"Билл Брайсон. Краткая история почти всего на свете" - читать интересную книгу автора

не мог проникнуть никакой рентгеновский луч. Для меня это было просто чудом.
С той поры я придерживаюсь этого своего представления о науке.
В тот вечер я забрал книгу домой и, забыв об ужине, с нетерпением
раскрыл ее - видно, поэтому мать потрогала мой лоб и спросила, здоров ли
я, - и принялся читать с первой страницы.
Скажу вам, книга оказалась ничуть не захватывающей. Даже не совсем
вразумительной. Прежде всего, она не содержала ответов ни на один из
вопросов, которые возбудил рисунок в нормальном пытливом уме. Как
получилось, что в середине нашей планеты оказалось Солнце и откуда узнали,
насколько там горячо? И если там внутри все горит, почему земля у нас под
ногами не горяча на ощупь?
И почему остальное внутреннее пространство не плавится-а может быть,
плавится? И когда ядро в конце концов выгорит, не рухнет ли часть Земли в
пустоту, оставляя огромную дыру на поверхности? И откуда об этом знают! Как
все это выяснили!
Но автор странным образом умалчивал об этих частностях - в общем,
умалчивал обо всем, кроме антиклиналей, синклиналей, аксиальных разломов и
прочего в том же духе. Словно он хотел сохранить в тайне все интересные
вещи, сделав их не постижимыми здравым рассудком. С годами я стал
подозревать, что это вовсе не чья-то личная прихоть. Казалось, среди авторов
учебников существовал широкий таинственный сговор, дабы изложение ими своего
предмета даже на самую малость не приблизилось к области интересного и
всегда оставалось не более чем вроде дальнего телефонного вызова,
поступившего от чего-то действительно увлекательного.
Теперь-то я знаю, что, к счастью, есть множество научных писателей,
из-под пера которых выходят самые доступные, самые захватывающие
произведения. Только на одной букве алфавита их сразу трое: Тимоти Феррис,
Ричард Форти, Тим Флэннери (не говоря уж о ныне покойном божественном
Ричарде Фейнмане), - но, к сожалению, никто из них не написал учебника,
которым бы мне довелось пользоваться. Все мои учебники были написаны мужами
(всегда мужами), придерживавшимися занятного мнения, что все становится
ясным, если выражено формулой, и любопытного заблуждения, что американские
дети по достоинству оценят, если главы будут заканчиваться вопросами, над
которыми можно будет поразмышлять в свободное время. Так что я вырос с
убеждением, что наука - в высшей степени унылая вещь, хотя и подозревал, что
так не должно быть. Я не слишком задумывался над всем этим и не предполагал,
что могу сам чем-то в этом деле помочь. Так продолжалось довольно долгое
время.
Потом, много позднее - думаю, около 4 или 5 лет тому назад, - во время
долгого полета через Атлантику, когда я бездумно глядел в иллюминатор на
залитый лунным светом океан, меня вдруг - и это было довольно неприятно -
осенило, что не знаю простых вещей о единственной планете, на которой
собираюсь прожить всю жизнь. Например, я не имел представления о том, почему
океаны соленые, а Великие озера нет. Ни малейшего представления. Я не знал,
становятся ли океаны со временем солонее или нет и стоит ли мне вообще
проявлять беспокойство по этому поводу. (Весьма рад вам сообщить, что до
конца 1970-х годов ученые тоже не знали ответов на эти вопросы. Просто
предпочитали не говорить об этом во всеуслышанье.)
Соленость океана, разумеется, представляла лишь крошечную частицу моего
невежества. Я не знал, что такое протон и что такое протеин, не мог отличить