"Салли Боумен. Актриса (Дестини 3) " - читать интересную книгу автора

явственно представил эти кадры, и в тот же миг дразнящие образы Элен точно
пули вонзились в разгоряченное воображение.
Божья Матерь. Затор на дороге. Жан-Жак сходил с ума. Как жаль, что он
дал отставку последней своей симпатии, сейчас бы к ней и завалиться. Не
беда, авось недолго ему поститься. Что ж, придется поработать дражайшей
половине. Только бы Жислен оказалась дома, ведь ее вечно где-то носит.
Ну окажись, молил Жан-Жак. Ну будь дома.
Жислен, к счастью, была дома, Жан-Жак решил не тратить времени на
предварительные антимонии - жена она ему, черт возьми, или не жена? Жислен
умела его понимать; у нее тоже были свои прихоти, одну из которых, в
отличие от ее чувствительных любовников, он умел ублажить: он знал, что она
любила секс, не подслащенный нежностями.
Жислен догадалась сразу, как только увидела его лицо, а он, увидев,
как она замерла, сразу почуял ответное желание. Он нашел ее на кухне;
подойдя к ней сзади, он прижался бедрами к ее ягодицам - чтобы не
сомневалась в его намерениях.
Эта дуреха начала испытывать его терпение, взялась его обцеловывать,
подталкивать к двери спальни, далась ей эта спальня. Ему она нужна здесь,
на кухне, прямо на полу, чтобы в любой миг их могла застукать служанка...
Он отнюдь не собирался трахать ее. Не этого он добивался, сатанея от
горячего зуда. И никаких раздеваний, пусть станет на коленки и откроет рот.
Он подтолкнул Жислен, и она опустилась на пол; потом лихорадочно рванул
"молнию" на брюках, освободив исстрадавшегося пленника: пусть полюбуется,
вон какой огромный...
Минет был освоен его женой не очень хорошо; он, конечно, не в
претензии, у нее недурно получалось, но он знавал настоящих виртуозок.
Впрочем, сейчас это неважно, только бы погрузиться во влажное тепло
полуоткрытого рта. Схватив Жислен за волосы, он откинул ее голову...
наконец... он стал, покачиваясь, нагнетать наслаждение - вперед-назад, и
еще, и снова. Закрыв глаза, он увидел перед собой лицо Элен Харт, оно
пылало в его мозгу, делая наслаждение непереносимо жгучим, он чувствовал,
что его семя вот-вот изольется в этот ее рот, в эту сучью глотку...
Мысль о глотке, вернее, о "сучьей глотке" нанесла последний удар по
алчущим нервам. Жан-Жак с воплем забился в упоительной судороге.
Упоение было недолгим, короткие секунды, пока длились содрогания.
...Открыв глаза, он почувствовал прилив отвращения. К медным
сверкающим кастрюлям, к синему пламени конфорки. Желанный образ исчез,
растаял в последнюю секунду наслаждения.
Слегка отпрянув, он неузнавающим взглядом посмотрел на Жислен. Всего
лишь Жислен, а не вожделенная сука из фильма, и эта дурацкая кухня, и
ублажавший его рот: все-все не то.
Жислен все еще стояла на коленях. Побледнев так, что бледность
проступила сквозь пудру и румяна, она с ненавистью убийцы посмотрела на
мужа.
- Кто она? - коротко бросила Жислен. - Что молчишь? Я хочу знать, о
ком ты сейчас думал. - И, специально помедлив, добавила:
- Ублюдок.
Жан-Жак оторопел. Вид у него был смущенный. Он был уверен, что ничем
себя не выдаст, но, видно, сплоховал: она догадалась, что он не с ней.
- Да господь с тобой, Жислен... - он суетливо кинулся поднимать ее.