"Андре Бретон. Надя " - читать интересную книгу автора

женщины, перебегающей с одного тротуара на другой, расспрашивая прохожих,
сфинкс, сначала пожалевший одного, а потом другого из нас; в погоне за ним
мы мчались вдоль всех линий, что могли бы, пусть даже прихотливо, быть
проведены между этими точками; безрезультатность преследования, у которого
бегущее время отнимало уже всякую надежду, - такое мировосприятие было
присуще Наде изначально. Она удивлена и разочарована тем, что мимолетные
события того дня, как мне кажется, могут обойтись без комментариев. Она
торопит меня объясниться, какой именно строгий смысл я вкладываю в сам
рассказ и, поскольку я, наверное, многое запамятовал, какова мера оставшейся
в нем объективности. Я был вынужден ответить, что ничего об этом не знаю; в
подобной области, как мне кажется, допускается констатировать все, что
угодно, и я сам был первой жертвой этого злоупотребления доверием, если
здесь действительно присутствует злоупотребление доверием. Но я прекрасно
вижу: она думает, что я не справился с ее вопросом, и в ее взгляде я читаю
нетерпение, потом огорчение. Может быть, она вообразила, что я лгу: между
нами по-прежнему довольно большое замешательство. Когда она пожелала
вернуться домой, я предложил ее проводить. Она дает шоферу адрес Театра
Искусств, который, как она утверждает, находится в нескольких шагах от ее
дома. По дороге она долго и молчаливо рассматривает мое лицо. Потом глаза ее
раскрываются широко-широко, как это бывает, когда перед вами возникает
кто-то, кого вы давно не видели или не рассчитывали никогда увидеть, словно
говоря "глазам своим не верю". Кажется, в ней продолжается некая борьба, но
внезапно она сдается, совершенно закрывая глаза, подставляя губы... Теперь
она говорит о моей власти над ней, о моей способности заставить ее думать и
делать, что я захочу, может быть, даже больше, чем я захочу. И она умоляет
ничего не предпринимать против нее. Ей кажется, что у нее никогда, даже
задолго до знакомства со мной, не было от ме-

216

ня секретов. Маленькая диалогизированная сценка в конце "Растворимой
рыбы", - наверное, единственное, что она прочитала из "Манифеста"; эта
сценка, точный смысл которой я сам никогда не мог уловить и персонажи
которой мне были чужды, с их не поддающимся интерпретации беспокойством -
словно они носятся по песчаным волнам - порождает у нее впечатление, будто
она взаправду принимает в ней участие и даже играет роль, причем роль самую
таинственную - роль Елены*. Место, атмосфера, поведение актеров было именно
такими, как я и задумал. Она желала бы показать мне "где это происходило": я
предлагаю ей поужинать вместе. В ее голове, должно быть, возникла некоторая
путаница, ибо она повезла меня не на остров Сен-Луи, как задумала, но на
площадь Дофина, где происходит, как это ни странно, еще один эпизод из
"Растворимой рыбы": "Поцелуй, позабытый так скоро". (Эта площадь Дофина -
одно из самых затаенных, самых гиблых мест, какие я знаю во всем Париже.
Каждый раз, когда я там оказывался, я чувствовал, желание идти еще куда-либо
понемногу покидало меня; мне приходилось приводить самому себе разные
доводы, чтобы разжать эти объятья, очень нежные, слишком сладко настойчивые
и, в сущности, разрушительные. Более того, некоторое время я жил в отеле по
соседству с этой площадью. Это был "Сити Отель", здесь каждый приезжий, кого
не удовлетворяют элементарные идеи, кажется подозрительным.) День подходил к
концу. Мы просим бармена вынести ужин на улицу, чтобы побыть одним. Во время