"Владимир Брагин. Искатель утраченного тысячелетия " - читать интересную книгу автора

Сумбатов исчез, словно растаял в темном проеме окна. Я
поднялся по шатким ступеням. Вошел в дом. Узкие полосы лун-
ного света лежали на паркете, на стенах. Шаги мои гулко от-
давались в высоких пустынных комнатах.
"Видно, вся мебель уже распродана, все вывезли", - поду-
мал я.
При свете луны я увидел силуэт человека. Он сидел, сог-
нувшись, на низком деревянном стуле спиной к двери. На полу
перед ним были разложены какие-то черепки, валялись обрывки
бумаги, веревки. В комнате стояла железная кровать с сенни-
ком.
Я закрыл за собой дверь. Она жалобно скрипнула. Сумбатов
повернул голову:
- Садитесь! Прямо на сенник. Вольтеровского кресла не
предлагаю, ибо его уже нет. Меня завтра до конца распрода-
дут.
Он посмотрел в открытое окно. Гроздья цветущей сирени
чуть касались подоконника.
- Взгляните! Того, что там, наверху, - луну... звезды, и
того, что здесь, внизу, на этом грязном полу, - он протянул
руку к сверткам, - не купить!
И Сумбатов снова нагнулся к своим каменным плиткам. Обо
мне словно забыл. И, обращаясь только к ним (или к самому
себе?), что-то говорил об Атлантиде, о джунглях, о покинутых
городах, о письменах, начертанных на стенах древних храмов и
лабораторий.
А пустые комнаты высокого деревянного дома, казалось, ло-
вили его слова и усиливали их звучание.
"Как мне заговорить?" - терзался я.
Вдруг Сумбатов схватил с пола какой-то черепок и, не гля-
дя на меня, подбежал к окну.
- Бесчинство! А я не хочу! - вдруг четко вслух сказал он,
глядя на черепок, словно продолжая какой-то внутренний свой
разговор. - Природа наградила человека смертью... Смерть...
Издевательство! - почти крикнул Сумбатов.- Микроб бессмер-
тен, а Гоголь жил сорок три года. Инфузория... какая-то ту-
фелька... парамеция... одноклеточное существо не знает ес-
тественной смерти, а человек... Читали ли вы "Севастополь-
ские рассказы"? - неожиданно обратился он ко мне и тут же
горячо ответил сам: - Их написал поручик - иль подпоручик,
не в этом дело,- зовут его Лев Толстой. Граф Лев Толстой.
Ну, положим, природа отпустит этому подпоручику семь или во-
семь десятков лет. Спасибо, что ли, ей сказать за это? Разве
в несколько десятков лет он, этот Толстой, исчерпает все то,
что может и хочет сказать людям? Нет! Никогда! Тут потребу-
ется иной счет.
Большие, гулкие, с высокими потолками комнаты подхватыва-
ли слова хозяина, который завтра уйдет из своего дома. Каза-
лось, комнаты, поймав последний звук каждого слова и бережно
подержав его одно-два мгновения в своей густой пустоте, от-