"Нина Бродская. Хулиганка " - читать интересную книгу автора

В Марьиной роще была одна такая пара - Фейга и сцик. Фейга была
какое-то время подругой моей матери. Она уважала мою мать за справедливость,
моя мать в Фейге ценила те же качества. В общем, как в басне Крылова: "За
что же, не боясь греха, кукушка хвалит петуха?" Фейга была маленького роста,
толстенькая, с короткими ножками, волосы, вытянутые назад, собраны в пучок,
глаза умные и пронзительные, как у майора Пронина. А главное - это ее голос.
А какой может быть голос у женщины, которая почти двадцать четыре часа в
сутки не вынимает изо рта папиросы, тяжелые - "Прибой". Эти папиросы могут
убить даже лошадь, а потому, когда она с вами заговаривала, хрипя и
покашливая, и при этом смотрела вам в глаза, трудно было сохранять
самообладание.
Муж сцик, которого за глаза звали Поцик, был спокойным гражданином,
готовым на подвиг, что, собственно говоря, он и делал, уезжая на Дальний
Восток на заработки на два, а порой и три месяца, и, возвращаясь, привозил
камушки, которых и так хватало у Фейги.
Со своим мужем она расправлялась как повар с картошкой. Она нападала на
него внезапно, как ястреб на свою жертву, невзирая при этом на окружение, и
посылала его очень далеко, куда он безропотно и отправлялся.
Куда бы Фейга ни приходила, ее всегдашними украшениями были бриллианты.
Она их умудрялась цеплять на все пальцы рук, и жаль, что у нее было только
две руки. Но и тут она, не стесняясь, надевала по нескольку колец на один
палец. Ощущение было такое, будто произошло извержение вулкана, а люди между
собой говорили: "И как она не падает от такой тяжести?" Была у них дочь
Шура, по природе - флегматик, которая училась играть на баяне. Казалось бы,
еврейская девочка, так дайте же ей скрипку, при чем тут баян. Фейга
заставляла Шуру играть и петь, и та, ничего не говоря, вынуждена была это
делать, хотя ненавидела этот баян, а пение тем более. Лицо у Шуры, когда она
пела, было такое, будто она проглотила что-то ужасное. А Фейга, разойдясь,
орала на Шуру и требовала, чтобы та продолжала, и девочка молча глотала
слезы. Я с ужасом наблюдала за всем этим, но ничего не могла поделать. После
очередной игры на баяне Шура звала меня куда-нибудь в кусты, где были
спрятаны папиросы, предлагала мне закурить, от чего я отказывалась. Потом
она глубоко затягивалась и начинала изливать мне свою душу, а я молча
слушала и вздыхала. Сама я в это время переживала первое чувство.
Однажды на одной из еврейских свадеб я его увидела. Он был очень
красивый, невысокого роста, с черными глазами, ямками на щеках, когда
улыбался, и белоснежными, как жемчуг, зубами.
Он был старше, а потому не обращал на меня ни малейшего внимания. Но
однажды меня попросили спеть, и он подошел ко мне. Слухи о нем ходили самые
разные, в основном те, что он связан с наркотиками, но меня это нисколько не
тревожило. Для меня в то время был только он, а все другое...
Мы часто виделись на вечерах, но каждый раз он приходил с молодой
девушкой Анной. Она была очень красива и напоминала мне принцессу из сказки.
Фарфоровое лицо, маленький носик, румяные щечки, огромные темно-карие глаза
и коричневые вьющиеся длинные волосы. Тоненькая, хрупкая 17-летняя Анна,
видимо, сильно была влюблена в моего героя и, исполняя все его прихоти,
постоянно оказывалась в положении. Всякий раз во время наших совместных
гуляний и разговоров ни о чем, она убегала куда-то в кусты, чтобы освободить
себя от тошноты, а он сочувствующе говорил: "Бедная, это я виноват".
Вскоре они расстались, и на ее месте, возможно, оказалась бы я, да