"Андре Бретон. Надя " - читать интересную книгу автора

остальных детей "благодаря постоянной мании вынимать у куклы глаза, чтобы
посмотреть, что находится за ними". Она знает, что дети всегда тянутся к
ней; где бы она ни была, они собираются вокруг нее, подходят улыбнуться ей.
Теперь она говорит словно для себя одной, содержание ее речи меня все равно
больше не интересует, ее голова повернута в противоположную сторону, я
начинаю ощущать усталость. Однако хотя я не подаю ни малейшего признака
нетерпения: "Точка, все. Я почувствовала вдруг, что становлюсь тебе в
тягость". Вновь повернувшись ко мне: "Конец". Из сада ноги сами повели нас
на улицу Сент-Оноре, в бар, где еще не погасили свет. Она подмечает, что мы
пришли на площадь Дофина, в "Дофин". (Играя в аналогии, я часто отождествлял
себя в разряде животных с дельфином22.) Но Надя становится беспокойной,
заметив мозаическую полосу, что тянется от прилавка на пол, и мы вынуждены
почти сразу уйти. Мы условились встретиться в "Ну-вель Франс" только
послезавтра вечером.

7 октября. У меня жестоко болела голова, что я отношу - справедливо или
нет - за счет волнений того вечера, а также за счет усилий, затраченных на
то, чтобы быть внимательным, приспособиться к ней. Однако все утро я очень
скучаю по Наде, и упрекаю себя, что не назначил свидания на сегодня. Я
недоволен собой. Мне кажется, я слишком долго присматриваюсь к ней, но как
иначе? Каким она видит меня, что думает обо мне? Совершенно непростительно
продолжать встречи, если я не люблю ее. А разве я ее не любил? Когда я рядом
с ней, то чувствую себя ближе тем вещам, которые ее окружают. Она в таком
состоянии, что неизбежно будет нуждаться во мне так или иначе, возможно,
внезапно. Чего бы она у меня ни попросила, отказать ей было бы просто
отвратительно, настолько она чиста, свободна от всех земных связей, столь
мало, но чудесно держится она за жизнь. Вчера она вся дрожала, от холода,
наверное. Она так легко одета. И с моей стороны будет непростительно, если я
не ободрю ее, сказав, какого рода интерес испытываю к ней; если не уверю ее,
что она для меня не просто предмет любопытства, не просто каприз, как она
могла бы подумать. Что делать? Ждать до завтрашнего дня невозможно. Что же
мне делать сейчас, если я ее не увижу? А

220

если я вообще больше ее не увижу? Я больше не буду знать. Значит, тем
более не заслуживаю того, чтобы узнать что-либо еще. И ведь такое никогда не
повторится. Конечно, еще не раз явятся фальшивые благовещения, мимолетные
благодати, настоящие шееломки души и бездна - бездна, куда вновь и вновь
бросается великолепно печальная птица божества. Что еще я' могу придумать,
кроме как отправиться к шести часам в бар, где мы встречались раньше.
Естественно, никакого шанса найти ее там, если только... Но "если
только'1... - не заключается ли в этих словах великая возможность Надиного
вмешательства, совершенно по ту сторону шанса? Около трех часов дня я вышел
из дома вместе с женой и ее подругой, мы продолжали нашу обеденную беседу в
такси. Вдруг, хотя я не обращал ни малейшего внимания на прохожих, какое-то
быстро промелькнувшее пятно там, на левом тротуаре, при въезде на улицу
Сен-Жорж заставляет меня совершенно неосознанно постучать в окошко машины,
чтобы водитель остановился. Как будто только что прошла Надя. Я бегу наугад
в одном из трех направлений, которые она могла бы выбрать... Это она,