"Симона де Бовуар. Очень легкая смерть" - читать интересную книгу автора

ради денег. Так что, сама понимаешь...". Суждения эти были поверхностными,
обывательскими, но за ними стояли какие-то понятия, которые не могли не
вызвать чувства неловкости. Меня огорчал контраст между мудростью ее
страдающего тела и вздором, которым была напичкана ее голова.

Я совсем перестала стесняться

Специалистка по лечебной гимнастике подошла к кровати, откинула
простыню и приподняла левую ногу матери. Ночная рубашка задралась, и мать
равнодушно обнажила под посторонним взглядом свой дряблый живот, покрытый
мелкими морщинами, и безволосый лобок. "Я совсем перестала стесняться", -
призналась она с удивлением. "И правильно делаешь", - ответила я, но все же
отвернулась и стала разглядывать сад за окном. Нагота матери потрясла меня.
Ничье тело не значило для меня так мало и в то же время так много. Ребенком
я льнула к нему, когда я стала подростком, оно тревожило и отталкивало меня;
это происходит со всеми, и я считала естественным, что тело матери так и
осталось для меня отталкивающим и священным одновременно - неким табу. Тем
не менее меня поразила острота неприятного ощущения, которое я испытала
теперь. А бездумная покорность матери только увеличила это ощущение. Она
словно отбросила запреты, подавляющие ее всю жизнь, и этого я не могла не
одобрить. Но тело ее уже стало жалкой оболочкой, которую щупали и теребили
бесцеремонные руки врачей и в которой жизнь теплилась, лишь повинуясь
какой-то бессмысленной инерции. Для меня мать существовала всегда, я никогда
всерьез не думала о том, что когда-нибудь она уйдет из жизни. Ее смерть, как
и ее рождение, помещались где-то за пределами реального времени. Иногда я
говорила себе: она достигла возраста, когда люди обычно умирают, но слова
эти, как и многие другие, не имели для меня подлинного смысла. И только
теперь, глядя на нее, я стала различать неотвратимые признаки близкой
смерти.
На следующее утро я отправилась в магазин: медицинские сестры
посоветовали купить короткие ночные рубашки так как складки материи,
собирающиеся под ягодицами, могут вызвать пролежни. "Желаете рубашечки
"беби-долль"? - спрашивали продавщицы. Я перебирала тончайшее, нежных тонов
белье, сшитое для юных жизнерадостных женщин, его легкомысленный покрой
вполне отвечал названию. Стоял погожий осенний день, но небо казалось мне
свинцовым, давящим. Я поняла, что беда, случившаяся с матерью, повлияла на
меня гораздо сильнее, чем я ожидала. Я и сама не знала почему. Эта беда
вырвала мать из тех рамок, в которые я привыкла ее заключать. Я узнавала
мать в лежавшей передо мной больной женщине, но мне было внове чувство
жалости и растерянности, которые она во мне вызывала. Наконец я остановила
свой выбор на розовых в белый горошек рубашках "труакар".
Во время моего посещения, к матери зашел терапевт Т., наблюдавший за ее
общим состоянием. "Вы, как видно, вообще слишком мало едите?" - "Этим летом
у меня было скверное настроение, и мне кусок в горло не лез". - Вам не
хотелось возиться на кухне?" - "Да нет, я готовила иной раз что-нибудь
вкусное, а потом не притрагивалась к еде". - "Значит, дело не в лени, раз вы
готовили вкусные блюда?" Мать ответила после минутного раздумья: "Как-то раз
я сделала творожное суфле, а потом проглотила две ложки и оставила". -
"Понимаю", - снисходительно улыбнулся врач.
Все они - доктор Ж., профессор В., терапевт Т., - подтянутые,