"Леонид Бородин. Год чуда и печали" - читать интересную книгу автора

выписывать по горизонту волнистую черту не то чтобы горы, а так, нечто
среднее между холмами и горами. Потом все же окажется, что это горная
местность, опять же для Сибири обычная, и через десяток-другой километров вы
обязательно заскучаете, тем более если еще и до Иркутска добирались поездом
через всю Сибирь.
И вот, когда вы уже заскучаете непоправимо, когда либо в сон поманит,
либо книжку раскроете, когда расслабитесь на сиденье, когда печально
примиритесь с обычностью, - вот тогда и будет вам награда выше всяких
ожиданий! Внезапно распахнутся горы, и не расступятся, а именно распахнутся
сразу на три измерения - вверх, вдаль, вниз, и тотчас же откроется
необычайное, окажется, что поезд ваш идет по самому краю вершины высоченной
горы, а точнее, по краю обычного мира, за чертой которого, если вверх, то
синева дневного космоса, если вдаль, то беспредельная видимость горизонта,
расписанного орнаментом бегущей с севера на юг кривой линии остряков вершин
Хамар-Дабана, но вниз если, то там откроется ослепляющая взор страна голубой
воды и коричневых скал, и это так глубоко внизу, что вы можете забыться
относительно того, где же вы сами в этот момент находитесь: на поезде, или
на самолете, или на орбите незнакомой планеты. Для вас исчезнут стук колес,
тряска вагона, для вас исчезнет само движение, потому что по отношению к
необъятности открывшейся панорамы скорость поезда смехотворна, и вы как бы
повиснете на краю фантастического мира, и вместе с движением поезда
прекратятся и мысли, и чувства, и все ваше суетное бытие преобразится в этот
миг в единое состояние восторга перед чудом!
Не все необычное есть чудо. Чудо - понятие нравственное. И вы убедитесь
в том, если сможете оторваться в этот момент от окна и взглянуть на лица
справа и слева от вас, что также приросли к окнам. Вы тогда увидите в этих
лицах редчайшее выражение доброты, открытости, искренности, вы осязаемо
уловите тогда факт того самого подобия, коим человек отличается от всякой
прочей твари и что делает его собственно человеком...
Чудо, что откроется вам, если вы сядете в иркутскую электричку у окна
по ходу поезда, зовется Байкалом, и он будет одним из главных героев
повести, которую я начинаю наконец, заверяя читателя в абсолютной
правдивости каждого и впредь сказанного мною слова!

1

Мы уезжали жить на железнодорожную станцию на Байкале. Там учителями в
железнодорожной школе должны были работать мои родители, стало быть, и мы
становились железнодорожниками, отчего для переезда нам выделили отдельный
товарный вагон. Отец несколько раз куда-то бегал, несколько раз приходили
какие-то люди, проверяли бумаги и буксы, потом нас долго мотали по
станционным путям туда-сюда, и лишь к вечеру мы оказались в середине состава
таких же, только закрытых и запломбированных вагонов, и уже совсем к ночи
несколько громоподобных рывков грохотом и лязгом возвестили о том, что мы
поехали.
К Байкалу мы подъехали в ночь на третьи сутки. Тщетно я вглядывался в
дверную щель. Темнота, как назло, была непроглядная. Но на первой же
остановке я сразу обратил внимание на незнакомый шум. Что-то большое и
тяжелое вздыхало не то сердито, не то угрожающе где-то совсем рядом с
вагоном, и от этих вздохов несло холодом и сквозняком, и воздух был совсем