"Андре Бретон. Надя " - читать интересную книгу автора

еды Надя впервые начинает вести себя довольно фривольно. Какой-то пьяница
без конца бродит вокруг нашего столику. Очень громко, тоном протеста он
произносит бессвязные слова. Среди этих слов беспрестанно повторяются одна
или две непристойности, на которые опирается вся речь. Его жена, наблюдающая
из-за деревьев, ограничивается тем, что кричит ему время от времени: "Ну что
же, ты идешь?" Несколько раз я пытаюсь его отстранить, но напрасно. Когда
подходит десерт, Надя начинает осматриваться вокруг. Она убеждена, что под
нашими ногами скрыто подзе-

Я не знал лично ни одной женщины с таким именем, которое всегда
наводило на меня тоску, подобно тому как имя Соланж всегда приводило в
восхищение. Однако мадам Сакко20, ясновидящая, с улицы Заводов, д. 3,
которая никогда не ошибалась на мой счет, уверяла меня в начале этого года,
что моя мысль была очень занята некоей Еленой. Может быть, поэтому через
некоторое время я так заинтересовался всем, что касалось Елены Шмит? Вывод,
который можно сделать, был бы того же порядка, что вывод, который мне
навязало ранее смешение во сне двух сильно дистанцированных образов.
"Елена - это я", - говорила Надя.

217

мелье, оно начинается от Дворца правосудия (она показывает мне из
какого именно места во дворце - немного справа от белого подъезда) и огибает
Отель Генриха IV. Ее волнует мысль о том, что уже произошло и что еще может
произойти на этой площади. Там, в темноте, затерялись две или три пары, а ей
кажется, что она видит толпу. "И мертвецы, мертвецы!" Пьяница продолжает
зловеще шутить. Теперь Надя обводит взглядом дома. "Видишь, окно там, внизу?
Черное, как все остальные. Посмотри хорошенько. Через минуту в нем будет
свет. Оно станет красным". Проходит минута. Окно освещается. На нем
действительно красные занавески. (Мне жаль, но если это и переходит границы
достоверного, я здесь ни при чем. Вместе с тем я досадую на самого себя, что
высказался уже слишком определенно на такую тему: ограничусь лишь
подтверждением - из черного окно стало красным, вот и все.) Тут, признаюсь,
меня охватывает страх, и Надею тоже. "Какой ужас! Смотри, что происходит
среди деревьев? Синева и ветер, синий ветер. Я раньше один только раз
видела, как проносится по этим же деревьям синий ветер. Вот оттуда. Из окна
Отеля Генриха IV*, и тогда мой друг, тот второй, о котором я тебе говорила,
собирался уходить. И мне был голос, он говорил: "Ты умрешь, ты умрешь". Я не
хотела умирать, но ощущала такое головокружение... Я бы обязательно упала,
если бы. он меня не поддержал". Думается, давно пора покинуть это место.
Когда мы шли по набережным, я чувствовал, как она вся дрожит. Она захотела
вернуться к Консьержери. Слишком неприкаянная, слишком уверенная во мне.
Однако она что-то ищет, она очень настаивает, чтобы мы вошли во двор, во
двор какого-то комиссариата, который она быстро обследует. "Это не здесь...
Но, скажи мне,_ почему ты должен садиться в тюрьму? Что ты наделал? Я тоже
была в тюрьме. Кто я? Я была много веков назад. А ты в ту эпоху, кто ты
был?" Мы продолжаем путь вдоль решетки, вдруг Надя отказывается следовать
дальше. Там справа, внизу, окно, выходящее на ров, она уже не может оторвать
от него глаз. Именно перед этим окном, похожим на приговоренного, мы
обязательно должны ждать; она это точно знает. Именно оттуда может явиться