"Леонид Бородин. Расставание" - читать интересную книгу автора

Нагло спросил. Хамски. Отец Василий прерывается на полуслове - что-то
про Африку молол. Смотрит на меня и хоть бы прищурился умно или взглядом
этаким пронзил, чтоб мне стыдно стало за пьяное хамство. Нет, только
моргает.
- Я и не отдаю тебе. Я дарю тебе ее. Она твое будущее счастье, вот я
тебе его и дарю. - Улыбается, шевеля бородой. - Так же мог бы и солнце тебе
подарить или море наше священное с берегами.
- Неужто лучше меня не встречали?
- Других встречал, - уклоняется он, - других, а лучше, хуже - Бог
ведает.
- Дарите, значит. А в приданое что даете?
- Чего хочешь-то? - опять улыбается.
- Веру бы мне... - отвечаю не без ехидства. Качает головой.
- Этого - подарить не могу. Не дарится. Чем-то меня оскорбляет его
доверие.
- Дочь твоя верующая, а я кто?
- Бога чувствуешь, но не понимаешь. Душа есть - значит, поймешь.
Меня тянет на ссору, хочется выбить его из этого добродушия.
- А знаешь ли, сколько грехов на моей совести?
Уже я на "ты" перешел. Понесся, как по наклонной. А он - так же
улыбается и бородой шевелит.
- Да чего там грехи твои, страсти больше. Нет у тебя никаких таких
грехов, чтобы пугаться. Не пугай потому.
Я воспринимаю это как обиду. Что ж я - впустую прожил свои тридцать
лет, что и грехов за душой не имею? Ведь только грехами и отличаемся друг от
друга, иерархию ведем по степени грехопадения и мерзости. А ведь грехи - это
тоже что-то, за ними жизнь, острота, в них изюминка атеиста! И если он мне в
грехах отказывает, за кого же он меня принимает, за тварь мычащую? Ну, я ему
сейчас врежу, он у меня заморгает! Но что кинуть ему в бороду, какой грех,
чтоб заикаться начал? Господи, а ведь он прав! Нечего кинуть. Все -
мелочишки какие-то, ни одного звонкого греха за душой! Вот как раздел меня,
как развенчал поп Василий, тесть мой будущий. Ничего за душой, ни хорошего,
ни плохого. Для чего тогда прожил я свои тридцать лет? Но жил ведь, какие-то
страсти были, нервы истрепаны, а на что? Ничего не вспомнить из своей жизни,
как будто не было ее вовсе, где-то я отсиделся в тени да прохладе. Господи,
как жалко свою жизнь!
- В город часто езжу, - опять он какую-то ахинею замолол, - дорога
длинная да прескучная, все на ногах, а уж толкотня да брань... А ездить
каждую неделю надо, питаться-то чем?.. И вот забаву себе придумал
младенческую. Как ни тесно в автобусе, как ни кидает на поворотах да ухабах,
а стараюсь проехать, чтобы никого не толкнуть. И что оказывается? Заметь -
меня тоже не толкают. Иногда два часа, и никто не толкнет. Закон,
оказывается, такой: свое плечо упредил в толчке - чужое тоже упредил. Локоть
прибрал к ребрам - чужой локоть мимо скользнул. А?
Я молчу. Эту философию я на дух не принимаю.
- Вот к чему байка, - улыбается он, - хочешь грехами похвастаться? А
зачем, если живешь бережливо, пихаться не стремишься, и тебя пихают не
шибко, ведь это уже - добро. А что до Анастасьи, так она тоже понимает, чего
хочет. Как же я могу против ее хотения идти, когда знаю, настоящая она у
меня...