IN MEMORIAM

Он ехал домой по извилистым улочкам, радуясь погоде и восхищаясь тропическими деревьями, осыпавшими лужайки темно-лиловым снегом. Боковым зрением, даже не фиксируя увиденного сознанием, настолько это было привычно, он замечал стоящие возле каждого второго гаража сооружения — баскетбольные щиты с закрепленными наверху корзинами, ожидающие игроков. Ничего заслуживающего внимания.

Он остановил машину перед домом и увидел на тротуаре свою жену, которая, сложив руки на груди, внимательно наблюдала за молодым человеком, стоявшим на стремянке с отверткой и молотком в руках. Они не замечали его до той поры, пока он не хлопнул дверцей.

— Какого черта вы тут затеяли? — закричал он и сам удивился собственной горячности.

Жена холодно ответила:

— Ничего особенного. Просто мы решили ее снять. Она висит здесь уже не один год…

Муж перевел взгляд на молодого человека.

— Немедленно спускайтесь вниз!

— Что это с тобой? — удивилась жена.

— Ничего. Вы что, не понимаете? Я сказал — спускайтесь вниз!

Молодой человек согласно кивнул, картинно закатил глаза и спустился на землю.

— А теперь уберите отсюда лестницу! — приказал муж.

— С каких пор ты стал кричать на людей? — одернула его жена.

— Разве я кричу? Впрочем, пожалуй, ты права. Пожалуйста, поставьте стремянку на место… Благодарю вас.

— Так-то оно лучше, — вздохнула супруга.

Поставив стремянку в гараж, молодой человек спокойно направился к своей машине.

Муж и жена молча стояли посреди дороги, глядя на баскетбольную корзину, пока машина не отъехала.

— И что же все это должно означать? — наконец спросила жена.

— А то ты сама не понимаешь! — воскликнул он и, почувствовав, что на его глаза навернулись слезы, удивленно пробормотал: — Что это со мной?

— Тебе лучше знать, — сказала она примирительным тоном. — Идем домой.

— Нет, сначала нужно все закончить.

— Лестница уже в гараже, кольцо же, как видишь, пока остается на месте…

— Что значит «пока»?! — вновь вспыхнул он. — Я никому не позволю его снять!

— Но почему?

— Пусть останется там. На всякий случай.

— Я тебя не понимаю.

— Должно же быть у него хоть одно свое собственное место во всем этом треклятом мире! Такого места нет ни на кладбище, ни во всей этой стране, ни тем более в Сайгоне. Разве ты этого не понимаешь?

Она подняла глаза на корзину.

— Осталось принести цветы…

— Как только у тебя язык поворачивается!

— Прости. Просто ты не хочешь, чтобы это ушло навсегда.

— А почему я должен этого хотеть?

— Мне кажется, тебе самому так было бы куда легче.

— А ему?

— Право, не знаю. А ты-то сам сможешь ответить на этот вопрос?

— Когда-нибудь смогу. Что-то мне неможется… Где эта проклятая лестница? Я ее сейчас расколочу!

Он вошел в гараж и, обнаружив среди стопок старых газет баскетбольный мяч, вновь посмотрел на кольцо.

Вглядываясь в сумрак гаража, она спросила:

— Есть, наверное, хочешь?

— Нисколько, — вздохнул он устало. — Иди, я скоро приду.

— Пойду что-нибудь приготовлю.

Услышав хлопок входной двери, он вышел из гаража и остановился под кольцом, глядя на покачивавшуюся на ветру сетку.

— Почему? — пробормотал он еле слышно. — Почему?

Он посмотрел вдоль улицы сначала в одну, потом в другую сторону. Баскетбольные щиты и кольца с пожелтевшими от времени сетками. Два с одной стороны, три — с другой. Сразу понимаешь, кто живет в этих домах, подумал он.

Он запер гаражные ворота и, заметив за стеклами входной двери супругу, поспешил домой.

Жена поставила на стол бутылку вина, что случалось нечасто. Она наполняла его бокал дважды.

— Прости меня, — сказала она наконец. — Но ведь и ты должен меня понять. Он уже никогда не вернется.

— Замолчи! — воскликнул он и, отложив в сторону вилку и нож, отодвинулся от стола.

— Кто-то должен был сказать это вслух.

— Нет!

— Мы говорили об этом и прежде. Ведь с той поры прошло уже много лет.

— Какая разница, сколько с той поры прошло лет?!

Она посмотрела на свою тарелку и сказала:

— Лучше выпей.

— Когда захочу, тогда и выпью, — угрюмо буркнул он, но тут же взял себя в руки. — Прости, пожалуйста.

Глядя, как он пьет вино, она спросила:

— И как долго все это будет продолжаться?

— Ты опять за свое?

— Нет-нет… Я только вытащила стремянку и наняла помощника.

— Ты просто ничего не понимаешь.

— Наверное, все дело в том, что ты давно уже не спишь как следует. И я подумала, ну, может быть, если… Я просто хотела помочь тебе отдохнуть. В этом ведь нет ничего плохого, правда? Ты совсем измотался.

— Да? — Он почувствовал, что у него дрожат колени, и кивнул. — Да. Наверное.

— В этом нет ничего удивительного! И вообще, чего ты все время ждешь?

— Я и сам толком не знаю. — Он вновь взял вилку, но так и не принялся за еду. — Последние две ночи я лежал и слушал.

— Слушал что?

— Не знаю. Я просто лежал и прислушивался. Но ничего не произошло.

— Ешь, пожалуйста. Или ты решил уморить себя голодом?

— Прости.

— И допивай свое вино.

Поздно вечером она сказала ему:

— Попробуй уснуть.

— Увы, от меня это не зависит.

— И все-таки попробуй. Меня очень волнует твое состояние.

Она поцеловала его в щеку и отправилась в спальню.

— Я сейчас приду, — сказал он ей вослед.

Университетские часы пробили полночь, затем час, затем два. Он откупорил еще одну бутылку вина. С неоткрытой книгой на коленях, он сидел, закрыв глаза, и чего-то ждал. За окном поднимался ветер.

Когда университетские часы пробили три раза, он поднялся на ноги, тихонько вышел из дома, открыл гараж и, отыскав баскетбольный мяч, не стал выносить его наружу, а положил на цементный пол.

Главное, оставить ворота гаража открытыми, — подумал он. — Тогда, может быть, получится.

Он вышел на улицу и подумал о том, что на корзину лучше не смотреть. Не замечать. Тогда, может быть…

Он закрыл глаза и, недвижно застыв на залитой лунным светом площадке, весь обратился в слух.

Где-то в вышине шумел ветер.

Да, подумал он.

Лист, осенний жухлый лист перелетел через дорогу.

Да, подумал он, о да.

Приглушенные звуки. Как будто кто-то подбежал к дому, потом пошел спокойным шагом, остановился на мгновение и стал кружить то медленнее, то быстрее. Приглушенные звуки. Да, подумал он. Вот оно, здесь.

Так и не открывая глаз, он вытянул перед собою руки, пытаясь почувствовать движение воздуха. Ничего. Только ветер и свет луны.

И все-таки да. Конечно же, да. Сейчас.

И снова — сейчас.

Снова и снова — сейчас.

Он проснулся оттого, что жена села на краешек его постели.

— Ее нет, — сказала она.

— О чем это ты?

Кивком она указала на окно.

Он медленно поднялся с постели, подошел к окну и окинул взглядом площадку перед домом.

Ни щита, ни кольца, ни сетки.

— Что здесь происходило этой ночью?

— Что-то происходило…

— Что?

— Я и сам этого не знаю. Может быть, во всем виновата погода. Все ожило. Может, это луна заставила все двигаться, и я спросил…

— Что ты спросил? — встрепенулась жена.

— Я спросил: кем бы или чем бы ты ни был, ответь мне, вернется ли ко мне сон, если мы сыграем еще одну, последнюю игру? Самую-самую последнюю? Я почувствовал, как легкий ветерок коснулся моего лица и рук. Луна на мгновение скрылась за тучкой. Это был знак. Я пошевелился, ветерок шевельнулся тоже.

— И что же?

— Мы сыграли последнюю игру.

— Я действительно слышала какие-то странные звуки. — Она вздохнула. — И кто же победил?

— Мы оба, — ответил он.

— Это невозможно.

— Возможно. Если только постараться.

— И выиграли вы оба.

— Именно так — оба.

Она тоже подошла к окну и посмотрела на опустевшую площадку.

— Но кто же снял корзину и щит? Неужто ты?

— Ну а кто же еще?

— Я не слышала, как ты доставал лестницу.

— И все-таки. Знала бы ты, каких сил мне стоило взобраться на нее, а спускаться было и того тяжелее. Полно пыли в глазах, ничего не видел.

— И куда же ты все это подевал?

— Понятия не имею. Мы найдем их в самый неожиданный момент.

— Слава богу, все уже позади.

— Да, да… Но знаешь, что самое хорошее?

— Ты о чем?

— Мы сыграли вничью, — ответил он и, немного помолчав, повторил:

— Вничью.