"Праздник подсолнухов" - читать интересную книгу автора (Фудзивара Иори)

3

Мы вышли на улицу. Дождь перестал. Обычно оживленный квартал был сейчас тихим и пустынным, воздух напоен свежестью. На горизонте брезжило утро. Мы молча миновали узкий проулок.

На проспекте перед старым зданием телекомпании TBS даже в это время было полно свободных такси. Я поднял руку, но Мурабаяси тут же схватил меня за локоть:

— Давай поговорим.

— Не хочу ничего слышать.

— По дороге сюда тебя, кажется, интересовали подробности. Ты хотел узнать про суд.

— Неужели? Значит, перехотел. Сейчас я хочу только одного — поскорее выкинуть из головы события этой странной ночи.

Ночь и вправду была странной. Ни с того ни с сего вдруг приходит старый знакомый и заявляет, что хочет избавиться от пяти миллионов. Потом старик, за считанные минуты просадивший пятнадцать миллионов. Причем эти двое как-то связаны между собой. И наконец, девушка, с улыбкой спустившая десять миллионов. Похоже, жителям этой страны наплевать на стагнацию. Сорить деньгами — вот их единственное искреннее желание. Ах да, совсем забыл, девица как две капли воды похожа на мою покойную жену. Ночь, до отказа наполненная событиями, пробуждающими давние воспоминания. Ночь, лицом к лицу столкнувшая меня с прошлым. Что-то здесь было не так. Чувствовалась в происходящем некая ненатуральность.

Ничего, сейчас я вернусь к привычной жизни. Воспоминания об этой ночи постепенно потускнеют. Время, как и раньше, потечет медленно-медленно. Не важно, что это было, мне не нужны никакие странности и потрясения. Это моя жизнь. Тихие и ровные будни. Мне теперешнему только такие и подходят.

Я снова попытался остановить такси, но Мурабаяси с неожиданной силой удержал меня:

— Подожди.

Таксист проехал мимо, видимо не желая становиться невольным участником ссоры двух приятелей.

— Вы пытаетесь извиниться за то, что внесли в мою жизнь хаос?

— Та девушка… — пробормотал он. — Я не раз видел твою жену… Просто поразительно, до чего они похожи.

Я обернулся к нему. В свете фонаря его лицо выглядело удивительно беззаботным.

— Да, похожи. Только меня это не интересует. Подумаешь, случайное сходство двух людей, — ответил я. — Я устал. Во всяком случае, вашу проблему мы решили. Мне изначально не стоило соглашаться на ваше дикое предложение.

Он снова пробормотал:

— Знаешь, я все пытался вспомнить. Кажется, я ее где-то видел. Помнится, я тогда еще подумал, как она похожа на твою жену. Но где?

— Ах, значит, вам это только кажется?

Мурабаяси взглянул на меня:

— Что ты этим хочешь сказать?

— Я жалею, что оказался здесь. Я явно стал пешкой в чьей-то странной игре.

Его глаза сверкнули.

— Хочешь сказать, я затеял игру?

— Не знаю, вы ее затеяли или нет. Возможно, вас просто использовали и вы лишь помогли осуществиться чьему-то замыслу.

— Почему ты так считаешь?

— По двум причинам.

Он долго испытующе смотрел на меня и наконец произнес:

— Объясни.

— Во-первых, ее бейсболка.

— Бейсболка?!

— Начнем с того, что ни один человек в здравом уме не наденет такой странный головной убор. По крайней мере, в этой стране. Ведь это своего рода символ американского позора.

На его лице отразилось еще большее изумление.

— Символ… чего?!

— На ее бейсболке вышивка золотом: орел с ружьем, а вокруг надпись по-английски: «Американский стрелковый клуб. С тысяча восемьсот семьдесят первого года». Несмотря на то, что эта бейсболка стоит дешево, она есть только у членов клуба. Сами знаете, для нашей прессы любое вооруженное преступление как красная тряпка, а копы землю рыть готовы, только бы его раскрыть. К тому же в Японии у этого клуба отвратительная репутация из-за лоббирования американского парламента. А теперь подумайте: много ли у нас найдется безумцев, рискнувших прогуляться в такой кепчонке, да еще в эти времена? Значит, кто-то знал, что я в этом разбираюсь. Возможно, этот кто-то даже пытался подать мне знак.

Помолчав, Мурабаяси внимательно взглянул на меня:

— Ну и откуда у тебя эти необыкновенные познания?

Я не ответил. После небольшой паузы он снова спросил:

— А вторая причина?

— До сих пор мне ни разу не приходилось слышать, чтобы вы о чем-то просили, а сегодня это случилось дважды. Не знаю, что за обстоятельства вынудили вас сделать это, но вы, несомненно, сыграли в сегодняшних событиях определенную роль. Или же вас заставили ее сыграть. В этом я практически уверен.

Мурабаяси долго не мог оторвать от меня взгляд. Казалось, его внушительная фигура даже уменьшилась в размерах. Наконец он отвел глаза и устремил взгляд вдаль. Раньше я часто видел у него это задумчивое выражение. Когда он заговорил, голос его был еле слышен:

— Половина из того, что ты сказал, вполне может оказаться правдой. Вероятно, меня ловко провели. Не предполагал, что окажусь в центре таких удивительных событий. И уж тем более не ожидал встретить здесь Нисину.

— Нисину?

— Того старика. Подумать только, столкнуться с ним в казино! Ведь он не игрок. Напротив, его ни за что не заманишь туда, где есть хоть малейший риск потерять деньги.

— Что вы говорите? А мне, представьте, все равно. Мне нет дела до каких-то безвестных стариков. Равно как и до траченных молью граждан средних лет.

Я был уверен, что на этот раз точно вывел Мурабаяси из себя, как бывало десять лет назад, но ошибся. Он лишь тяжело вздохнул:

— Вообще-то сегодняшние события возникли не на пустом месте. Хотя кое-что остается неясным. Одно могу сказать наверняка: я втянул тебя в историю. Неужели даже это не заставит тебя выслушать меня? Через несколько часов я буду в аэропорту Нарита.

— Не стоит. Я хочу домой.

— Странный ты парень. — Он склонил голову набок. — Неужели тебя ничуть не волнует природа вещей? Ты совершенно не изменился. В свое оправдание скажу лишь, что не лгал, говоря, что хочу избавиться от денег. И ту девушку я видел сегодня впервые.

— А вот вы здорово изменились.

— В чем именно?

— Раньше вы ни за что не стали бы оправдываться. Ведь вы были безупречны. И могли за себя постоять.

— Значит, вот я каким, оказывается, был? — Он едва заметно улыбнулся, словно насмехаясь над собой. — Что ж, человеку свойственно меняться. Ну да ладно. Мою проблему, как ты правильно заметил, мы решили. И все же рискну предположить, что сегодняшние события получат развитие и могут повлечь за собой некоторые сложности. Нет, не то. Просто помни, что я никоим образом не желал тебе неприятностей.

— Правда? Мне это в любом случае уже неинтересно.

— Все может измениться. Через мгновение я уйду. Ладно, если будет настроение, звони в любое время.

Он протянул мне визитную карточку. Я, не глядя, сунул ее в карман. Едва я поднял руку, как передо мной тут же притормозило пустое такси. Устраиваясь на сиденье, я кинул прощальный взгляд на Мурабаяси. Теперь на его лице была откровенная усталость. Казалось, минуло не несколько часов, а несколько лет. Он постарел.

Захлопывая дверцу, я услышал:

— Ты и вправду удивительный парень.

— Просто никак не вырасту, — бросил я в ответ.

Небо светлело, было приятно наблюдать, как воздух постепенно наполняется светом. В этот ранний час на улице не было ни машин, ни пешеходов.

Водитель попался молчаливый. Безмолвно выслушал адрес — Гиндза, Иттёмэ, — и за всю дорогу так и не проронил ни слова. Я задумчиво поглядывал по сторонам. Мы уже подъезжали к Синбаси, когда у меня вновь разболелся зуб. Опять этот треск в виске. На этот раз звук такой, будто яйцо упало с небольшой высоты и скорлупа с треском развалилась на части. Скорлупа, скрывающая воспоминания. Скорлупа, лопающаяся неровными трещинами. Из трещин в этой лопнувшей скорлупе мутноватой лужицей вытекает мое размытое прошлое.

Частичный туман или провалы в памяти могут свидетельствовать о болезни Корсакова,[8] — так объяснил мне один врач, психиатр из захолустного иностранного городка (кстати, в его стране психиатров больше, чем простых жителей). Мы сдружились, и я смог вот так запросто спросить его об этом. Оказалось, что в дальнем крошечном чулане мозга подсознание прячет отдельные детали, некогда вызвавшие шок, о котором человек предпочел бы забыть. Надпись на двери этого чулана гласит: «Забвение». Поворот ключа, щелчок замка, и вот уже воспоминания погребены на веки вечные. Своего рода защитная функция мозга. В результате туман может окутать все относящиеся к тому периоду воспоминания. Насколько я понял из его объяснений, в моем случае заболевание присутствует в легкой форме и протекает без ущерба для повседневной жизни. В будущем он также не видел в связи с этим никаких проблем.

Именно так все и было. Никакого ущерба, никаких проблем. Но почему теперь воспоминания начали внезапно оживать?

Я вспомнил. Это было семь лет назад. Неужели минуло целых семь лет и прошлое отодвинулось так далеко? Был май. Месяцем раньше ввели подоходный налог, а месяцем позже произошли тяньаньмэньские события.[9] Почему-то помнятся такие детали. Теперь я отчетливо могу вспомнить и день. Двадцать первое мая. Воскресенье. День гибели Эйко.

На следующий день, в понедельник, похолодало. Я сидел на диване у кабинета судмедэксперта в Оцуке. Только что закончил писать заявление на вскрытие и присел на светло-зеленый диван в зале для родственников. Не знаю, как долго я там находился, — в этом месте снова провал. Помню лишь, как сидел на диване. Кажется, сопровождавший меня следователь время от времени пытался завести разговор. Объяснял, что от досадных формальностей никуда не деться, что тела умерших не в больнице, например от внезапной болезни или в результате несчастного случая, тоже вскрывают здесь. Это называется «административное вскрытие» и ничего общего не имеет с судебным вскрытием, производимым в случае явного убийства.

Вероятно, таким вот образом он пытался меня отвлечь. Говорил, что по выходным судебные медики отдыхают, не делают вскрытий. Накануне он тщательно все расследовал. Причина смерти Эйко не оставляла никаких сомнений — самоубийство. Заключение патологоанатома являлось простой формальностью. На мой взгляд, его слова были мало уместны в беседе с супругом покойной, выбросившейся днем ранее с восьмого этажа из собственной квартиры. Дело в том, что ее супруг, в отличие от судебных медиков, работал даже в выходные. Мне позвонили, я примчался. Какие слова подошли бы в той ситуации? Я не знал. А если бы знал, то, возможно, просто врезал бы следователю.

Наконец к нам вышел врач. Повернувшись ко мне, он сдержанно выразил соболезнование. Следователь вздохнул. Вздох облегчения оттого, что сделанный им вывод оказался верным, — вот какой это был вздох. Затем они с патологоанатомом отошли в сторону и некоторое время беседовали. С такого расстояния я их не слышал, а если бы и слышал, вряд ли я в тот момент был способен что-либо воспринимать. Заметив приближение врача, я поднял голову. Тут-то он и сказал. О том, что моя жена, между прочим, была беременна. Три месяца. Знал ли я об этом?

Мои воспоминания, до недавнего времени мутные, как вода в грязной луже, постепенно приобретали четкость, выползая наружу, словно трясущаяся плоть скинувшего шкурку зверька.

— Где вас высадить? — послышался голос водителя.

Не сразу поняв, где нахожусь, я растерянно закрутил головой по сторонам. Мы миновали перекресток Сангэнбаси на Сёва-дори. Почти рассвело, но улица все еще была пуста. Ни души. Половина пятого. Только какая-то машина маячит позади ярким пятном.

Перед Сантёмэ я сказал:

— На этом перекрестке, пожалуйста.

Такси остановилось.

Свернув за угол кофейни, я пешком направился в сторону Тюо-дори по переулку с односторонним движением. Оказавшись на открытом пространстве перед офисным зданием, неторопливо закурил «Хайлайт». Просто стоял себе и курил. Мацуя-дори сейчас выглядела совершенно иначе, нежели днем. Ни души.

Яркая машина, которую я приметил раньше, медленно приблизилась с противоположной стороны. Видимо, пересекла Сёва-дори и сделала крюк по одностороннему переулку. Ярко-желтое авто, следовавшее за моим такси. Марка этого автомобиля была известна даже мне.

«Порше» тихо притормозил прямо передо мной.

Дверца широко раскрылась, и из «порше» выпорхнула девушка. В той же черной бейсболке, с вместительной торбой через плечо. С той же улыбкой на губах. Тем же прозрачным голосом она сказала:

— Заметил все-таки.

— В этот час трудно не заметить машину, следующую тем же маршрутом. Да и сама машина, на мой взгляд, слишком приметная. Для слежки.

— Будь это слежка, неужели я бы вот так показалась тебе на глаза?

И то верно. Пока я размышлял об этой странности, она заговорила снова:

— Думаешь, охота было тащиться за тобой следом?

— Тогда нужно было спросить у меня адрес.

— Можно подумать, ты дал бы.

Я помотал головой. Теперь я был уверен. Это из-за нее с треском лопнула скорлупа, которая скрывала воспоминания. Всему виной улыбка, напомнившая мне юную Эйко. Стоило увидеть ее, и муть начала оседать, обнажая прозрачную поверхность. И вот уже события семилетней давности приобрели в моей памяти былую ясность и четкость.

— Тогда зачем ты за мной ехала?

— Естественно, потому, что заинтересовалась.

— Заинтересовалась — чем? И почему?

Ее ответ ничего не прояснил:

— Да много чем. Рассказ, боюсь, получится долгим.

— Ты уж прости, но вот я тобой не сильно заинтересовался. А если совсем откровенно, ты мне мешаешь. Мы поболтали, все было просто отлично, а теперь не хотелось бы терять время.

— Сколько тебе?

— Тридцать восемь. Тебя это интересовало?

— И несмотря на возраст, ты со всеми знакомыми девушками так чертовски любезен?

— Мы не так чтобы близко знакомы.

Я бросил окурок на тротуар, раздавил ботинком и развернулся спиной, но не успел сделать и двух шагов, как вновь услышал ее голос:

— Похоже, ты не в ладах с общественной моралью.

Обернувшись, я увидел, как она возмущенно размахивает только что брошенным мною окурком.

Я усмехнулся:

— Те, кто в ладах с общественной моралью, не ходят по казино.

— Причина самоубийства твоей жены тебе тоже неинтересна?

Я пристально взглянул на нее. Сейчас лицо ее было неподвижным, словно у статуи. В этот момент она еще больше напоминала Эйко.

— О чем это ты?

— Возможно, я могу шепнуть тебе, почему твоя жена покончила с собой. Что ты на это скажешь?

Внезапно вся округа озарилась ярким светом. Я поднял глаза. Облако отступило от угла дома, обнажив солнце, низко висящее над горизонтом. Пространство между домами наполнилось синевой. Вдоль улиц пробирался мягкий утренний свет. Майское утро не оставило и следа от прошедшей ночи.

Я вновь услышал ее голос:

— Что с тобой? О чем ты задумался?

Я и правда задумался. Я думал о приоритетах. Существует ли в мире что-либо важнее моей теперешней жизни, похожей на это тихое утро? Гладкой, словно кусок пластмассы? Есть ли сейчас что-то более важное? Снова эта зубная боль. Она словно подавала мне знак. Стоп! Как же я сразу не понял?! Несколько часов назад именно с нее, с этой боли, все и началось.

— Как странно! — произнесла девушка.

— Что именно?

— Сейчас ты кажешься совсем другим.

А ведь, пожалуй, она права. Тихая жизнь с ее медленно текущими буднями превратилась в цепочку следов за спиной. Разбитую скорлупу не склеить. Я вижу, как поезд, несущий меня из прошлого, пересекает границу. И вот уже черта, за которой раскинулась территория спокойной жизни, уплывает назад, теряясь вдали.

— Ясно, — ответил я. — Тут неподалеку, в гостинице, кажется, был круглосуточный ресторан.

Она двинулась к машине, но я преградил ей путь:

— Нет нужды садиться за руль. Это в Готёмэ, в пяти минутах ходьбы. Бросай машину здесь, вряд ли нарвешься на патруль в такой час.

Мы двинулись обратно в сторону Сангэнбаси. После ее реплики о том, что теперь я кажусь другим, мы не проронили ни слова. Только раз она продемонстрировала характер, сунув окурок, который несла в руке, мне в карман пиджака. В ответ на мой вздох она лишь улыбнулась — ни дать ни взять мамаша журит сынишку-сорванца. В этот момент она совсем не была похожа на Эйко.

Перед входом в гостиницу я сказал:

— Позволь дать тебе совет.

— Ну что еще?

— Учитывая твою щепетильность, бейсболку лучше снять. Здесь много иностранцев.

Неожиданно она громко расхохоталась:

— Да уж… Уверена, что среди них найдется парочка интеллигентов из коалиции справедливости, сдвинутых на ПК.

Для нее явно не было секретом, что собой представляет эта бейсболка. Более того, ей даже был известен термин «ПК». Политкорректность. Одно из необходимых условий политкорректности — следовать правилам, установленным в отношении оружия, чему найдется немало поборников среди пресловутой американской интеллигенции. Девушка покорно убрала бейсболку в свою необъятную сумку и весело воскликнула:

— Ну а теперь — завтракать!