"Леонид Бородин. Ушел отряд" - читать интересную книгу автора

вместе с учительшами и учениками-переростками-двоечниками по новой
развешивал портреты и товарища Сталина, и товарища Калинина, и товарища
Молотова... Только на месте портрета товарища Ворошилова белая пустота. Этим
годом побелку не делали, не до того. Портрет фюрера Кулагин бережно снял и,
из рамки не вынимая, в ближний шкаф поставил мордой к стенке. А бюст Ленина
на столике - так с бюстами Ленина и Сталина проблем не было.
И все как обычно. Поутру в Тищевке трое саней запрягались малышню в
заболотскую школу отвозить. Те, что старше, - пешедралом привычно. В классах
хором читали стихи Пушкина и Некрасова, а Митрофаныч рассказывал про походы
Антанты и про товарища Сталина, всякий раз загонявшего Антанту в гроб.
Когда Кондрашов подошел к гомонящей толпе, толпа притихла, с докладом
выдвинулся бывший командир танка "КВ" лейтенант Петр Карпенко, молодой,
толковый, серьезный не по возрасту хохол из Харькова, перед войной
командированный в Псков по каким-то танковым делам, подбитый в первом же
бою - еще бы, один против трех вертлявых немецких танков... - червяком уполз
в овраг, за ворот тащил раненого водителя, пока тот не помер, оврагом до
ближайшего леса, там его подобрала пехота, с ней мотался по лесам, пока не
наткнулся на отряд Кондрашова. Когда драпали через болота, Карпенко сколотил
прикрытие из тех, у кого были немецкие гранаты, и грамотно отсекал немцев
всякий раз, когда они наступали на пятки отряду или пытались закольцевать
отстающие группы. Едва ли кто учил его, танкиста, таким маневрам. Кондрашов
оценил и, размещая отряд на зиму по двум деревням, в Заболотке его старшим
назначил, то есть командиром взвода. По совести, с командирством своим
Карпенко не справился, разболтался народ за зиму, засамогонился не в меру,
сам Карпенко попивать начал, капитан Никитин требовал отстранить, наказать,
заменить, и Кондрашов к тому уже готов был...
Из карпенковского доклада такая картинка нарисовалась: узнав о том, что
отряд уходит в лес и будто бы - слушок был - в скорости направится на
смоленщину, директор Кулагин велел поснимать со стен портреты советских
вождей, на место Сталина - Гитлера... Ну и все прочее... О том прознали
заболотские "полицаи", Ванька Корюхин и Колька Большаков, "селькоры",
возомнившие себя суперпартизанами, потому что как бы они, видишь ли, и духом
советские, и немцев дурят, паучьи повязки ихние на рукава нацепив. А когда
грабежный немецкий обоз приходит, они с немцами запросто, на деревенских
покрикивают, чуть что - винтовки на брюхи вскидывают да затворами щелкают, а
по делу будто бы немцам только лишнюю суету создают и внимание отвлекают, а
кое-кого и от лишнего побора уберегают. Такие вот они ловкие да хитрые.
Узнав, что директор школу под немцев переделывает, примчались лихие,
давай права качать, дескать, такой-сякой, советские партизаны в селе, а ты
Гитлера на стенку вешаешь! Ванька Корюхин на стол вспрыгнул, портрет Гитлера
сорвал, хотел порвать штыком, Кулагин уцепился за раму, не дает, мне,
кричит, детей учить, а под чьим портретом, плевать... И все это при детях,
которые учителю помогали, и при учительшах. Учительши тоже в крик. Суматоха.
В суматохе Корюхин и заехал прикладом директору по скуле. Кровища. Учительши
орут: "Убивают!" Старший директорский сынишка, что при нем был, на улицу
выскочил и тоже давай орать: "Папку полицаи убивают!" Откуда-то мужики
взялись, давай "полицаев" метелить, винтовки поотбирали, морды им
поразбивали, когда б Карпенко не вмешался, быть "полицаям" калеками, до того
мужики разъярились. В обеих деревнях директора уважают, и при советской
власти уважали поболее, чем председателей, которые, что ни год, менялись...