"Малькольм Брэдбери. Историческая личность " - читать интересную книгу автора

пошли трещинами; в них обоих запульсировали новые желания и ожидания. Их
робость, их рассерженность, их раздражение начали мало-помалу исчезать, как
и их старая одежда - потертые лоснящиеся костюмы Говарда, тусклые юбки и
блузки Барбары, - которую они сбросили. В их взаимоотношениях и в их
отношениях с другими людьми появились свежесть, новый стиль. Они начали
больше смеяться и больше контактировать с другими людьми. Они исповедывались
друг другу в припадках крайней откровенности и предпринимали смелые розыски
в сексуальной сфере. Лежа в кровати, они без конца говорили о себе самих до
трех-четырех утра; в ванной, на лестничной площадке, в кухне они начали
щипать, зондировать и будить друг друга всевозможными вариантами новых
страстей и сексуальных намерений. И что же все вышеперечисленное сделало с
Кэрками? Ну, чтобы понять это, как Говард, неизменный любитель объяснять,
неизменно объяснял, вам следовало знать чуточку Маркса, чуточку Фрейда и
чуточку социальной истории; естественно, имея дело с Говардом, вам следует
знать все это, чтобы объяснить что-либо. Вам следует знать время, место,
среду, субструктуру и суперструктуру, состояние и детерминированность
сознания, учитывая способность человеческого сознания расширяться и
взрываться. А если вы понимаете все это, то поймете также, почему прежние
Кэрки испарились, а новые Кэрки стали быть.
Ведь не надо забывать, речь идет о двоих, которые выросли, хотя и в
двух разных северных городах - один в Йоркшире, другой в Ланкшире, - но в
обстановке одинаковых классовых и моральных понятий. В обстановке
рудиментарного христианства и унаследованной социальной почтительности; а
это, говорит Говард, идеология общества, четко разграниченной классовой
принадлежности и принятия своей принадлежности к тому или иному классу. Они,
и он и она, происходили из прочных более или менее пуританских семей,
социально пребывающих в непостижимой приграничной зоне между анархизмом
рабочего класса и конформизмом буржуазии. Эти семьи характеризовали
методизм, моральные стандарты и малые социальные ожидания; результатом
явился этнос, которому мораль заменяла политику, принося с собой атмосферу
самоотречения и сознательно принятых запретов. Оба они, Говард и Барбара,
расширили свой кругозор благодаря школьному и университетскому образованию,
но к этому образованию они сохраняли то же отношение, какое было присуще их
родителям: как к средству, достойному, добродетельному, средству
продвинуться в жизни, достигнуть успеха, стать еще более респектабельными.
Короче говоря, они изменили свое положение, не изменив системы моральных
ценностей; и они сохранили во всех мелочах кодекс моральных запретов,
порядочности и законопослушности. Их учили быть взыскательными, но
взыскательными они были только друг к другу, а не к среде или к обществу; и
в своих внутренних оценках они все еще сохраняли надежные, но ограничивающие
личность, нравственные нормы их семей. Они никогда не просили и никогда не
получали. Таким образом, говорит Говард, природа их психологической ситуации
и проистекающая из нее природа их брака более чем очевидны и неизбежны. Они
поженились, как совершенно очевидно при просвещенном взгляде на прошлое с
современной взрослой точки зрения, чтобы воссоздать именно ту семейную
ситуацию, в которой выросли они сами. Но проделали они это в совершенно иных
исторических условиях, чем те, которые определил выбор, сделанный их
родителями. Если бы они посмотрели вокруг, то увидели бы, что энергия
социальной свободы изменила мир; им следовало всего лишь начать претендовать
на более полное историческое гражданство. Доступ вовсе не был прегражден так