойдет наверх и просто стащит у него письмо.

— Разумеется, он спит теперь как медведь, — проворчал Жан, — можно будет, кстати, пошарить и в его карманах.

— Дело мастера боится, — рассмеялся Антонио, — а вы ведь на это мастера.

— Уж понятно, мы прошли у своего старика славную школу. Стащим у него письмо так, что он и не почувствует! — похвастался Жан.

— Пусть будет так, — согласился Антонио, — хотя, честно сказать, я с удовольствием всадил бы этому проклятому мушкетеру такую штучку, после которой он не успел бы и вздохнуть! Ну, да это от меня не уйдет. Мы ведь теперь на чужой стороне, и нам нужно работать с оглядкой, поэтому лучше действовать без шума.

— Давайте кинем жребий, кому идти наверх, — предложил Жан.

— Верно, надо бросить жребий, — подтвердил Жюль. — Подайте кости! — крикнул он.

Хозяин «Дугласа» принес кости. Первым бросил Антонио, затем Жюль, наконец Жан.

— Выпало тебе! У тебя больше всего очков! — вскричал Жюль. — Тебе и карты в руки! У Жака легкая рука.

— Недолго вам придется ждать меня! Я живо вернусь! — ответил тот.

— Вернись, но только с письмом! — заметил ему Антонио.

Жан утвердительно кивнул и встал из-за стола. Хозяин, казалось, не обращал на иностранцев никакого внимания. Антонио и Жюль продолжали сидеть на своих местах, а Жан как ни в чем не бывало вышел из комнаты.

В прихожей горел фонарь, позволяющий разглядеть узкую крутую лестницу, ведущую в верхние покои. Жан снял с гвоздя фонарь и осторожно стал подниматься по лестнице. Наверху он попал в узкий коридор, в котором скоро нашел дверь комнаты д'Альби.

После страшного утомления, последних дней мушкетер спал так крепко, что не услышал, как тихо отворилась дверь, и Жан, войдя в комнату, осторожно опустил фонарь на пол.

Мошенник внимательно осмотрелся и тотчас же заметил, что мушкетер лег спать не сняв мундира. При таких обстоятельствах достать спрятанное на груди письмо было бы поистине ювелирной работой для каждого вора и разбойника. Если бы Жан решился убить спящего, все было бы значительно проще, но он боялся лишнего шума. Кроме того, ему хотелось испытать степень своего искусства в этом рискованном деле.

Ровное дыхание Этьена доказывало, что он крепко спал. Жан тихо подкрался к кровати. В одной руке он сжимал кинжал, чтобы в случае надобности иметь его наготове, а другой — с поразительной ловкостью принялся ощупывать платье спящего.

Не найдя ничего похожего на письмо, он покачал голевой и стал осторожно расстегивать камзол Этьена, рассчитывая найти письмо на его груди, но и здесь ничего не оказалось. Чтобы действовать успешнее обеими руками, Жан отложил кинжал в сторону.

На мгновение он остановился и призадумался. На теле мушкетера уже не осталось местечка, которое бы он не обыскал. Вдруг по губам его скользнула улыбка. Он догадался, что д'Альби положил письмо под подушку, и теперь нужно было только достать его оттуда. Сделать это было нелегко. Голова мушкетера опиралась на нее так крепко, что подсунуть под нее руку и не разбудить его при этом было практически невозможно. Но хитрый отпрыск Пьера Гри нашелся и в этом случае.

Он опять взял кинжал в левую руку, а правой, выдернув из тюфяка соломинку, начал осторожно водить ею по лицу мушкетера, словно по нему ползала муха.

Неприятное ощущение щекотки заставило Этьена раза два сонно отмахнуться рукой, но неотвязная муха продолжала беспокоить его, и он повернулся на бок.

Жану Гри этого только и нужно было. Теперь он мог гораздо свободнее просунуть руку под подушку. Он так ловко проделал это, что мушкетер ничего не почувствовал.

Все дальше и дальше продвигалась рука мошенника, и под самой головой Этьена, наконец, нащупала письмо… Удача могла взволновать каждого, но Жан Гри даже не вздрогнул, хотя в глазах его и блеснул луч злой радости.

Убедившись, что д'Альби продолжает спать, Жан осторожно стая приподнимать подушку… Рука разбойника уже ухватилась за край бумаги и он тихо потянул ее на себя, как вдруг остановился и затаил дыхание. Мушкетер пошевелился, открыл глаза и заметил слабый свет, мерцающий в комнате.

В ту же минуту в полумраке над ним сверкнул кинжал Жана Гри. Д'Альби увернулся, и лезвие скользнуло по плечу.

— Ад и черти! — закричал мушкетер, вскакивая на ноги и не обращая внимания на свою рану и на струившуюся из нее кровь. — Да кто ты, разбойник?

Жан схватил письмо, пытаясь спрятать его под свою одежду.

— А! — вскричал Этьен, выхватывая шпагу из ножен. — Теперь я понимаю!

Жан Гри понял, что погибнет, если не помешает мушкетеру напасть на себя. Он широко развел руки, желая обхватить Этьена и всадить ему в спину кинжал. Но Этьен заметил это, вышиб ногою кинжал из руки своего противника, а свободной рукой схватил его за горло и сжал так крепко, что Жан вытаращил глаза, побагровел и напрасно пытался закричать. Тяжелые шаги мушкетера, а затем и звук падения Жана обратили на себя внимание людей, сидевших в общей зале. Послышалось хлопанье дверей.

— Ну вот, мошенник! — вскричал Этьен, возвышаясь над лежащим на полу Жаном, — пришел твой конец!

— Помогите! — кричал негодяй, видя, что дело его проиграно. — Помогите, убивают!

Мушкетер без малейшего сожаления вонзил шпагу в горло разбойника и отнял у него письмо. Дверь с шумом распахнулась. На пороге показались Антонио, хозяин гостиницы и несколько человек посетителей.

— Что здесь такое? — сердито кричал Красный Джеймс— Я так и думал, когда впускал к себе мушкетера! Я так и думал! Вот что он затеял!

— Убийство! — кричал Антонио. — Его нужно схватить! Его будут судить! Не выпускайте его!

— Держите! Держите! Позвать солдат! Пусть его арестуют! — вторили ему посетители «Дугласа», увидев на полу умирающего человека.

— Да ведь я только защищался! Этот разбойник забрался ко мне и напал на меня! Моя рана это доказывает. Он сам хотел убить меня, — возразил было им д'Альби.

— Не верьте ему! — кричал Антонио, — не защищался он! Я требую правосудия!

Этьен скрипел зубами от бешенства, видя человека, который преследовал его и хотел предательски убить. Англичане же были явно на стороне этого негодяя.

— Ну, так я сам требую, чтобы меня арестовали! — сказал он, — а все остальное выяснится само собой. Но только ты берегись! Если ты еще раз попадешься мне, я всажу тебе пулю прямо в лоб. Ведь я знаю, что это ты подослал этого молодца! Советую тебе поскорее уносить ноги из Англии, для тебя здесь небезопасно!

— А вот и караул! Пропустите! — послышались голоса посетителей. — Сюда! Сюда! Здесь убийство! Арестуйте его именем короля!

— Да, да! Связать его, заковать в цепи! — вопил Антонио радостно, — а то он начнет кусаться от злости.

Солдаты вошли в комнату. Двое из них взяли тело Жана, трое остальных окружили мушкетера.

— Я ваш пленник! Возьмите мою шпагу! Но я требую, чтобы обо всем, что случилось, тотчас же доложили герцогу Бекингэму! — сказал Этьен начальнику караула.

— Уж не думаете ли вы учить нас, что нам следует делать? — возразил тот. — Вы совершили убийство, и теперь пойдете в Тауэр

— Желаю вам повеселиться, господин мушкетер! — с дерзкой насмешкой крикнул Антонио.