"Жанна Браун. Переправа" - читать интересную книгу автора

оскорбленные глаза отца, и сел на сундук в прихожей. В мыслях назойливо
крутилась одна и та же фраза: "Все смешалось в доме Облонских"... Так с ним
бывало в минуты потрясения: вынырнет из глубин памяти какая-нибудь фраза или
стихотворная строчка и точно заслонкой перекроет все остальные мысли.
Конечно, он мог настоять. Отсрочка уже получена, но... как же они тогда
будут с матерью? Он вспомнил давний рассказ отца, как мать еще совсем
молоденькой аспиранткой университета отказалась защищаться и ушла работать в
районную библиотеку, потому что руководитель ее диссертации оказался
непорядочным человеком. История была давняя, запутанная, Малахов не помнил
подробностей, но и того, что вспомнил, оказалось достаточно, чтобы у него на
секунду прервалось дыхание, едва он представил себе, как замкнется, уйдет в
себя мать, если он решится настаивать.
И тогда в коридоре, и на каменистом берегу Планерского, где он по
настоянию отца проводил свой отпуск, да, пожалуй, и до сих пор Малахов так и
не понял: почему мать молчала до самой защиты? Не хотела портить ему
настроение или все ждала, что они с отцом опомнятся сами? Давала им шанс,
так, что ли? Вопросы эти мучили Малахова, но он так и не решился задать их
матери. Видно, характером пошел в нее, не получив от отца в наследство ни
его острословия, ни темперамента.
Сама по себе служба в армии его не пугала. Пугала неизбежность
одиночества. И дома, и в школе, и в институте рядом всегда были близкие
люди, друзья, просто товарищи. И вдруг... никого. Ни знакомой души. Даже
ребята, с которыми он стажировался и успел хоть как-то подружиться, получили
назначение в другие части. Поэтому встречу с Виталием Хуторчуком, для
которого армия с детства была родным домом, Малахов воспринял, как щедрый
подарок судьбы.

Малахов стоял у окна, придерживая спиной тяжелый коричневый портфель с
вещами и бутербродами, и с радостной завистью смотрел на своего нового
друга. Виталий ходил узнать, когда их примет генерал, и теперь шел к
Малахову по середине коридора чуть вразвалку на кривоватых, как у всех, кто
усиленно занимается спортом, ногах. Парадная форма сидела на нем так, как
никогда не будет сидеть на штатском - без единой морщинки и складки. Да уже
по тому, как он козырял встречным, было издали видно, что это идет кадровый
офицер. Самая что ни на есть военная косточка.
С первых же минут знакомства Малахову пришелся по сердцу этот
остроумный, несколько ироничный старший лейтенант. Он был невысок, гораздо
ниже Малахова, но производил впечатление сильного человека - настолько все в
нем было соразмерно. И главное, что сразу ощутил Малахов, шла от Виталия
мощная волна внутренней силы и товарищества.
- Сми-ирна! - вполголоса скомандовал Хуторчук, подойдя. - Начальство
желает знать: какую роль в вашей жизни играет комплексный обед из трех блюд?
- Глобальную, - честно признался Малахов.
- Примите соболезнования. Представление генералу в шестнадцать
двадцать, но...
- Сейчас половина третьего, - перебил Малахов, - вполне успеем
заправиться. Я жутко голоден.
- Спокойнее, пан рекрут. Голод обостряет мышление. По данным разведки,
генерал некогда командовал этим полком. Какой напрашивается вывод?
- Понятия не имею. Разве это имеет значение?