"Салли Боумен. Темный ангел" - читать интересную книгу автора

руки. Я чувствовала запах Констанцы.
Думаю, мистер Чаттерджи понял, в каком я была состоянии, и стал
успокаивать меня. Затем с выражением священника, принимающего причастие, или
же - вот уж действительно! - железнодорожного служащего, разбирающегося в
сложном расписании движения, он дал мне последнюю порцию советов. Он сказал
мне, что я должна возвращаться.
- Куда возвращаться? И когда? - мрачно осведомился Векстон, когда этим
вечером мы сидели за обедом.
- Я еще ни в чем не уверена, - сказала я. - Но я знаю путь, как и вы.

* * *

Через неделю я была уже в Нью-Йорке. Мне нужно было увидеться с моей
крестной.
Констанца создала меня, я могу смело это утверждать: она вырастила
меня, и это было сущей правдой, ибо я попала к ней ребенком и оставалась на
ее попечении до двадцати лет. Однако Констанца оказывала на меня гораздо
более глубокое воздействие. Я воспринимала ее как мать, как наставницу, как
вдохновительницу. Она была для меня и вызовом, и подругой. Может, это было
слишком опасным сочетанием, но в таком случае Констанца сама по себе
излучала опасность, в чем мог бы вас уверить любой мужчина, павший ее
жертвой. Именно ощущение исходящей от нее опасности составляло суть ее
обаяния.
Мой дядя Стини, который обожал Констанцу и, думаю, в некоторой степени
побаивался, называл ее матадором. Прикованные к яркому плащу очарования,
которым она размахивает перед вами, говаривал он, вы всецело поглощены этим
представлением, вы столь захвачены им, что слишком поздно успеваете
заметить, как точно и умело она всаживает клинок в ваше сердце. Но Стини
вообще любил преувеличивать. Констанца, насколько я ее знала, была сильной
личностью, но в то же время и уязвимой.
Констанца вообще была сплошной загадкой. Я выросла в ее доме, я долго
жила рядом с ней, но никогда не была уверена, что полностью понимаю ее. Я
обожала ее, любила ее, случалось, она меня удивляла, а порой шокировала, но
никогда не чувствовала, что понимаю. Может, и это было частью ее обаяния.
Когда я говорю "обаяние", то не имею в виду уклончивую, искусственную
легкость, которая считается таковой в обществе. Я говорю о гораздо более
тонкой материи, о необъяснимом даре производить на людей впечатление,
привлекать их к себе. Этим даром Констанца обладала задолго до того, как я
встретила ее. К тому времени, когда я обосновалась у нее в Нью-Йорке, ей уже
была свойственна репутация Цирцеи* наших дней.
______________
* Цирцея - в переносном значении коварная обольстительница.

- Повсюду следы разбитых сердец, Викки, моя дорогая! - не без едкости,
но и восторга позже провозглашал дядя Стини. - Следы униженных мужчин. Это
обломки сумасшедшей карьеры Констанцы.
Такова была точка зрения Стини. Если Констанца и доводила людей до
краха, беды эти обрушивались на представителей мужского пола. Если страдали
женщины, утверждал он, это случалось непреднамеренно; просто они оказывались
беспомощны перед стремительным напором Констанцы. Стини воспринимал