"Фея Бредли. Ученик гармонии " - читать интересную книгу автора

образа холста, оставляя большую его часть в себе, а взору предоставляя лишь
прозрачные бездонные очертания.
Так она и шла по длинному залу, то проваливаясь, то пробуждаясь в
плеске свежих красок. Остановиться она уже не могла, она уже не воспринимала
среду пастельных тонов, не видела той двери, через которую попала в эту
феерию. Виски бешено пульсировали, стараясь свыкнуться с мыслью, что мир ее
теперь в этих необычных образах.
Наконец, они образовали кипучую смесь живой массы. Их
противоестественное движение, кажущая осатанелая пляска заставила Олесю
пошатнуться...(рис17)
На этот раз она чувствовала уже не комфорт, как при детальном просмотре
картин, накинувшись разом, творения безумного художника, привели к полной
потере ориентации больной. Она несмело шагнула куда то в сторону и оказалась
в сплошном окружении невозможного цвета. Ни запаха, ни консистенции краски
она уже не чувствовала, теперь она существовала в каждой крупинке цвета, но
не материальной, а иной структуре. Дурманящие волны в мозгу зашумели
интенсивнее. Олеся крайне робко ступала вперед, отчаянно расчищая себе
руками пространство.
Ожившие оттенки вступали в активную реакцию с прикосновением пальцев и
рук. Сначала ощущения были кремовые, после глицериновые, потом все вязче и
вязче. Девушка понимала, что болезнь берет свое.
Последняя отчаянная сосредоточенность материализовала собой лодку,
вернее чудного вида миниатюрный корабль. Теперь свободы, казалось, было
больше. Нет, конечно, картины представляли собой не только пятна ужасных
цветовых сочетаний, тем более что просто разлитыми их трудно было назвать,
что то было в них волшебное, кроме того присутствовало множество интересных
символов, абстракций, лиц. Путешествие вновь казалось комфортным, хотя
несколько подгружало мозги информацией, полотна несли замысловатые знаки.
Олеся настойчиво пыталась открыть шифр окружающего, пока вновь не ощутила,
что начинает проваливаться.
- Видение, видение...какое бы вызвать, пока что-нибудь само себя не
навязало.- лихорадочно соображала Олеся
Свод неба, импровизация моря, мерцая и затухая, начинал
замыкаться...Еще хуже становилось, когда от картин отделялись яркие овальные
пятна вместе с характером его творца, они с истерикой бросались прямо в
глаза...А если было красное пятно, то это было просто убийство. Последнее
пятно, устремленное в лицо ей, было голубым и чистым. Это была вода...
Очнувшись, Олеся резко вскочила на ноги, и едва не лишилась
единственной своей одежды. Как оказалось, это была легкая простынка.
Собравшиеся возле койки экстатично вознесли руки к небу и войдя в образ
завыли: "О, богиня, Афина Паллада спустилась с Олимпа по воле небес!
Простирни длань благоговения нам.
- Щас, я вам простирну, приколисты!-на простынь намекают, гады...
Ну, спустилась. И что? Надоело работать волшебником.
А потом началась катавасия, которую совсем не обязательно предавать
нетлению.

Счастье - это глюк, или глюк - счастье?
Каждый раз психи собирались в палате, принимали лекарства собственного
приготовления, и "сами себе лекари" оказывались у костра...Иногда.