"Людмила Бояджиева. Сердце ангела " - читать интересную книгу автора

ради этого кишки рвешь, правда? А то бы стал зубным протезистом, вроде
Сократа.
- Хорошие протезы - как раз настоящее чудо. И, знаешь, я бы непременно
изобрел в этом деле нечто фантастическое. Или ещё изобрету. Вот устану от
фокусов или шею сверну как-нибудь - подамся в дантисты.
- Скажи, Крис, это действительно опасно? Ну, когда ты над кратером
вулкана на горячем канате прямо под вертолетом кренделя выписываешь, или в
мясорубку лезешь?
- Все ровно наоборот, Гал. Открою тебе секрет: самое опасное бывает
тогда, когда зрителям не очень страшно. Пустяк вроде - шпагу глотнуть, под
грузовиком на стекле полежать. А вот если публика за сердце хватается, а
меня ребята на части распиливают или в горящий костер с небоскреба бросают,
можешь за валидолом не тянуться. Это трюк, - Крис размял крупные, гибкие
кисти, сообразив вдруг, что надо попробовать сделать левый захват троса,
когда продолжится репетиция.
- Ты фантастический человек, Флави. Честно, мне надо было хоть раз на
тебя глянуть, до зарезу надо. Иначе я бы не решился сунуться... Понимаешь,
мчишься, мчишься куда-то, потом вдруг сбавляешь скорость, останавливаешься
и думаешь: а на кой черт все это и куда нас несет? Ведь полпути, считай,
пропали. А впереди... Эх! Тоскливо становится и не знаешь, где взять силы,
чтобы снова рвануться... И тогда я думаю о тебе - ты всегда в полете,
словно пропеллер в задницу вставлен. Вот этому и завидую. Всегда завидовал.
- Я одержимый, Гал. Это пожизненный приговор. Меня заводят лишь мои
фантазии, гордыня, дьявольский какой-то зуд поиска. "А что бы ещё этакое
выкинуть?" - думаю я, едва отработав премьеру. Смотрю на облака в небе, на
кузнечика в траве, на стиральную машину или яичницу в сковороде и ахаю: "Да
сколько в них возможностей для волшебства, сколько идей! Вот только бы
успеть!" Жадность, Гал, жадность.
- Это как раз то, что надо, Флави. - Посмотрев на часы, Русос неуклюже
поднялся. - Спасибо, что уделил мне время. Я же понимаю... У тебя совсем
другая жизнь. Знаменитости вокруг, люди незаурядные и, наверно, куча
друзей.
- Да суета все это, пустое. - Отмахнулся Крис, живо представив, какая
пропасть разделяет сейчас провинциального греческого собачника и самого
Криса Флавина.
- А твоя принцесса? - хитро прищурился Русос. - Любой мечтал бы
оказаться на твоем месте. Или она и впрямь кукла, а ваш роман, как болтают,
рекламный трюк?
Светлые глаза Криса стали колючими, губы сжались в тонкую полосу.
Русосу даже показалось, что Флавин сжал кулаки.
- Вот что, Галлос, - Флавин примирительно положил на его покатое плечо
длиннопалую сильную кисть. - Ты вернешься в наш город, станешь рассказывать
обо мне. Но крепко подумай прежде, чем сделать это. Можешь выдумывать все.
что угодно, но одно запомни крепко: Виталия Джордан - самая прекрасная
женщина в мире. Но мы не любовники и не семья, потому что ни я, ни она не
принадлежим к породе, которую называют нормальными людьми. В этом вся суть,
старик.
...Глядя из окна вслед удаляющемуся толстяку, Крис пожалел о своей
скрытности. Он так и не сказал Галлосу, что очень одинок и толстощекий
греческий парнишка был единственным, кого он называл своим другом. Только