"Поппи Брайт. Изысканный труп" - читать интересную книгу автора


Мне захотелось исполнить посреди толпы победный танец. Но я сдержался,
слился с народом, читая о знаменитых ограблениях века, но не разбирая ни
строчки. Я был в восторге от сумасшедшей удачи, гордился своей имитацией
смерти. Я сказал - имитацией? Следует назвать это близким знакомством со
смертью, ведь никакая имитация не смогла бы так всех одурачить.
Сотрудничество неизменно предполагает близкое знакомство, если и
неудобное. И кто я, как не призрачный паломник смерти?
Впереди появился зал ожидания - длинное, ярко освещенное помещение,
удалявшееся до бесконечности, решетка эскалатора пронеслась высоко над
головой. Проходя металлический детектор на контроле безопасности, я впал в
ужас, что эти обходительные умелые девушки обнаружат кровавый скальпель,
прибинтованный к ноге, однако он уже боролся с ржавчиной на дне Темзы, а
латексные перчатки скручены в комок в одном из тошнотворных мусорных баков
Сохо. У меня не было ничего металлического, даже ключей или кончика стержня
шариковой ручки.
Я посмотрел на четыре билета, на номера ворот. Через пять минут в
десяти футах от меня взлетает самолет на Атланту.
- Заканчивается посадка, - говорил в микрофон грек-бортпроводник с
глазами шлюхи, - заканчивается посадка на рейс Атланта, штат Джорджия.
Я представил, как развалюсь на крыльце старого южного особняка,
перестроенного в сельскую гостиницу, сучковатые дубы склоняются над проезжей
частью дороги, в руке виски со льдом, сахаром и мятой. День солнечный и
теплый, с едва заметным намеком на осень. Я представления не имел, что
добавляют в их традиционный напиток, помимо бурбона, который мне не
нравится, и не исключено, что даже в Джорджии в ноябре бывает холодно. Но
это не важно. Мне сейчас искренне плевать.
Я дал юноше-греку билет. Он коснулся пальцем моей руки, когда отдавал
его обратно, и на мгновение мне страшно захотелось, перерезать ему горло,
чтобы он остыл и я смог прильнуть своей горящей смердящей плотью к его милой
безмятежности. Чувство не проходило, оно лишь затихало до легкого
дискомфорта, За сегодняшний день на моем счету три трупа, и ни с одним я не
провел ни одной спокойной минуты.
Я шагал к самолету по круглому туннелю. Меня сопроводили к моему месту,
уютному, у окна, судя по билету, к месту, за которое Сэму не суждено
заплатить, оно припасено для меня, словно я его заслужил. Тяжелые двери
герметично закрылись, самолет тронулся, разогнался по взлетной полосе и
поднялся в воздух. Подо мной развернулся Лондон - мерцающая паутина
огоньков, плывущих по морю темноты. Через минуту мы пробили серый слой туч,
которые всегда зависают над столицей, и я навсегда попрощался с городом.
Вскоре мы уже летели в сторону Атлантического океана. Из моего окна
казалось, что внизу ничего нет, как и вверху. Убийца, у которого еще не
высохла кровь под ногтями, ничего не подозревающие пассажиры прижимают к
себе кейсы, младенцев и толстые книги, словно талисманы, гарантирующие
успешное приземление, хрупкий металлический салон служит нам колыбельной - а
что, если все это недвижно застыло в вязком черном пудинге? Я чувствовал
себя уязвимым, но защищенным; съедобным, но наглухо закрытым, как устрица в
раковине.
Мне так понравилась эта мысль, что я заказал тарелку устриц, как только
ступил на землю Америки. Я слышал, что их там едят сырыми, в особенности на