"Кшиштоф Борунь. Фабрика счастья (Авт.сб. "Грань бессмертия")" - читать интересную книгу автора

изображение формулы - большие черные буквы - кто-то проецировал на белый
экран. Но это только обрывок, фрагмент, лишь одна сцена, причем как бы в
тумане. Я помню также своих родителей, но только их поведение, нежность,
очертания фигур. Их лиц я не представляю себе. Если бы я увидел фотографию
своих родителей, то не уверен, смог ли сказать, кто это...
- Это очень напоминает обычную забывчивость, - заметил Ган. - Я тоже
многие события помню, как в тумане. Не могу представить лица тех или иных
людей или даже не узнаю их на фотографиях. А ведь я не был на лечении у
Алла, и мне всего 26 лет.
- Однако у вас, кроме этих отрывочных, частично стершихся воспоминаний,
есть и воспоминания конкретные, упорядоченные, четкие. А у нас их нет
совершенно. Моя жена, например, великолепно знает конструкции космических
кораблей, разбирается в астрономии, физике, химии, математике, но не могла
бы воспроизвести в памяти, где, при каких обстоятельствах она изучила все
это. Она хорошо знает географию, более того - помнит, что бывала в том или
ином городе, но когда, с кем - все это как бы стерто в извилинах ее мозга.
- Как проходила эта операция? Вы что-нибудь помните?
- Почти ничего. Мне только известно от одного из сотрудников Алла, что
во время операции я был в сознании. Человек находится как бы в состоянии
гипноза. Врач приказывает ему думать о том или ином, а когда эта мысль
появляется, аппаратура, стирающая память, автоматически создает что-то
вроде контрколебаний, гасящих информацию. Одновременно происходит утрата
сформированных в мозгу комбинаций нервных соединений. Я получаю заданно
думать, допустим, о своем родственнике, которого очень хорошо знаю. Я
вспоминаю, например, его лицо, и под воздействием контрколебаний оно
стирается в моей памяти. Врач вновь предлагает мне думать о нем. Я
вспоминаю те сцены моей жизни, которые связаны с ним, и тотчас же они
расплываются в моей памяти, как и его лицо. Я помню о нем все меньше и
меньше, пока, наконец, совершенно перестаю что-либо о нем знать. И теперь
называемое врачом имя не вызывает у меня никаких ассоциаций, разве что
лишь случайные, фонетические. В памяти в этом месте возникла пустота.
- Но все же что-то остается, хотя бы имя, фамилия неизвестного теперь
лица, называвшаяся во время операции?
- Нет. Позднее устраняется также и воспоминание о самой операции.
- Говорят, одновременно прививается нежелание к поискам следов прошлой
жизни и даже к разговорам на эту тему?
- Весьма возможно. Моя жена еще ощущает какую-то травму в этой связи.
Она существует где-то в подсознании, и когда человек старается путем
самоанализа извлечь ее наружу, его охватывает все возрастающее
беспокойство. Я тоже вначале ощущал это весьма сильно, но теперь уже в
значительной мере сумел справиться с этим чувством. Лишь иногда, очень
редко, случается, что я переживаю нечто вроде шока...
- Технически такое состояние, по-видимому, вызвать очень просто, -
заметил Ган. - Ведь когда в цепи нейронов преобладают, скажем, колебания с
частотой шесть циклов в секунду, человек испытывает неприятные ощущения,
такие же, как в жизни в минуты опасности. Спокойной атмосфере напряженной
работы соответствуют колебания с частотой двадцать четыре цикла в секунду.
Тин посмотрела на Гана с неприязнью. Ей захотелось охладить его
ораторский пыл, хотя бы из-за Джора.
- Все это совершенно естественно, - сказала она равнодушным тоном. -