"Людмила Бояджиева. Жизнь в розовом свете " - читать интересную книгу автора

соответствии с которой её ребенок умер в младенчестве.
- Да что ей, собственно, оставалось? - Неодобрительно вздохнула Ди.

О пятидесятилетнем юбилее Агнес знали не многие - ведь она всегда
сомневалась, глядя на календарный листок, что родилась так давно и не
стремилась напомнить другим об этом. Но вот принесли телеграмму: "Я все ещё
жив и пока не в маразме. Апплодирую, горжусь, люблю. Крестный отец -
господин Кляпсентух".
Агнес улыбнулась - такую фамилию забыть трудно. Человек, придумавший
псевдоним рвущейся к славе девчонке, тридцать лет следил за карьерой звезды
и помнил о ней до сих пор. При этом он ни разу ни о чем не попросил её -
редкое бескорыстие!
Она получила ещё один подарок и долго смотрела на него в полном
недоумении. На бронзовой виноградной лозе, державшей лампу, висела гроздь
из бледно-зеленого оникса. Похожая лампа была у Карла Фитцнера, которого
теперь вспоминали во всех учебниках вокала. Подарок Карузо! Но как она
попала сюда? Сопроводительной записки в коробке не было.
Агнес села и, подперев руками подбородок, уставилась на виноград. Уж
если и возможно на этом свете чудо, то оно по плечу только королю. Пусть
даже и свергнутому. Николос мог бы превратить её оставшуюся жизнь в
праздник всего тремя словами: "Помню, люблю. Прости.".
Но такого послания Агнес не получила. Единственный мужчина, которого
позволила себе полюбить Агнес Палони, предал её.
Монархию в той стране так и не восстановили, хотя народ бурно
приветствовал посетившего родину Караджича. Иногда Агнес воображала, как
случайно встретится где-нибудь с Николосом и расскажет ему, что родила
ребенка, а потом отреклась от него. Она нашла в себе силы растоптать память
о предателе. Эта воображаемая сцена хоть как-то утоляла боль от обиды, так
и не завершившейся справедливой местью.
Как-то Агнес получила письмо. Несколько раз прочла его и долго сидела,
уронив листок на колени. Многое вдруг прояснилось, высветив, словно лучом
прожектора, эпизоды её прошлого. Но изменить что-либо было уже поздно.
...Так проходили годы. И вот три дня назад на тумбочке в спальне Агнес
зазвонил телефон. Она зажгла лампу под расшитым бисером розовым абажуром и
посмотрела на часы - слишком поздно для звонка из химчистки или от
дантиста, у которого Агнес делала ужасно дорогой протез. Рядом со стаканом
минеральной воды лежали таблетки снотворного, из книги с глянцевой обложкой
торчали очки.
- Агнес, это я. Ты все ещё дуешься?.. Разбудил? Извини.
Она не могла говорить, горло сжал спазм - голос Пита совсем не
изменился. Он звучал так, словно с тех пор, как они расстались, прошла
неделя и ссора слишком затянулась.
- Ты где? - Она задрожала от нетерпения: увидеть его вот что ей так
давно было необходимо! Выплакать на груди Тихони все обиды и горечи,
смотреть в глаза, полные обожания. - Пит! Приезжай скорее.
- Я в Брюгге. Совсем рядом. Но для путешествия сейчас поздновато.
Лучше я назначу тебе свидание.
- Свидание, Пит? - Агнес только сейчас поняла, что прошло тридцать лет
и пробежала кончиками пальцев по своему лицу. - Ты меня не узнаешь...
- Это невозможно. Помнишь кафе на набережной в Остэнде, недалеко от