"Тадеуш Бреза. Стены Иерихона (роман, послевоенная Польша)" - читать интересную книгу автора

колокольне веревку, напрягся и стал ею размахивать. И хоть бы от этого
беспокойства в воздухе тишина казалась бы приятнее!
Куда там. Хуже всего эти таинственные, молчаливые полеты ночных мышей.
Разумеется, размышлял Черский, ночью без них не обходится ни один костел.
В тусклом свете, сочившемся из открытых дверей, Черский разглядел лицо
князя. По крайней мере он-то не поддался общему настроению. Держится,
улыбается. Оставлю-ка я этого Ельского, подумал он. Ведь даже не
отозвался. Замерз, что ли? Возьму Медекшу. Тот как раз заговорил:
- Точность-это вежливость королей. Но что-то Станислав Август не
торопится выказать нам свою вежливость.
Теперь удивился старый Сач. Ксендз сказал ему только, что есть
распоряжение заново замуровать могилы Чарторыйских.
Каждый в деревне знал, что Чарторыйские лежат под костелом.
Правильно ли он понял, что теперь будет покоиться там и король?
Сначала он спросил:
- Так князь приехал не из-за семьи Чарторыйских?
Медекша ответил:
- Нет! Но из этой семьи был король.
Сач почувствовал, как горячая волна накатывается ему на сердце. Все
стало проясняться. Он подскочил к Медекше.
- Король Понятовский? - просил он подтвердить правду, о которой уже
догадался. - Это его гроб?
Ксендз не успел предотвратить неминуемое. Какая глупость была верить,
что дело не вскроется, укорил он себя в душе. А князь Сачу:
- Ну да! - И подозрительным тоном: - Вы что, этого не знаете?
- Только бога ради! - принялся заклинать ксендч, Крестьянин посмотрел
на костел. Снял шапку. Провел рукой по лбу, пригладив вихры на правую
сторону. Уже совсем стемнело. Черную тишину вокруг прорывали то
какой-нибудь огонек, то чей-то голос. Из растворенных дверей полился свет,
но слабенький, и приятнее было в тьму смотреть, чем на него. Сач мысленно
переступил порог, по ступеням спустился в подземелье.
Ниши занимали там-одну подле другой-князья, засунутые, словно хлеба в
печь, ногами к центру склепа, эдакая роза ветров, так девушки на заморских
пляжах забавы ради укладываются венком. Здесь покойники пальцами ног
упирались в стену, поддерживая плиту и надпись, все сплошь громкие фамилии.
Плиты тянулись рядами, одна над другой. Черные, но попадались и белые,
словно на огромной шахматной доске, некоторые побить!; те, что у самой
земли, напоминали стволы деревьев у дороги, серые от грязи. Две плиты были
сняты, и останкам из обеих ниш теперь предстояло покоиться вместе, а в
освобожденной-королю. Пока что он дожидался в костеле. В гробу из
стального листа, блестящем, новом, схваченном несколькими обручами или
металлическими ремнями. Что ему положили у ног?
- А этот маленький ящичек тоже гроб? - поинтересовался Сач.
И покраснел. Ну что плетет? Какой же это гроб, когда это ведь не гроб!
Его занимало только одно, для останков ли это. И чьих. Может, какого
ребенка, но разве такие крохотные бывают.
Не дай господи, для попугая или кота.
- Тоже, - ответил князь. - Король предназначил его для своего сердца.
Зачем он так сказал? Во время бальзамирования вынимают внутренности и
сердце. Вот для того и ящичек. Но князь все еще не отошел от своих забот.