"Скитальцы" - читать интересную книгу автора (Гамсун Кнут)

II

На ярмарке царили шум и суматоха. У берега стояло много больших и малых судов, новые суда приходили днём и ночью, среди домов сновали люди, двое намдальцев хватили лишнего и едва не затеяли драку. Полиция где-то пряталась.

Эдеварт никогда не бывал в таком месте, и, пока Август занимался своим делом, он шатался по ярмарке и глазел по сторонам. Здесь были лавки и с простым и с дорогим товаром, и выбор был куда богаче, чем на Лофотенах. Кроме того, тут выступали канатоходцы, играли шарманщики, в зверинце показывали диких зверей, были кегельбан, уличные торговцы, карусель, цыгане, которые гадали всем желающим, можно было выпить кофе и сельтерской и посмотреть на самую толстую женщину в мире и теленка о двух головах. И, как обычно, среди рядов расхаживал Папст, старый почтенный еврей-часовщик, в крылатке с множеством забавных карманов. Это был удивительный человек.

Некоторое время Эдеварт держался неподалёку от старого еврея, он не собирался ничего покупать, но на его блестящие часы было приятно смотреть. Наверное, этот еврей очень богат, если носит сразу столько часов! — думал Эдеварт.

Старый Папст облюбовал Норвегию, хотя торговля в другом месте, может, принесла бы ему большую выгоду. Уже двадцать с лишним лет он колесил по Нурланну из города в город, заезжал в рыбацкие поселки и посещал ярмарки, он бойко говорил по-норвежски, знал все слова, но выговаривал их на чужой лад. Папст всюду был желанным гостем, все знали этого невысокого толстого человека с множеством цепочек от часов, болтавшихся на его большом животе, он разговаривал и с молодыми, и со старыми, у него были золотые часы для богатых и дешёвые, серебряные, для бедных. И к каждому покупателю у Папста был свой особый подход.

Кому-нибудь из молодых людей, толпившихся вокруг него и с удивлением рассматривавших его странный наряд, Папст мог сказать: У меня и для тебя найдутся хорошие часы, вот, пожалуйста, можешь подержать их! Когда парень, узнав цену, отказывался от часов, Папст спрашивал: А сколько у тебя есть? Парень называл половину или даже треть требуемой суммы. Но Папст всё равно не отпускал его, напротив, он был добр и покладист, словно на этот раз решил пойти навстречу и даже одолжить парню немного денег, чтобы тот смог приобрести себе часы; да-да, нередко случалось, что Папст соглашался получить недостающую сумму даже на другой год. Ты из хорошей семьи и ты честный человек, говорил он, ты не обманешь бедного еврея! Перед таким необъяснимым и беспредельным доверием молодой человек устоять, само собой, не мог и проявлял несвойственную ему честность — он отдавал долг на другой год. Папста почти что никогда не обманывали.

Так действовал этот старый еврей-часовщик, из года в год невозмутимо и с достоинством вёл он свою кочевую торговлю. При случае он обманывал покупателей, но, если его уличали, добродушно возмещал ущерб, иногда тут же прибегая к новым уловкам.

У Папста был наметанный глаз на хлыщей, которые строили из себя знатоков и критически разглядывали его часы, — их Папст обманывал без зазрения совести. Они подходили к нему с важным видом и фамильярно называли его Моисеем: Ну что, Моисей, найдутся у вас для меня хорошие часы? Папст доставал из кармана часы и показывал их. Вы только посмотрите, говорил он. Покупатель рассматривал часы, открывал, закрывал и спрашивал, хорошо ли они ходят. Хорошо ли ходят? — удивлялся Папст. Да у меня самого точно такие же! Можете убедиться! И доставал из кармана жилета собственные часы. Оставалось договориться о цене. Папст требовал немало за свой товар, но с этих хлыщей запрашивал втридорога; если ему предлагали половину, лицо у него становилось печальным, словно зло, царившее в мире, доставляло ему страдание, и он забирал часы обратно. В тот день сделка отменялась.

Однако покупатель, зная характер Папста, через некоторое время опять приходил к нему; правда, и Папст тоже знал своих покупателей. Так что вы мне предложите? — спрашивал он. Покупатель накидывал несколько шиллингов или ортов9. Нет, нет, нет! — говорил Папст, он снова доставал часы, показывал их, открывал и закрывал крышку и потом прятал в карман. А когда покупатель делал вид, что хочет уйти, Папст тяжело вздыхал над несовершенством этого мира и соглашался на условия покупателя. Он торгует себе в убыток, это точно, это разорит его и сведёт в могилу, но что поделаешь! Когда покупатель кончал отсчитывать деньги, Папст доставал часы и отдавал ему; блестящие, красивые, с гравировкой на крышке, часы победоносно тикали, но это были уже не те часы, рука Папста побывала в одном из его хитрых карманов, где лежали совсем другие часы, они выглядели точно так же, как и первые, но стоили значительно дешевле.

Случалось, хлыщ и впрямь оказывался знатоком или в нём просыпалась подозрительность, он уличал Папста в мошенничестве и начинал кричать. Тогда Папст сокрушённо качал головой над своей рассеянностью и говорил: Какой дотошный человек! Если б не ты, я и не заметил бы, что ошибся. И дабы умаслить покупателя, отдавал ему собственные часы, что, по мнению последнего, должно было служить гарантией. Однако уходил покупатель уже с третьими, но тоже дешёвыми часами!

На ярмарке Эдеварт встретил армянина-шарманщика, которого видел в родном селении, его по-прежнему сопровождал венгр. Однажды после полудня Эдеварт наткнулся на них у причалов, они расположились в людном месте, крутили шарманку и показывали своё представление.

За три года, что прошли после их выступления в селении Эдеварта, они почти не изменились, только теперь у армянина уже оба глаза были затянуты синей плёнкой; значит, он совсем ослеп. Бедняга, несладкая судьба быть шарманщиком на чужбине! Люди жалели его и кидали шиллинги на блюдце нищего мальчишки в шарманке, дети и подростки толпились вокруг этого удивительного ящика с Наполеоном и его генералами в золоте, сверкавшими всеми цветами радуги.

Я их знаю, шепнул Эдеварт своему соседу, я уже видел их раньше! И спросил шарманщика: Так вы теперь совсем ослепли?

Да, совсем. Шарманщик грустно кивнул головой.

Я вам не верю, сказал Эдеварт. Он заметил, что шарманщик, услыхав его вопрос, посмотрел прямо на него.

В их разговор вмешался венгр, он что-то громко сказал и, как в прошлый раз, принялся колотить своего товарища, дети в ужасе отпрянули прочь и стали звать на помощь взрослых. Хотя полиции на ярмарке не было, зато намдальцы оказались тут как тут, они схватили венгра, подняли в воздух, неуважительно обругав оборванцем, и пригрозили бросить в море. С двумя намдальцами одному венгру было не справиться, сперва он сопротивлялся и пытался вырваться, но потом притих и начал просить, чтобы его отпустили. Намдальцы, одержав славную победу, проявили милосердие, они дали венгру пинка под зад и позволили убраться восвояси. Глядя ему вслед, они смеялись и грозили в другой раз приготовить из него фарш на корм курам! Потом намдальцы повернулись к жертве венгра, они надеялись услышать от него слова благодарности. Но армянин не стал благодарить их, он только дрожал и тер щеку.

Ты когда-нибудь видел такую чудную кровь? — спросил один намдалец у другого. Похоже, в неё подмешали синьку.

А это и не кровь вовсе, вмешался Эдеварт. Это он себя чем-то вымазал. Я уже видел однажды этих людей.

Не кровь, говоришь?

Нет. И к тому же он не слепой, сказал Эдеварт.

Его поддержал голос из толпы: Верно, он не слепой. Я тоже видел этих мошенников, в Финнмарке они проделывали те же штучки, чтобы заставить нас раскошелиться.

Намдальцы подошли к шарманщику и оглядели его. Ты слепой? — спросили они.

Он шмыгнул носом: Слепой. Gewiß.

Один из намдальцев выхватил нож и замахнулся, будто хотел ударить слепого, тот заморгал и испуганно отшатнулся. Такого испытания шарманщик не выдержал. Он начал поспешно свёртывать свою шарманку, намереваясь покинуть это место. Намдальцы его не тронули, но им стало как будто стыдно, что они отпустили шарманщика и вообще оказались замешанными во что-то смешное. Пристыженные, они не знали, куда девать свои руки; ведь они чуть было не швырнули в море не того, кого следовало!

Прочь отсюда! — скомандовали намдальцы. Ты такой же слепой, как и мы!

Но я почти слепой, оправдывался шарманщик, правда, слепой.

Убирайся прочь, слышишь!

Так закончились выступления шарманщика, он и его товарищ покинули ярмарку, теперь их путь лежал через Хадселёйен в Мелбу, они играли в усадьбах, показывали свои нехитрые фокусы и потихоньку двигались дальше, на север. Больше им ничего не оставалось. Люди как люди, они перебивались, как могли, приспосабливаясь к обстоятельствам, и так до самой смерти...

А вот у Августа дела, против всех ожиданий, сложились гораздо лучше. Эдеварт потерял его из виду в то утро, когда Август покинул карбас, на котором они провели ночь, и увидел снова лишь на другой день после полудня. Август был весел и пьян. Ох уж этот Август, он опять чувствовал себя моряком, кутившим на берегу!

Он брёл по улице, где Эдеварт стоял и пялил глаза на старого Папста с его часами; Август был счастлив, лицо у него горело, и он разговаривал по-английски сам с собой. На пальце блестело золотое кольцо, а на шею он повязал шёлковый платок, скорее всего женский, во всяком случае, платок был с кистями.

Увидев Эдеварта, Август поманил его и спросил: Ты ел что-нибудь? Идём, я знаю тут одно хорошее место!

Они пришли в трактир, где подавали бутерброды и горячую еду; заправляла всем одна женщина, и ей помогала какая-то девушка. Августа тут знали, он погладил девушку по руке и назвал своей невестой. Принеси-ка мне мою бутылку, Маттеа! — распорядился он. Потом повернулся к Эдеварту и предложил ему заказать себе всё, чего душа пожелает. Ты достоин лучших блюд в мире, сказал он, и Маттеа, моя невеста, мигом принесёт тебе всё, можешь не сомневаться!

Маттеа принесла им еду и бутылку водки. Пока они ели, Август объяснил, почему его так долго не было. Да, он отвёз шкуры Клему — компания «Хансен и Кo, Тронхейм», — и ему захотелось хорошенько погулять с товарищами, которых он здесь встретил.

Эдеварт: Сколько тебе заплатили за эти шкуры? Как всё прошло?

Как нельзя лучше, ответил Август. Он и не надеялся на такую удачу! И раз теперь они с Маттеа обручились, он не уверен, что у него будет время отвести карбас домой.

Эдеварт, испуганно: Но мне одному не справиться!

Одному? Да у меня и в мыслях такого не было! Я его просто куплю.

Но он не продаётся!

Август, с усмешкой: Об этом не тревожься!

Они ели, пили водку и болтали, иногда Август затягивал песню. Эдеварт никогда в жизни не был в таком богатом трактире. Видел бы кто-нибудь из его бедного селения такую роскошь!

Ну ладно, а что ты будешь делать с этим карбасом? — спросил он.

Об этом Август ещё не думал, он хочет купить карбас, чтобы не гнать его домой и не расставаться со своей невестой, к тому же он, наверно, ещё не забыл страха, который пережил в море по дороге сюда. Так или иначе, но ему не хотелось сейчас говорить о серьёзных вещах, сейчас у него на уме были только веселье и забавы. Посмотри на Маттеа, сказал он, красивая девушка, не правда ли? Она заслуживает золотого кольца, что я подарил ей. Видишь, какое оно тяжёлое?

Всегда немногословный, Август вдруг разговорился и болтал больше, чем обычно, на него подействовала водка, мысль стала работать быстрее, он то и дело смеялся, показывая свои золотые зубы, словом, был в ударе.

В трактир вошли два парня, Августу захотелось поважничать перед ними, и он завёл рассказ о далёких странах. В Индии, к примеру, женщины носят на щиколотках браслеты из чистого золота, без всяких замков, их заковывают прямо на ноге, с бриллиантами и всякими побрякушками, которые звенят при ходьбе. Одна женщина сломала щиколотку, и, чтобы наложить ей шины, браслет пришлось распилить!

Идите сюда, выпейте с нами по рюмочке! — крикнул он парням. Август любил делиться с другими, ему не нравилось пировать в одиночку, а Эдеварт насытился слишком быстро. За ваше здоровье, парни! Должен сказать, я много поездил на своём веку, считай, весь свет объехал. Вы небось и не слыхали про такие города, как Калькутта или Сидней. Я же в них побывал. А теперь вот сижу здесь, с вами.

Как вы думаете, зачем я приехал сюда? Шкуры привёз. Да-да. Я деловой человек. Осмелюсь сказать, что торговля шкурами — это вам не обычное ремесло. Спросите вот моего товарища, с каким грузом мы прибыли сюда! Между прочим, Эдеварт, вдруг сказал он, я ещё не расплатился с тобой за этот рейс!

Эдеварт, смущённо: Пустяки, я и так уже много получил от тебя.

Август достал толстый бумажник и небрежно пересчитал деньги. Вот, сказал он, ты это заработал и изволь получить!

Эдеварт совсем смутился. Это слишком щедро, сказал он, здесь гораздо больше, чем мне причитается.

Видишь ли, сказал Август, как-никак я у тебя в подчинении. Он кликнул Маттеа и спросил, не найдётся ли для него ещё одной бутылки.

Нет, ответила она.

Принеси-ка вторую бутылку! дружелюбно сказал он и сжал её руку. Девушка жалобно вскрикнула, тогда он сжал сильнее. Чем громче будешь кричать, тем сильнее я буду жать, сказал он.

Отпусти меня! — покраснев, крикнула она.

Но Август не отпускал, пока она не пообещала принести вторую бутылку, он вообще обращался с ней грубовато, без всякой нежности, словно Маттеа была ничего не значащей вещью, созданной из его ребра. Странные отношения между обручёнными! И ещё принеси сигары, приказал он, самые лучшие, по штуке на брата!

Видно, один из парней близко знал Маттеа, он без конца переглядывайся с ней, и она, наклонившись над столом, без всякой на то нужды нежно коснулась его плеча. Август ничего не замечал, он всё больше входил в раж, важничал и говорил глупости, строил из себя то богача, то безумца. Ни с того ни с сего завёл рассказ о драке, случившейся на борту одной шхуны — правда, может, всё это была чистая выдумка, — матрос-малаец схватился за нож и чуть не зарезал штурмана, но Август вмешался и всадил малайцу в брюхо свайку...

Август замолчал.

Вот чёрт! — воскликнул один из парней. И чем же всё кончилось?

Август не хотел разочаровывать своих слушателей. Ну-ка, дай вспомнить! — сказал он. Чем же тогда всё кончилось? Ну да, малаец покатился по палубе, а потом встал прямо со свайкой в брюхе...

Слушатели ахнули.

Да! Август и сам был поражён своей историей. Такого он от себя не ожидал.

Вы его убили? — в ужасе спросили парни.

Август растерялся, ведь рядом стояла Маттеа и слышала его рассказ, а он не хотел выглядеть в её глазах чудовищем и убийцей. Нет, не убил, ответил он. Все эти малайцы и магометане не умирают от куска железа в брюхе. Нет, он так и ходил с этой свайкой, пока мы не пришли в порт, где был доктор.

Почему же он её не вытащил?

А вот тогда бы он истёк кровью и умер...

Новые истории, одна невероятнее другой. Время шло. Но Эдеварт не забывал о деле, он спросил: Ты сообщил домой о карбасе?

Нет, ответил Август, я не буду писать, пошлю телеграмму, срочную телеграмму с оплаченным ответом и всякое такое. Мы, люди, поездившие по свету, пользуемся телеграфом. Маттеа, подай нам кофе!

Однако ещё до того, как на столе появился кофе, лицо у Августа вытянулось и побелело, ему потребовалось выйти. Вот так-то, наш добрый Август не был заядлым пьяницей, напротив, он плохо переносил спиртное и даже, когда мог, уклонялся от выпивки, но, случалось, беспечность подводила его. Он пахал и боронил моря, снимал с них урожай, а потом на берегу сеял своё семя. Так всё и шло. Он признался, что хватил лишнего, и не скрывал этого.

Я скоро вернусь! — пробормотал он и вышел.

Эдеварт последовал за ним: Ступай на карбас и отлежись там!

Мне, отлеживаться? Да ты спятил! Ни за что!

Если ляжешь, скорее пройдёт.

Август, упрямо: Что пройдёт? Я вовсе не пьян. Это всё сигара...

Эдеварт: Почему бы тебе не поспать? Я бы на твоём месте...

Август: Спать? Днём? Об этом не может быть и речи! Нет, Август не признавал этих новых обычаев и, как все пьяные, вовсе не считал себя пьяным, он трезв, трезв как стёклышко, совершенно трезв, всё дело в этой несчастной сигаре...

Надо сказать, он довольно быстро пришёл в себя, лицо у него снова порозовело, и он твёрдо держался на ногах. Друзья вернулись в трактир.

Их встретило занятное зрелище: в углу зала давешний парень без всякого стеснения обнимал Маттеа!

Неожиданно в потолок полетела табуретка и, упав на стол, перебила чашки и рюмки. Потом Август схватил со стола хлебный нож и бросился к парочке в углу. Парень взвизгнул от страха, отпустил Маттеа и выскочил за дверь; его товарищ, не мешкая, выбежал вслед за ним. Трактир опустел, воевать было уже не с кем; Август долго смотрел на свою невесту — обескураженный вояка, глупый, потерявший дар речи человек.

Ничего и не было! — Маттеа попыталась улыбнуться.

Из кухни вышла испуганная хозяйка и быстро навела порядок. Она не собирается выставлять из своего заведения такого человека, как Август, он щедрый гость, но она вынуждена просить его расплатиться и уйти по-хорошему. Потом он может снова вернуться сюда. Дайте мне нож! — сказала она.

Август долго не мог успокоиться, но всё-таки здесь была не медвежья охота, и он протянул хозяйке своё оружие.

Между нами ничего не было, снова заговорила Маттеа, это мой старый знакомый, он из Уфутена, сын шкипера, его зовут Нильс.

Да... но...

Мы ничего не делали, мы только разговаривали, продолжила Маттеа. Мы ровным счётом ничего не делали.

Но он тебя целовал. Я сам видел.

Нет, нет, ты сошёл с ума! — воскликнула Маттеа. Не было этого! В конце концов Маттеа говорила уже так, будто вовсе и не обнималась в углу с Нильсом, она окончательно запутала Августа и сбила его с толку. Ладно, у него есть глаза, пусть только два глаза, но всё-таки он не слепой! А Маттеа всё хлопотала вокруг него, всё уговаривала и даже заставила сесть, пока он расплачивался. Он договорился с ней о новой бутылке, которую хотел взять с собой, потом обнял её и попросил прощения, которое тут же и получил; словом, Маттеа была необыкновенно нежна и покладиста. И это принесло Августу утешение.

Однако когда он собрался уходить, в нём снова вспыхнул гнев, он потребован, чтобы Маттеа перестала замечать Нильса и вообще всех парней на свете...

Да-да! — поспешно ответила она. Не буду, обещаю тебе!

Но если ты не сдержишь своего обещания, тебе придётся вернуть мне кольцо, сказал Август.

Маттеа сделала вид, будто хочет снять кольцо, и даже тихонько заплакала. Её покладистость пришлась Августу по душе, он сам чуть не прослезился и сказал: Пока можешь оставить кольцо себе. Ты слышал, обратился он к Эдеварту, она обещала мне вечную верность и преданность.

Эдеварт, польщенный ролью свидетеля, ответил: Да-да, я слышал.

Клянусь жизнью, я больше даже не посмотрю в его сторону! — взволнованно, со слезами сказала Маттеа.

Ладно, можешь оставить кольцо себе! — великодушно разрешил Август.

Однако Эдеварт не очень-то поверил в это обручение. На телеграфе он тихонько спросил у Августа, не лучше ли подождать с телеграммой до завтра? Как ты сам думаешь? — прибавил он, не желая обидеть человека, который объездил весь свет.

Нет, я покупаю карбас, решительно заявил Август. Ты ведь слышал, что я обещал!

А как же я вернусь домой?

На пароходе, ответил Август. Он перепортил много бланков, пока наконец написал телеграмму и отправил её с оплаченным ответом. Чувствовал он себя вполне трезвым.

Вернуться на карбас, чтобы выспаться и отдохнуть? Нет и нет, он свободный человек, у него достаточно времени, и его карманы набиты деньгами. Он не собирается сорить ими и покупать ненужные вещи, но хочет раскошелиться на чёрную куртку, которую мог бы надеть на свадьбу, и ещё ему уже давно нужен револьвер...

Револьвер? — удивился Эдеварт.

Да! Чтобы стрелять. Он вроде пистолета.

Может, лучше купить охотничье ружье? Я так думаю...

Нет, ружье в карман не положишь. Револьвер мне нужен вместо ножа. И Август начал перечислять вещи, которые ему были нужны: например, с его цепочки для часов давно сошла позолота, здесь она ещё годится, а вот за границей даже самый последний капитан или штурман не показался бы на людях с такой цепочкой — долой её, ему нужна новая! Маттеа должна наконец понять, что он за человек! Кроме того, он видел в одной лавке гармонь с двумя рядами клавишей и широкими шёлковыми ремнями, шикарный инструмент, как раз по нему.

Разве ты умеешь играть? — удивился Эдеварт.

А ты как думаешь? — ответил Август.

Эдеварт ничего не думал, он только усомнился. Ну что за парень, этот Август, он ещё и на гармони играть умеет!

Эдеварт не собирался покупать такие дорогие вещи, как его товарищ, однако и у него были свои желания: цветная рубашка со шнуровкой на груди и картуз с лакированным козырьком, если, конечно, хватит денег. Кроме того, он хотел привезти сёстрам ткани на платья. При виде подарков малышки немели от восторга и обычно благодарили его, подавая ему руку.

Вечером, когда Эдеварт уже лёг, Август поднялся на борт карбаса и тоже заполз под парус, под которым лежал Эдеварт. Он и в самом деле купил и гармонь, и золотую цепочку, да ещё угостил Эдеварта сигарой из полной коробки.

Ну что, купил куртку? — спросил Эдеварт.

Август ударил себя по колену: Забыл! Но её не поздно купить и завтра. К тому же, сказал он, эта жалкая ярмарка не идёт ни в какое сравнение с теми, что он повидал, и револьвера он тут не нашёл.

Утром он сошёл на берег, пообещав, что вернётся, как только купит себе куртку. Был последний день ярмарки. Эдеварт ждал Августа, но тот всё не появлялся. Миновал полдень, тогда Эдеварт тоже сошёл на берег и стал бродить среди рядов. По обыкновению, он остановился подле еврея-часовщика.

Из каких ты мест? — спросил его Папст.

Эдеварт ответил.

А кто твой отец?

Эдеварт назвал своих родителей, но Папст их не знал. Он спросил, что Эдеварт делал на ярмарке, сколько ему лет, как его зовут и не собирается ли он зимой на Лофотены. Эдеварт подробно отвечал ему. Поговорив с ним, Папст повернулся к другим покупателям.

Августа нигде не было. Эдеварт пошёл в трактир к Маттеа. Сегодня Август заходил туда дважды, он был очень нарядный, в новой чёрной куртке, с золотой цепочкой, сказала Маттеа. Эдеварт подождал Августа в трактире, но не дождался и ушёл.

Торговцы закрывали свои лавки, упаковывали оставшийся товар и собирались разъезжаться по домам. Они были готовы продать Эдеварту множество вещей по бросовой цене: шейный платок, подтяжки, трубку с длинным чубуком. Заходи, погляди, пока ещё не всё упаковано, смотри, вот бритва, первоклассная вещь, я вижу, тебе уже нужна бритва, бери, заплати, сколько можешь, бери за гроши! Щеки Эдеварта были покрыты пушком, и он купил бритву, покраснев от смущения.

Август явился на карбас только вечером. Да, он был очень наряден в новой куртке, но хорошего настроения у него поубавилось, верно, он ещё перемогался после похмелья. Эдеварт сразу спросил, получил ли он ответ на свою телеграмму? Нет. А ты узнавал? Нет, не узнавал.

Голубизна в глазах Августа как будто поблёкла и слиняла, лицо было жёлтое. Эдеварт считал, что ему следует лечь.

Я встретил нескольких мужиков, которые играли в карты, сказал Август.

Ясно, и ты проигрался?

Сущие черти. Но вообще-то я проиграл совсем немного. Что-то я хотел тебя спросить. Ах да, ты искал меня сегодня?

Да. Спрашивал о тебе у Маттеа.

Правда? И что же она сказала?

Ты был очень нарядный, сказала она. Такого красивого и нарядного парня она ещё не видела.

Да, согласился Август. Уж коли я что-нибудь покупаю, то самое лучшее.

Они поговорили о золотой цепочке, стоила она немало, и Эдеварт захотел взглянуть на неё. Но Август её не показал.

Нет, сказал он, я уже жалею, что купил эту цепочку, потому что её у меня больше нет.

Как нет? Ты её проиграл?

Но у меня остались часы. Август отвернулся, губы у него дрожали.

Тебе надо лечь.

Август пропустил его слова мимо ушей. Ложиться ему решительно не хотелось, он был расстроен проигрышем.

Но, проснувшись утром, Эдеварт увидел, что усталость всё-таки сморила Августа — серый, как покойник, он спал, сидя на скамье.

Большинство шхун и карбасов ещё на рассвете покинули гавань, у причала стоял маленький пароходик, принимая на борт пассажиров и ящики с товарами. Эдеварт тоже мог бы уехать на этом пароходе, но решил, что сперва надо спуститься на берег и узнать, не пришла ли Августу телеграмма. Телеграмма пришла, Эдеварт получил её и побежал обратно на карбас. Август сидел на той же скамье, он проснулся и пересчитывал оставшиеся у него деньги.

Вот телеграмма, сказал Эдеварт.

Август: Ну и что? Она меня не интересует.

Ты не хочешь прочитать, что в ней написано?

Нет, брось её в море.

Ты сошёл с ума! — с уважением сказал Эдеварт. Он посмотрел на пароходик и спросил: Может, мне вернуться домой на этом пароходе?

Август вздохнул и задумался.

Мне здесь больше нечего делать, сказал Эдеварт и начал собирать свои вещи.

Не торопись, остановил его Август.

Почему это?

Неожиданно Август вскрыл телеграмму и прочитал её, или сделал вид, что прочитал.

Я так и знал! — воскликнул он. Каролус считает, что может требовать за карбас любую бессовестную цену, ты только взгляни!

Эдеварт не без труда прочитал телеграмму, но ему цена показалась вполне сходной, ведь карбас был новехонький, со всей оснасткой. Август решил: Нет, лучше мы вместе вернёмся домой на карбасе и отдадим его хозяину!

Это уже другое дело, и Эдеварт был не против такого решения, наконец-то Август спустился с небес на землю и взялся за ум.

В течение дня он ещё больше спустился с небес, можно даже сказать, что он просто рухнул с них, узнав, что Маттеа уехала! Когда друзья пришли в трактир, чтобы поесть горячего, трактир оказался пуст, стены на кухне были голые, плита холодная, хозяйка и Маттеа исчезли.

Август, с глупым видом: Что это? Что тут случилось?

Верно, они уже уехали, предположил Эдеварт.

Август: Уехали? Не может быть! Пойдём поищем!

Друзья отправились на поиски, Август нёс гармонь, ведь он так хотел поиграть для Маттеа. Расспросить им было некого, потому что соседние торговцы тоже разъехались и почти все лавки стояли пустые; друзья обошли всю ярмарку, людей, можно сказать, не осталось, они вернулись в гавань, но и пароходик тоже ушёл.

Обманутый Август принял это так близко к сердцу, что Эдеварту пришлось утешать друга, который то и дело останавливался и не хотел идти дальше. Что ж, может, оно и к лучшему, я не знаю, но коли она такая... — сказал Эдеварт.

Август не ответил.

Вдруг Эдеварт воскликнул: Но ведь она уехала с твоим кольцом!

Ты не знаешь, из каких она мест? — мрачно спросил Август.

Нет! А ты?

Скатертью дорога, моё колечко! Его-то мне не жаль. Но вчера я отдал ей и часы.

Эдеварт, поражённый: Ты шутишь!

Нет, Август не шутил, и ему было совсем не до веселья, его здорово провели. О провизии на обратный путь пришлось заботиться Эдеварту, он опять стал главным — Август ни на что не годился.

Он был мрачен ещё и потому, что им предстояла нелёгкая работа. В Хадсель-фьорде ветер был ещё куда ни шло, но потом он прекратился, и друзьям пришлось на вёслах гнать тяжёлый карбас через весь длинный Рафтсуннет. Для Августа это было тяжёлое испытание, он весь взмок и сбрасывал одну одежку за другой; когда же подошло время поужинать, он лёг на спину и был не в состоянии проглотить ни куска.

У тебя не осталось глоточка спиртного? — спросил Эдеварт. Я слышал, это помогает.

Но Август не был настоящим пьяницей, который лечит похмельное недомогание новой рюмкой, напротив, он даже подумать не мог о таком лекарстве без отвращения.

Неожиданно он спрашивает: И зачем только я еду домой?

Эдеварт, помолчав: Как это зачем мы едем домой? Прежде всего мы должны вернуть карбас.

Это ты так считаешь, а не я.

Да что с тобой творится?

Август, приподнявшись на локте, с отчаянием: Ладно, признаюсь тебе, мне нечем заплатить за карбас.

Эдеварт умолкает, но Август продолжает болтать, несёт какую-то чепуху, злится: Ну чего уставился? Всё так и есть, как я сказал, мне нечем платить!

Наконец Эдеварт решается: А ты ещё хотел купить этот карбас!

Да, отвечает Август, но то было раньше. Неужели ты не понимаешь? Раньше я мог купить его, потому что у меня были деньги.

Что-то не верится, хотел сказать Эдеварт, но промолчал. Что он теперь должен думать о своём товарище? Конечно, он видел, что Август слишком бесшабашно тратит деньги. Ну сколько он мог заработать на продаже шкур? Не больно-то много, настоящего богатства они ему всё равно бы не принесли; даже если его бумажник и распух от далеров, до конца жизни их ему никак не хватило бы, а уж покупать золотые цепочки и кольца!..

У тебя остались деньги? — спросил Август.

У меня? Откуда?

Ты должен помочь мне. А я отдам тебе мою новую куртку.

Столько у меня нет, сказал Эдеварт.

Они пересчитали деньги Эдеварта, и Август сказал: Ладно, бери куртку!

Эдеварт: Зачем продавать куртку за бесценок!

Август, лёгкомысленно и щедро: Тебе она нужнее, чем мне.

Нет, Август не разбогател после этой поездки, и если он надеялся утереть нос полленским парням, то теперь ему пришлось расстаться с этой мечтой. Тем не менее к нему постепенно вернулось хорошее настроение: неприятностей пока вроде нет, он может расплатиться за карбас и даже сохранил своё золотое кольцо и гармонь, что, по мнению жителей их бедного селения, было совсем немало; к Августу вернулся аппетит, и он сказал, что не прочь отведать того, что Эдеварт припас им в дорогу. Да, он окончательно пришёл в себя. Когда они к утру добрались до Вест-фьорда, задул попутный ветер и им больше не пришлось браться за вёсла.

Чем ты будешь заниматься летом? — спросил Эдеварт. Что-нибудь придумаю, бодро ответил Август. Почему ты спросил об этом?

Я тоже ещё не знаю, чем бы заняться, ответил Эдеварт.

Август задумался, он сидел на шкотах, и, пока они шли одним курсом, делать ему было нечего; казалось, он клюет носом. Чем я займусь летом? — вдруг спросил он. Никак ты тревожишься за меня, Эдеварт? Не стоит!

Эдеварт не был уверен, что у его товарища такой уж большой выбор, но промолчал.

Неожиданно Август вымыл в море руки и тщательно вытер их о штаны, потом схватил гармонь и заиграл бодрый марш. Эдеварт воскликнул: Вот не думал, что ты умеешь играть!

Август сплюнул в море: Только помалкивай об этом дома!

Эдеварт с восхищением смотрел на товарища, Август никогда не говорил, что умеет играть, вот удивительный человек, второго такого не сыщешь — полоумный, безумец, но парень что надо. Кто его поймёт? Не он ли по дороге на ярмарку вёл себя как последняя баба, не он ли плакал от страха, когда налетел шторм с градом? Не он ли признался во множестве грехов и проступков, совершённых им во время скитаний? И вот тот же самый человек сидит здесь и играет замечательные мелодии, какие только можно услышать на танцах или на свадьбе, а напоследок даже спел английскую песню. Воистину, у этого человека полно талантов!

Мне приходилось играть и для важных господ, и для простых людей, сказал Август.

Где ты этому научился?

Август пропустил вопрос мимо ушей и продолжил: Однажды я играл для короля.

Не может быть!

Для одного короля в Задней Индии . Он был чёрный, и изо рта у него торчали клыки, его окружала свита из нескольких тысяч охотников на людей, но мы с ним поладили. Бывало он говорит: Сыграй мне какой-нибудь танец, Август.

Как его звали?

Капхаварипейлинглог.

Как-как? Таких имён не бывает!

А у него было! — гордо сказал Август. Капхаварипейлинглог. А какие у него были серьги! Они висели до плеч и были сделаны из человеческих зубов, принадлежавших его врагам. Я подарил ему свою гармонь.

Отдал гармонь?

Август лукаво улыбнулся: Должен признаться, Эдеварт, что я отдал её не задаром. Взамен я получил много сундуков, притом не пустых.

У Эдеварта от удивления вытянулось лицо: Много сундуков... чего?

Не спрашивай! Я не из тех, кто хвастается такими вещами, ответил Август. И мне не хотелось бы, чтобы ты разнёс это по округе. Эти сундуки стоят в столице Задней Индии10 и ждут, когда я за ними приеду.

Эдеварт: Ты всё это выдумал?

Выдумал? Разве я тебе когда-нибудь врал? А ты мне поверишь, если я покажу тебе ключи от тех сундуков? — С этими словами Август вытащил из кармана большую связку. В ней было восемь ключей и один штопор.

Эдеварт онемел от удивления. Август ни разу и словом не обмолвился, что у него в Задней Индии хранится восемь сундуков. Эдеварт только теперь узнал об этом. Он сдался.