"Иосиф Бродский. Нобелевская лекция." - читать интересную книгу автора

Иосиф Бродский

Нобелевская лекция

1987

Для человека частного и частность эту всю жизнь
какой-либо общественной роли предпочитавшего, для человека,
зашедшего в предпочтении этом довольно далеко - и в
частности от Родины, ибо лучше быть последним неудачником в
демократии, чем мученником или властителем дум в деспотии,
- оказаться внезапно на этой трибуне - большая неловкость и
испытание.
Ощущение это усугубляется не столько мыслью о тех, кто
стоял здесь до меня, сколько памятью о тех, кого эта честь
миновала, кто не смог обратиться, что называется "урби эт
орби" с этой трибуны и чье общее молчание ищет и не находит
в вас выхода.
Единственное, что может примирить вас с подобным
положением, это то простое соображение, что - по причинам
прежде всего стилистическим - писатель не может говорить за
писателя, особенно поэт за поэта; что, окажись на этой
трибуне Осип Мандельштам, Марина Цветаева, Роберт Фрост,
Анна Ахматова, Уинстон Оден, они невольно бы говорили за
самих себя, и, возможно испытывали бы некоторую неловкость.
Эти тени смущают меня постоянно, смущают они меня и
сегодня. Во всяком случае они не поощряют меня к
красноречию. В лучшие свои минуты я кажусь себе как бы их
суммой - но всегда меньшей, чем любая из них в отдельности.
Ибо быть лучше них на бумаге невозможно; невозможно быть
лучше них и в жизни, и это именно их жизни, сколь бы
трагичны и горьки они не были, заставляют меня часто -
видимо, чаще, чем следовало бы - сожалеть о движении
времени. Если тот свет существует - а отказать им в
возможности вечной жизни я не более в состоянии, чем забыть
об их существовании в этой - если тот свет существует, то
они, надеюсь, простят мне и качество того, что я собираюсь
изложить: в конце концов не поведением на трибуне
достоинство нашей профессии мерится.
Я назвал лишь пятерых - тех, чье творчество и чьи
судьбы мне дороги, хотя бы по тому, что, не будь их, я бы
как человек и как писатель стоил бы немногого: во всяком
случае я не стоял бы сегодня здесь. Их, этих теней - лучше:
источников света - ламп? звезд? - было, конечно же больше,
чем пятеро, и любая из них способна обречь на немоту. Число
их велико в жизни каждого сознательного литератора; в моем
случае оно удваивается благодаря тем двум культурам, к
которым я волею судеб принадлежу.
Мне облегчает дело также и мысль о современниках и