"И финн" - читать интересную книгу автора (Ильянен Александр)

часть I


Финны, в сравнении с русскими, нескладны, малы, неопрятны, но с другой стороны не уступают им не крепостью, ни силою... Лице у них гладко и желто, щеки впалые, глаза небольшие, серые, волосы цветом и видом как лен, нос малый.

Коренные жители устья реки Невы, доколе оное не украсилось еще зданиями великолепной столицы, были Ингерманландцы и Финны, питавшиеся звериною и рыбною ловлею. Коль скоро безсмертный завоеватель сей страны положил на мере основать здесь свое пребывание, то грубые прежние обитатели, хотя не вытеснены, но в слиянии с другими народами на сем важном месте, составили весьма малую и незначительную часть здешнего населения, верную наследственным своим обычаям. Большая же оных часть, принебрегая новейшими обыкновениями и просвещением, осталась по прежнему в бедных, во круг Петербурга лежащих, финских деревнях... И так Ингры и Финны суть древнейшее племя здешней страны, а Русские были первые поселенцы Петербурга, прославляющего сии места.


Медико-топографическое описание Санктпетербурга, главного и столичнаго города Российской империи , сочинение Генриха Людвига фон Аттенгофера, Доктора медицины, в Российско-Императорской службе Надворного советника и многих ученых обществ члена. (перевод с немецкого) 1820 г.



Тема: Любовь во дни Великого поста. Из наслаждений жизни одной любви ет сетера. Музыка уступает. А.С.Пушкин. Поговорим о странностях любви! Роман о Пушкине... Госпиталь: музыка... Пытки описать. Тоненькая проволока. Металлические спицы - на концах - вата... Колбочки. Камера пыток в подвальном этаже. Жизнь после смерти - сверхъестественная роскошь (Мэтр). Инквизиция: вместо черных капюшонов - белые халаты, колпаки (зеленые).


( ( (


Начать, пар экзампль, так: наслажденье жизни... Ван Гог в одном из писем к брату пишет...


( ( (


Когда то гордый и надменный читал я эти строки.

Думая: со мной де этого не случится: какая нечистоплотность, неразборчивость. Чего боишься то и происходит! Житейская глупо-мудрость!


( ( (


В белом зале (здание на Фонтанке) прячусь за колоннами, любуясь вечерним небом - догорают краски дня. Весна.

В моей палате скученность. И скука. Маленький телевизор раздражает меня. Утром подвергаюсь психической атаке: мы хотим вам помочь. Скажите нам. Не врите. Ет сетера.




( ( (


Заснуть не дают - телевизор и соседи по палате (N 4!). Поднимаюсь и бреду на парадную лестницу (колонны!) Окна! Там сижу в одиночестве. Брожу. Пока не приходят больные курить.


( ( (


Сорок дней любви. Дни любви. Способ любить. Все исчезает. Привязанность остается.


( ( (


В ночлежке! Разговоры о Пушкине. И Кузмине. Смех.

Недалеко от Литераторских мостков.

1 марта: смерть гран-тант Антонины Евгеньевны. Аскета, стоика.

А пропо: оставила кое-какое наследство.

Цветы зла. О способах любить (шипах розы и гармонии).

В другое время его посадили бы в тюрьму (бродяга!) или в Шарантон.


Думаю о Маркизе де Саде.

Завтра он должен придти в белый зал: Зал ожидания или: Зал свиданий. Он уходит в вечность (под моим стилом!).

Я хочу сохранить живым: грешным, противным, надоедливым. Желанным! Какое испытание (нап. по-французски). М. де Сад, Ж.Жене.


( ( (


В ночлежке. Отвернулся и раздевается: со спины кажется гейшей: белое тело... Движения. И все остальное (по-франц.) Плавные движения (по-франц.) Плечи... Поворот головы. Я лежу в кровати и наблюдаю за ним (нем.)


( ( (


Посвящается Ван Гогу. Опять: когда то гордый и надменный.

Теперь я пишу эти строки... (глядя в больничный дворик из столовой госпиталя). Апрельское солнце. Утро молодость дня: вот вспомнил. Какой контраст с моим настроением. Однако (франц.)

Когда то читая письма Ван Гога обнаружил в частности эпизод, где он описывает свое пребывание в кранкенхаузе.


( ( (


Вот я оказался в больничной палате. Любовь, любовь. И в судорогах и во гробе...

Я полюбил юношу-гейшу.

Роман сочиняю в больнице, куда попал от любви. Философическое резюме: любовь (итал.) как искупление или...?

В высшей степени претенциозный роман!


О Пушкине. Кстати Кузмин о нем: ...падает на снег Пушкин... сочинитель. О наслаждениях жизни. О недуге. Об инквизиторах. Эссе о госпиталях. Мысль о возмездии (франц.) Опять: когда то гордый ет сетера. Ван Гог. Достаточно откровенные пассажи в исповед. жанре а ла Руссо (франц.) Пар экзампль: где выход? Вот прочитал у одного автора, что Гоголь изнурил себя онанизмом. Об удачливости.




( ( (


Из цикла Мистер дю метье (Тайны ремесла, франц.) Я, например, решаюсь пуститься на дебют. Мучительно, непросто. Предпочел наступательную концепцию, остается найти композиционное решение. Т.е. выстроить части моего романа как-нибудь удачливо, чтобы побить читательскую рать. Наголову. Все-таки во мне на уровне атавизма живет тактическое учение (казарма!). Уступом, клином или свиньей: что предпочесть? Случайность спасла в какой-то мере мой роман (и читателей): надо было уезжать в ссылку, в Каракумы, и в спешке ретирады бросать рукопись на произвол машинистки. Она, игнорируя тактическое искусство, по-партизански все перепутала. И получилось: враг разбит, победа за нами.

Говорят, что на дворе сейчас эпоха постмодернизма. А по мне: хоть горшком назови (так кажется русские говорят) ет сетера. Сам я принадлежу к известной школе Сенкаге-рю (Мэтр многотерпелив, т.е. толерантен ко всяким течениям).


когда то: вот все повторяю эту формулу Певца Аптеки.

Теперь я гуляю по аллеям больничного садика и думаю о высоком... О судьбе ет сетера. Помните я писал: смотрю из окна мансарды в сад Академии, где гуляют больные в синих халатах . Какое высокомерие. Спесь временно-здорового. Как не думать о релативизме всех вещей и явлений. Всем удобно делать вид, что Эйнштейна не было. Сик трансит... подумалось мне. И еще: мементо мори. И еще вспомнилось вот что: без сострадания читал строки письма Ван Гога, где он описывает свое лечение в больнице.


( ( (


Спускаюсь в полуподвальный этаж. Фолтерскаммер (камера пыток - нем.). В этом т.н. кабинете мне делают процедуры. Молодой доктор (капитан в черном Игорь Иваныч) объяснил мне что вот это приспособление изобретено Ж.Жане в 1879г. Я говорю: наверное и Ван Гога промывали таким способом. Процедура: промывание уретры. На штативе находится колба с теплым марганцовым раствором (нежно-розовый), резиновая трубка со стеклянной трубочкой, которая вставляется в конец (пардон, не знаю как перевести). Доктор в резиновых перчатках направляет струю. Щекотно! Больно: а-а-а Доктор-денди: теперь уж терпи.


( ( (


Попал в больницу в Великий понедельник. В седьмую седьмицу Великого поста. Щи да каша пища наша. Пришел мой друг и принес мешок инжира (плоды смоковницы).


( ( (


Если б я писал коротенькое эссе о собственном сочинении ( Абориген и Прекрасная туалетчица ) то признался: весьма слабое и подражательное сочинение. Обидно все-таки, что не так поймут. И подумают вправду, что слабое. Ведь я искренне не нарушал заповеди: не подражай. А если кому-то покажется похожим на что-то: пусть первым бросит в себя камень! Было бы обидно быть высеченным, ведь у меня полупочтенный возраст, ведь мне не четырнадцать лет. Вот извиняюсь, вместо того чтобы критически о себе написать. Как кстати не сделал бы Аполлинер, писавший о себе статьи в апологетическом духе. Ай м сорри. После протопопа Аввакума, Джойса, Пруста, Кафки, Паунда, Селина, Натали Саррот, Маргерит Юрсенар, Клода Симона, Мэтра, Целана Пауля, Тракля Георга и других остальных (Лимонова пар экзампль) и иже с ними какую стихо-прозу можно (должно?) писать. Риторически медитирую. Без досады. Альтруистически. По-пушкински: светло-грустно. Жалкое и смешное зрелище этот мой роман.

(Жалобы чухонца).

Но читая роман с враньем: со множеством лукавства и травести и аллюзий, презирая (т.е. абстрагируясь от автора) попробуйте сжалиться или проявить сочувствие к действующим лицам, т.е. героям и эпизодическим.

И милость к падшим...


( ( (


Намекну лишь на то, что в иерархии болезней от любви она не достигает верха пирамиды. Смешно и чуждо мне тщеславие больных, которые восклицают: у тебя ерунда, вот у меня! как будто это спорт: се человек...


( ( (


До колокольного звона...

не поесть мне кулича!


( ( (


Роман ученика: продолжаю постигать тайны ремесла. Ученичество в полупочтенном возрасте должно уберечь от подражания (это нормально, ведь с годами способность к имитации, или сенжери, т.е. к обезьянничанию - франц., ослабевает. И слава Богу. Но юноше бледному со взором горящим подражать просто необходимо: для тренинга, т.е. экзерсисов. Перед романом как перед зеркалом Стендаля. Что греха таить: и в полупочтенном возрасте, когда взор уже почти потух, замечаешь за собой невольное желание подражать. Так: хочется написать о себе эссе - Аполлинер блистал в этом! Ж.Санд - я писал о туалете на Литераторских мостках ни разу туда не съездив. Некоторые мои читатели там побывав говорили мне: как в романе!

Если б меня спросили: кому хотел бы подражать. Ответил бы: Сей Сенагон. Потому что: настоящая литература. И: подражать совершенно не возможно. Потому что: настоящая литература. И мэтру: из учтивости. Как подобает. Ет сетера.


( ( (


Нам свежесть чувств... Да! Профессиональный риск: для каскадеров - сломать шею, для царствующих и президентствующих - получить пулю етс для художника вообще - сойти с ума (не дай Бог) заболеть от одного из наслаждений жизни подобно бонвивану или просто человеку как таковому: от любви или музыки). Ц.Байшпиль: Мопассан, Батюшков, Бодлер; Бетховен, Мэтр - от внутренней музыки. Вино или страсть? Иногда: то и другое. У Есенина: боязнь заразиться сифилисом. Фобия - тоже болезнь. Это ли скажут не преступный а ля Вольтер ( или Э.) релативизм: как ни верти, выбирай из двух зол. К лучшему? К худшему? Где уверенность в правильности выбора: картезианское мучительное сомнение. Повышение (скачок!) энтропии ет сетера.

Прошу прощения за философический пассаж. Все таки госпиталь: нечем больше заняться. От скуки, праздности: все любомудрствование.


( ( (


Ван Гог в затруднительном положении. Рассуждает куда ему податься: в иностранный легион на пять лет. Или в психиатрическую лечебницу. Я в свое время сделал выбор в пользу иностранного легиона. Вот уже тринадцать лет... Не буду длинно и мучительно сомневаться по Декарту в ночи. Я ведь не философ, а писатель. Повторю лишь за Пушкиным: скорее всего от судьбы защиты нет. Определенно: нет! Резюме: смирись в больничной пижаме. М.Кузмин: я не покоя жажду, а любви. Браво!


( ( (


В больничном саду. В синей пижаме я жалок. Как заключенный. Как больной. Она права!

С желтой книгой в руках на зеленой скамейке, а кругом синие пижамы! А пропо: читаю Письма Ван Гога. Утешительно и ободряюще эпистолы врачуют. Как песнопенья.





( ( (


Капитан Игорь Иваныч, молодой симпатичный инквизитор, наливает в колбу розовый раствор. Болезни несмертельной но опасной должны соответствовать и пытки-процедуры невысшего разряда. Промывание, пар экзампль. Начинает жечь. На робкие стоны Доктор отвечает: терпи!

Внутренний амплификадор (простите хочется по-испански в память о инквизиции назвать) доводит мои страдания до стона...


( ( (


Возвращение из госпиталя (франц.)


Встречает у входа. Идем по Фонтанке, дальше через мост к Садовой. Обедаем в ресторанчике Белые ночи . Он снимает комнатку поблизости: у Никольского моста. Уютная комнатка: темно зеленые обои. Окна во двор: сейчас там цветет черемуха. По утрам и вечерам благовест.

Семейные сцены (франц.) Быт. Роман продолжается.

Забыть все и жить? Молчать или болтать? Москву (о Москве?) Все! Храм. Сцены.

Много пошлости. Море.


( ( (


У монахини Руфины в келейке живет певчий Василий (ах музыкант мой музыкант!). Но это не музыкант из моего романа (тот - в Тавриде). Комнатка-келейка обставлена бесхитростно: справа стена с иконами, шкафчик, зеленый диванчик, на нем спит Руфина. (она тридцать лет проработала грузчицей, похоронила мужа, дала обет, теперь живет монахиней в миру. Ей уж за восемьдесят лет).

Слева: железная кровать с мягкими тюфяками и подушками, где спит Василий. Портрет (франц.): здоровый малый, с усами для неотразимости, рыжую бороду шелковую состриг. Густая шевелюра. Возраст: примерно лет тридцати.

На стене противоположной цветные фотографии: кошки, собаки, обезьяны, цветы. И вообще цветы - в изобилии. Пети паради (фр.) Комнатные цветы (фр.) Из-за кактусов не видно окна. Два чучела птиц. Если открыть окно может создаться впечатление что пение доносится не с улицы, а поют именно эти птицы. Иллюзия счастливой земной комнаты (до грехопадения). Серый рябчик и коростель среди кактусов, традесканций и др. А также календари и фотографии с изображением певиц и певцов.

Пародия на Распутина Василий? Размах, кажется, не тот...

Говорит: у меня в деревне пять... Сами приходят... Я им, конечно, подарки привожу...

Василий соперник? Мне так кажется. Хотя Сашенька обижается и клянется, что нет.

Да. Василий певчий в хоре... Мягкая кровать. Комната полукелья. Полу... Я не считаю, что это пошлейший стиль: цветы, птицы, фотографии. Просто мироустройство такое. Рядом - святость очищающая. Василий любит природу. Мечтает: куплю себе дом. Уточек буду разводить. Курочек.

Еще говорит: надо следить за собой если хочешь нравиться. Он холеный. А усы какие! Голос - мягкий. (Повадки все мягкие но не как масло.) Туалет пошл: светло-зеленые брюки, красная рубашка.


( ( (


Такая ситюасьон (фр.): приехали в Москву позвонили Василию. Сашенька сказал, что приехал со мной. Он непосредственный. Василий нас приглашает на обед. Там меня ждет сюрприз: кровать-то в келейке у матушки одна! Я аск: где же Саша спать будет? Да вот кровать большая - ответ. Вертеп! - мысль в голове. Он мне: ты вечно плохое думаешь. Майн Гот!

Первый день в Москве. Сентиментализм и романтизм утра: московские дворики ет сетера. Завтракаем в кафе недалеко от церкви Иоанна-воина на Якиманке: смеемся, веселое настроение. Сидим во дворе рядом с деревянным зайцем. Идем смотреть Кандинского в Зал на Крымском валу.

Ночью записано, желтым карандашом: ревность. В пустой комнате бьют часы. Я не сплю - думаю о нем. Он лежит в одной кровати с певчим Василием.

В оправдание себя: я же не знал, что у Васи нет другой кровати. Когда вечером я уезжал ночевать к знакомым я грустно сказал ему: можешь оставаться с Василием. Он: какая глупость!

Я уехал и полночи не мог заснуть. На следующий день я ультимативно заявил: или остаешься там, где ты ночевал или ищем место для двоих. Василий проявил благородство и договорился со своими друзьями о ночлеге. Он был обижен на Сашеньку за то, что тот остался со мной. Но это все произошло на следующий день. До этого - музыка ревности в крови.

Объяснение на Рогожском кладбище. Примирение. С. клянется в невинности. Василий обижен. Идем в гости к его друзьям.

На следующий день опять обедаем в комнатке Руфины (с одной стороны: коты-обезьяны, певицы, цветы, с другой - иконы, старушка на зеленом диване, монахиня). Главное - кровать.

От пошлости спасает Васина любовь к пению.

Соседка пьяная старушка (не монашка Марфа Владимировна) поет. Вечер вечереет. (записано в деревне, где провел несколько дней, уехав из Москвы, Сашеньку в тот же день отправив в Ленинград).


( ( (


Чтобы утолить ненужную тревогу... Выхожу на улицу посмотреть закат. Бани, скворечники, огороды - небо спокойное перед ночной тьмой. Покоя не нахожу: московские сцены перед глазами (а до них - ленинградские). За мученье, за гибель. Я знаю. Все равно ет сетера. Таково настроение.


( ( (


Думаю о подлости, предательстве. За несколько мгновений счастья туман ревности. Сырой окутывает, не дает заснуть. Полная апатия. Читаю Спинозу в деревне: у леса... О свободе, пар экзампль. Всякое думаю: дни в больнице неволя. Недуг защищает. На воле - любовь. Без него нет свободы-покоя. С ним тоже тюрьма. В деревне-непокой-свобода. Ах дайте, дайте мне: относительно поется? Кстати: Бородин-химик тоже в Академии служил.

Думаю о романе (ин мемориам Пушкин), сравнивая две формулы: я не покоя жажду, а любви (на свете счастья нет, но есть покой. Известное. А свободу забыл!


( ( (


воля (свобода) необходимое условие для чего то (для остального) для письма, например и другого




( ( (


смотрю из деревни на мою жизнь. На какое-то время стены больницы спасают меня от соблазнов, грехов, в общем, неправедной жизни. Москва: объяснение с Василием (во многом мне противным: рыжим, с мягким малороссийским говором и блудливыми повадками. Как он смог к нему в постель! Взял его от Василия, увел из келейки. Оправдывает Василия лишь любовь к пению.

В деревне все читаю о свободе (Спиноза). А роман?

Простить все: болезнь, муки ревности - этот туман...

Повстречались у пушкинской квартиры, в злачном знаменитом полуподвале, на Мойке... Мне приглянулся юноша-гейша.

40 дней.


( ( (


потерял покой, свободу. Узнал, что это такое. Все равно. В деревне переживаю все настроения: открываю в себе новое. Опять импрессионизм: различные сцены-впечатления переживаю. Вагон. Разлука (мелькает разное за окном, стучат колеса - классическое).

Ранним утром приезжаю в деревню. Рассвет как водится. Классическое и академическое. Цветет черемуха, в огородах - яблони и вишни. Слушаю и не понимаю птиц, гляжу на синее. Рассвет. Ветр гонит облака. Лес вдали. Поднимаюсь на крыльцо.


( ( (


Сцена: прощальный ужин в Москве. У Вольдемара (он врач, живет вместе с Сашей, приятным похожим на Давида канд.хим.наук, лет за тридцать). Музыкальный фон: поет Дайана Росс. Вася приводит Лешу, лысоватого юношу с бородой. Тот от смущения говорит тривиальности. Василий и Леша уходят, мы с Сашенькой остаемся ночевать на кухне, на широком диване.

Я ехал с надеждой на развязку. А вышла разлука.

Сцена на вокзале: до этого у Василия в комнате. Он в плохом настроении. Нервничает: поливает цветы, ходит взад-вперед. По дороге на вокзал говорит о ревности, что это смешно и глупо. Трое на перроне. Поезд уходит.

В больнице я говорил себе: брошу его. А вышла - разлука.

Мы были вдвоем продолжительное время. Он навещал меня в больнице. Привычка свыше нам дана!

Теперь - один в деревне.

Я спрашивал его о том последнем, кто заразил нас. Не артистик? Ах сколько досадных минут пережил: ревность ет сетера

Нужно было уехать от него на несколько дней: отдохнуть.

На душе неспокойно: как он там?


( ( (


В деревне вспоминаю: как уезжали в Москву. Я стираю, чтобы побороть раздражение. Мы чуть не опаздываем на поезд. В вагоне смеемся истерически.

В Москве: с вокзала направо: к Богоявленскому собору. Затем едем к моей Казарме: на Волочаевскую. Оттуда к Андроникову монастырю, потом пешком до Таганки. Едем в церковь, где Василий поет, на Якиманку. Выставка Кандинского.

На нем: голубые брюки, серый пиджак, рубашка белая в голубую полоску, серые ботинки.

Перед отъездом он подстригся: черные жесткие волосы, открытый лоб.

У Василия бросает мне: книжник и фарисей . Мы любим спорить. Когда он рядом спокойно. Я мучаю его: мне от этого тоже плохо. Ревность например: я глуп, я сам себе не рад. Я смешон. Зачем в тот первый вечер оставил его у Василия. Досада. Оставить его в пошлом углу под котами, обезьянами, чучелами птиц (рябчик!). В кровати с Василием!

Кабацкая Москва. Таборная столица. Прогулки по Москве: Новодевичий монастырь. Церкви (свечи, иконы). Последняя церковь, где мы побывали, в день отъезда, - церковь Успения на Таганке. Потом поехали с прощальным визитом к Василию.


( ( (


Утро в деревне. Огород: цветет вишня. Вдали - лес. Поют живые птицы. Мир возвращается. Иду своей излюбленной дорогой (через лес, поле) вот и деревня. Тетушка с матушкой встречают. Мир сельский. Русская печь - кит, на котором держится русский мир. Чувствую именно здесь себя русским. Бани деревянные внизу - деревня на холме. Характер русского человека от печки несомненно. Прилег после обеда на горячую добрую спину: вставать не хотелось. Русский Бог.

Читаю Розанова. Нет-нет и о Сашеньке вспомню. Как он там голубчик? Обдумываю свой антироман о Пушкине. Нет светлого чувства, радостного - но есть: глубокое, истинное - со страшной ревностью, с прощением, покаянием. Ценою жизни! Ты мне заплатишь ет сетера. Провалы в ревность. Минуты страшной злости. А его комнатка в общаге! Все-таки каждый день почти приходил в больницу.


( ( (


Розанов и Спиноза. В моей деревне в глуши.


( ( (


Василий и его сераль (знаменитые пять мальчиков).


( ( (


Двойное чувство к Сашеньке. Отвращение: за боль, за обиды. Сильная привязанность: невозможность его бросить, не хватает силы у меня ослабленного любовью. Вот все думаю о нем. В Москве проводив его на вокзале: остался с думами о нем. С воспоминаниями. В вагоне ехал: о нем размышлял. В деревеньке: все о нем думы. Розанова ли читаю, на небо ли смотрю, по тропинке ли иду... Все о нем томлюсь. А в пору бросить его, голубчика! Найти себе утешение... В вечном! Спиноза О истинной свободе . Пока хожу в тесной камере своей страсти. Написать роман в тюрьме. Брошу его. Хватило бы духа! Такое сегодня настроение. Вечером в деревне.


( ( (


У Васи на столе еда: сало, окорок, колбасы, коньяк, студень, салат. Сашенька сидит как ласковый теленок. Душа моя скорбит. Излиться бы слезами. Утешиться. В романе! Моя надежда. Как неспокойно. Дух томится! Я лишился и чаши и веселья и чести моей!


( ( (


Покидает чувство юмора: мне не смешно смотреть на себя. У меня мутные от ревности мысли. Где покой? Хоть горсть. Нет его рядом... Безумство? Пусть.




( ( (


Утро в деревне. Просыпаюсь: за окном дождь и ветр. Теплые валенки на ноги и в сортир. Холодно. Снова в теплую постель. Блаженство! Куда спешить? К чему стремиться? Вот мое настроение сегодня утром (фр.)

Гремят чугунки, тетушка у печи хлопочет.

Написать о русском духе: бане, вениках, огороде (черемуха, вишня), лесе. О русской печи, зовущей к себе, дарящей теплом. Идея фикс: о нем все. Беру Розанова.

Непогода: свистит ветр, крапает дождь со снегом вперемежку. Небо все в тучах (классически затянуто). Вот мир сходит на меня. На окнах банки с зеленой рассадой (помидоры!). Выхожу подышать майским воздухом - сырость в природе! А на душе все равно май. И все хочу простить и забыть. Благословенны дни и ночи те. И сладкогласый труд. Безгрешен?

А потом на печку залезу: тело положу на разогретые кирпичи. Блаженство. Лежа на печке доходишь до понимания русского характера (души) и вообще многих русских вещей.

Лень - благостная, здоровая - после трудов. Исчезает раздражение, растапливается злоба.

После бани: как на свет снова народился. Дядюшка веником пихтовым отходил, спина горит. Дух русский: лесной, луговой. Выхожу в огород из предбанника: буэнес айрес (добрый воздух, перевожу по привычке). В доме уже угощения на столе и чай ждет.

Пишем о том же: банях ет сетера. Вечные темы. Тойфель! (нем.) Смотрю за окно: черемуха гнется под ветром. Серая изба с голубыми ставнями. Как это все знакомо.

Родные русские лица. У мужиков: багровые, темные после запоя и загара (и ветра). Вот бежит белая собака.

Тетушка посылает в магазин. Собираюсь: надеваю кепку навроде картуза, резиновые сапоги, кожаную куртку. Иду мимо пруда с кувшинками... Деревенский магазин: разговоры баб и мужиков. Вот не очень грустный вдовец. Стоит как жених на выданье. Смех и шутки вызывают: краска для волос, хвойный экстракт для ванны.


( ( (


Василий и его друзья, любовники и просто знакомые. Ублажает всех: старушечек и остальных деньгами и масляными речами. Не хочется ссориться с ним и разрывать: как человек искусства и харизматическая личность он привлекает.

Вот в деревне вспоминаю. У Василия в церкви (на Якиманке) он поет в зеленых брюках, мы ждем его на скамейке у церкви. Дома опять угощеньица: сало, колбаса, коньяк. Сашеньке говорю: это разжигает плотские страсти. Не люблю такой пищи!

Когда мы пришли после гулянья к обеду матушка Руфина сказала заботливо: устали ребята, вы прилягте на кровать. Вась, расстели им, пусть отдохнут. Отдыхаем в васиной кровати.


( ( (


В деревне. Вышел погулять после обеда. Как не обратить внимание на кучу навоза во дворе: даже если глаза отвернуть дух уловит. Да это русский дух... Ветер подул - запах уносит. Дядюшка пасет корову, там на склоне, бегают овечки у пруда. Русская моя часть (стихия) борется с моим иудейством: суетливостью, русского во мне большая часть: т.е. безалаберности, усидчивости, уступчивости (нет я путаю это с моей чухонской местечковой глупостью (ограниченностью). Спасительной? Хорошо если есть именьице. Хоть на пять деньков приехать: душой отдохнуть! В избе старухи ведут беседу. Вот кто-то проехал по улице, все срываются к окну: любопытство разбирает. Одна старуха у печки остается, лень вставать, а хочется посмотреть кто проехал? с кем? Нюрка, поварская дочка. Еще кто? Корова пасется на лугу.


( ( (


Не нужен юг чужих держав, сказал Мэтр. Я добавляю: и своих тоже не очень. Истинно так. Когда лежишь на печке и греешь бока! Рассуждаю о странностях любви. Старухи ушли. В избе тишина.


( ( (


Василий говорит: век в Москве жить не буду. Домик куплю у себя на родине (подо Львивом). Расписывает красоты родного села. Говор мягкий!

Да: я чуть не уподобился Авраму (случай с Сарой) оставив Сашу в келейке.



( ( (


Вечер в деревне. Погуляю и читать усядусь: В.Вульф Кмаяку (нем.)

Вместо концентрации мысли, внимания небольшое спасительное отупление. Блаженство и радость. Тихий вечер после ненастного дня. Думаю о романе. Перед сном выхожу на прогулку, спать ложусь рано, ок. десяти часов. Гуляя вдоль огородов думаю о романе. (Сашенька, Василий, ревность. Ленингр. сцены, московские). Сашенька был хорош (прическа, туалет), в гостях вел себя прилично. На Таганке, в церкви Болгарского подворья поставил свечку перед образом Нечаянная радость .

Деревенская тишина. Не надоедает. Трава под солнцем, вечером поют вечерние птицы. Эта тишина как граница между московским базаром, таборной ее суетой и настоящим.

Сцену вижу: Сашенька стоит уже в тамбуре вагона. Мы с Васей остаемся на перроне. Поезд уходит.

Молюсь об утешении всех: об оставленных и оставивших, о разлученных, брошенных, счастливых.

Медитация о свободе и счастье: о соотношении двух категорий вообще...

Было тягостно воздерживаться (после Великого поста! по совету докторов: острого-соленого не есть, не спать по крайней мере три месяца).

Василий проповедует и советует распущенность. Он не целомудрен и развратен. Говорит: я кого угодно совращу. Бесстыдный, наглый братец Василий (два курса семинарии в Загорске. Причина ухода: город маленький все друг друга знают). Говорит ласково.


( ( (


Утешение в букве.

Горечь ревность. Вспоминаю Розанова: ешьте горькие травы! Пережить бы эти пять дней: полных покоя, радости и счастья. Вернуться бы скорее к тому, кто причинил столько страданий. Утешительная мысль. Пытаюсь вспомнить отвратительные сцены: не могу. Жалко его.

Это наша первая большая разлука: до этого не расставались на такой срок (больница не в счет, он навещал почти каждый день). Уводит их дорога белая!

Пишу в постели, на сон грядущий. Тетушка с маман улеглись давно спать. Из-за занавески сопение и шнархен (нем.) Перед сном Вульф хочу читать: трудно полусонными глазами водить. О романе думать начинаю. Пока - хаос. Все слишком перемешалось: Мойка, любовь, ревность, боль, досада, кабацкое, Сашенька в тамбуре... Трогательная сцена: идем с Рогожского кладбища по Абельмановской к Василию, мороженое едим... Я замешкался, разговорился, а он уже съел и торопит меня: ешь мол быстрее. Я не могу: смешно. Смеемся вместе. В веселом настроении возвращаемся в матушкину келейку. Вася уже ужин собирает.

Или: гуляем по Новодевичьему в добром расположении духа. Заходим в собор-музей, там икона с изображением страшного суда: змея душит грешников, огромная змея, на зеленой чешуе бирочки с названием грехов (алчность, гордыня, сребролюбие, идолослужение, содомия ет сетера).

Холодная тетрадка: всю ночь пролежала на подоконнике (фр.).


( ( (


Утро холодное: май, цветет черемуха. В деревне, после завтрака, простого крестьянского: молоко, творог, хлеб (чай тоже - фр.) Зеленая комнатка у Никольского моста. Черемуха цветет во дворе. Тишина в деревенском доме. Книга Вульф лежит рядом на диване. За окном: мужик ведет корову.

Думаю о романе: любовь в городских трущобах. Слум (нем.) Общага-ночлежка, приют лимитчиков. Маленькая комната с окном на плац и казарму. где живут стройбатовцы. Унылое место. Но есть ли где более уютное?


( ( (


В деревне пьяные мужики (не поют) не веселые лица, а злые: зеленые, багровые, бледные синие. Бабы в цветных платках, иные старые в темно-синих. Говорят: мы - темные. Читает одна грамотная, другие рассуждают: до чего они хорошего долетались? И там гибнут и под водой гибнут. Ет сетера.

Пасут коров и рассуждают (я люблю эти рассуждения на лугу) Во мне появляется ощущение здоровья вообще: крепости в теле, светлости в голове. Сила прибывает. До этого: надломлен был. Ни здоров ни болен, полубольной.

Старухи, привыкшие трудиться зимой и летом: встают рано, топят печь. Она согревает маленький мир русской избы.

Пища здесь у многих худая: картошка, хлеб, водка. Огурцы, селедка, лук. Вид и у баб нездоровый, от тяжелой работы. Но дух светлый и легкий. С удивлением опять же судят о событиях в мире. Как будто с Луны свалился или из Франции приехал. Люблю я здесь бывать и кроме радости от воздуха и пейзажей, слушаю с наслажденьем русскую речь. Брутальная реальность? Нет подлинное, настоящее (пусть пепелище от чего-то, пусть разоренное как говорят. Но это истина. Довольно рассуждать!)

А день пасмурный. Вот вернулся с пастбища, где пробыл минут двадцать. Чище правды серого холста ничего не сыщете в природе: так! Из окна вижу: над лесом вдали небо касаются с землей. Опять о романе: как выразить ревность достоверно. Оставил его и уехал ночевать к знакомым (а мог бы взять!), сам же устроил ему сцену: мол, прощай голубчик. Если хочешь оставайся здесь (знал, что он не может остаться). Придумал обиду и все изливал. Сам расписал роли так: он - агнец, ведь оставил его выходит я, мне достается роль ревнивца и безумного - а ла Шекспир Отелло! Пардон, это не для меня: душить и ревновать задыхаясь с кипящей кровью. И записывая желтым карандашом ночью в чужой квартире, где бьют часы каждый час!

Говорил ему: мон ами, ты свободен. Даю тебе карт бланш! Оставайся, дружок, у Василия. Он не выдерживает, почти доведен до истерики. Говорит обидное. Бедный Сашенька! Пар экзампль: мне надоела эта песня. Его тихого мне удалось вывести из равновесия, он задыхается. В комнатке Василия (точнее матушки Руфины) оставаться нет сил. Мы должны идти в гости к Володе... Но до выхода есть время... Предлагаю прогуляться до Рогожского кладбища. Там и происходит решительное объяснение и примирение. Три дня покоя и счастья. До вокзала, до разлуки.

Вася оставшись в комнате проявил присущий ему такт: джентльмена и христианина. Мы делаем бон мин (фр.) Улыбаемся друг другу. Обнимаемся на прощанье. - Не обижайся, Вася, если что не так! - И ты на меня не сердись, если что не то сказал! Ради Бога! Вообще следует больше себя винить, больше на себя обижаться (про себя размышляю. Меа кульпа!)







( ( (


На сельском кладбище приходят разные мысли. Завтра уезжаю. Адьо деревенька. Тетушки, банька, русский дух ет сетера. Вечер в деревне. Вижу из окна: северное небо, темные облака. Сашенька, где ты? Тревожусь за тебя.


( ( (


Утро в деревне. Смотрю за окно через герани и занавески вижу пасмурное все. Маман (она здесь гостит у сестрицы) выпив стопочку заводит старую песню: мне тошно! Экельхафт!

Выполняю с утра послушания: выливаю таз с помоями в канаву, глажу бока больной корове. В день отъезда лежу на печке. Мечтаю. Никуда не стремлюсь ни телом ни душой: счастливое состояние (как у Блока в его знаменитой могиле: торопиться не надо уютно...). Русский философ должен спасаться не в бочке, а на печке. (пишу в поезде. Мелькают за окном извечные поляны, леса, кусты). Настроение как на колесах: неопределенное, хотя известно откуда и куда. Но неопределенность даже радует. Весь наполненный покоем - через край - здоровьем. Разморенный приятно от лежания на печи, доведенный до русской дурости (а пропо: знаменитой, которой ищут но не находят европейские искатели, свои же не замечают, не ценят и не хранят в себе, растрачивая же и проматывая другой тщатся приобрести, т.е. рацио европейского, что есть тоже несомненно достоинство, но наизнанку, а вообще с европейским умом в России не прожить! Культ дурака возник не на пустом месте и мне было своего рода откровение (то есть дошел лежанием на печке эмпирически).

В поезде как еврей разворачиваю свою Тору с воспоминаниями. Вот с маман возвращаемся с сельского кладбища, заходим в деревню, где проводили все летние сезоны. Заходим в избу, где живут приехавшие из Москвы бывшие деревенские. Самовар, как принято, всякие пироги и угощения. Разговоры. Шарман! Как в России! А не как в этнографическом музее: прялки там всякие, рушники вышитые и люльки под потолком, да грабли в сенях. Новомосковские жители приехали на родное пепелище: знакомая картина. Грустно и светло, ей Богу. Вот, говорят, только образ зимой украли. Да, смотрю в пустой угол, Николая Чудотворца в красивом окладе нет на привычном месте.

Пахнет тем же, что и маркиз де Кюстин учуял: овчиной, сеном, кажется кислой капустой? Хорошо после кладбища посидеть вот так за самоваром, послушать старушку...

Перед отъездом маман устраивает сцену: моралите бесконечные. Как мой начальник. Мания учить и воспитывать: забывают, что возраст у меня безнадежный.


( ( (


Написано по франц.: Москва. Ужасное! Уничтожает меня. Визит к приятным Матюшиным. У них семейная идиллия. Мне это радует сердце: такое розовое, голубое, пасторальное. Чистое! Ребенка их резвого ласкаю.


( ( (


Гуляю по Москве и развиваю свой свиток. Мутная от ревности голова. Представляется: Василий пристает к Сашеньке. Его ласки. Противный тонкий голос. Украинский (точнее галицийский акцент) Обнимает, просит. Свет потушен. В углу горит лампадка. На зеленом диване спит матушка Руфина (кстати ночью молиться встает). Что она видит или не видит во тьме? Да она и не смотрит в сторону кровати, где ребята спят. Попробовать расспросить Сашеньку о ночи. Ничего не было, скажет, вечно ты... Ет сетера, известное. Патати е патата (фр.) Как же, было, было... Разве Василий смог бы заснуть. Обнимал, ласкал, целовал, гладил ет сетера. Как... Голос - важная деталь медовый. Его щедроты: коньяк, колбасы домашние, окорок, буженина етс Студень. Сашенька на глазах совсем размяк. Кому повем печаль мою!



( ( (


Мои московские несчастья: ночую в ужасном вагоне- гостинице . Толстый мужик ест среди ночи, от еды смэйл невыносимый (пожирает что-то копчено-соленое, запивая концентр. молоком, хлюпанье, причмокиванья). Потом - храп. О Мизер!

На выставке Гогена: великолепно! А именно: эти два женских тела на песке. И другое: цветы, пар экзампль; и золотое, счастливое и недоступное. Пусть! Невинное и полное очарования. Контрастом - судьба художника (это про себя).

В вагоне (Москау-Питербурх) музыка как пытка, за что! Прошу у стюардессы, чтоб прекратили издеваться надо мной. Вспоминается ночевка в вокзальной гостинице для бедных: нестерпимая смэйл от грязных носков. Сосед толст, брюхат и похож на бабу. Тошно! Рассвет встретил с радостью, как будто Ангел утра златокудрый дверь темницы ночлежной распахнул. Невыспавшийся вышел как заключенный как больной. Или изгнанник.

Поехал на Якиманку, к Св.муч.Иоанну-воину. Василия там не застал, он вечером пел. Зато видел моего любимого батюшку: полноватого, нестарого в очках, похожего на доктора (детского). Отпускал грехи и причащал. Я любовался добрым батюшкой, слушал хор и вглядывался мутными глазами в образа.

По франц. записано: в к/н Спорт рядом с Новодевичьим монастырем смотрел фильм Полковник Редль . Такие сцены вспоминаются: маленький деревенский мальчик из Галиции, в казарме австро-венгерской, плац, унижения ет сетера Головокружительная карьера. Полковник контрразведки австр.-венгерской армии спит с итальянским юношей (ловушка). Он догадался: но мальчишку не застрелил, сам попался. Самоубийство: точнее заставили застрелиться. Сашенька мне советовал посмотреть этот фильм: мы лежали в его комнатке на Стрельбищенской, он мне рассказывал содержание и описывал неподражаемо некоторые сцены.





( ( (


Опять Гогена вспомнил. Картину: Ты не ревнуешь? Два женских тела на розовом песке.

Это я возвратился домой: в быв. Санкт-Петербурх и вспоминаю. Вчера еще пил кофей по-турецки на ул.Горького, возвращаясь из синема. Поезд опоздал на два часа. О томительность дорожная, железная! Хотел прямо с вокзала к нему, но слишком уж поздно... И правильно сделал, что не поехал к Никольскому мосту. Утром пьяная соседка сказала: нет его здесь, съехал. Дверь была полуоткрыта и я увидел кусочек зеленых обоев: как квадратик небушка для заключенного или больного сквозь решетку. О тоска! Куда идти? Слезы душить начинают: домой? Захожу в синема: там фильм про Соловки смотрю и плачу. Слезный дар открылся.

Дома ждало другой сюрпрайз: телефон отключили. Фатум? Что смириться? От бессилия рыдаю под пение Эдит Пиаф! По фр.: почему ты меня покинул (слова из песни).

Сквозь музыку и слова - Э.Пиаф врачует жестоким образом - сквозь слезы слышу его слова: Мне с тобой хорошо! (ночью в Москве на диване в кухне, о!)

Люблю тебя Москва за это: за странноприимность, за жалость к сиротам. Прощаю таборность и дым отечества. И вокзал!


( ( (


Ах написать бы из пары строк роман! О Пушкине, обо всем... Я уже не ревную Мэтра. Я тоже гениален (в признании простодушном ни йоты спеси, а грусть!). Мэтра не ревную к ямбам, а просто люблю как учителя в плаще.

Легкая как грусть обида на Айги (по фр.: дела-дела, не нашел времени чтоб выслушать меня).


( ( (


Нашел его фотографию: Сашеньке лет шестнадцать. Взгляд добрый, доверчивый. Сейчас он другой (в авг. исполнится двадцать один). Передо мной на столе разложены фетиши: открытка с видом музея Пушкина на Мойке, где мы встретились, его фотография. И слез печальных не стираю!

Униженный с утра. Фотография на столе (в большой комнате). Грустно и легко, да? Мне? Тяжело и не весело.

Воскресенье: отправляюсь на лютеранское богослуженье в быв. Царское Село. Под звуки органа и пение я предаюсь моим мечтам. В ковчеге, где со всеми плыву к тому берегу.

Знакомство с доброй самаритянкой: заметила грустного и дала добрых слов напиться: о свежих как та вода из колодца, которую зачерпнула та женщина Христу. И денег мне дала (я отказывался, но видно был вид мой слишком уж печален, что не подать было нельзя) Чтобы не обидеть добрую я со словами благодарности принял бумажные динарии.

(записано по русски в вагоне, везущем меня в Вырицу)

В Вырице: в саду и на веранде у моей гран-дамы Зоси Александровны. Душевный разговор. Уезжаю совершенно растроганным и с размягченной душой как воск (библейское и вечное).

В вагоне вечном читаю Мэтра: без ты без тут. Хоть так. Мне неспокойно дома. Очень. Даже когда вижу сквозь расплывчатое состояние: потом с ним покоя не обрету. О жалкое и ничтожное истинное: на дне. Зачем это вижу, не утешает! Но каким-то трезвым глазом вижу это на дне и пью горькое, все пью! Так пусть до дна! Сам бы я удивился застав себя таким: цыганским! Последние дни мая. Я буду ждать тебя. Петь не могу: нет сил и не умею. Возвратиться бы к труду: вырваться б из плена общих мест и пошлостей. Как топко под ногой (простите симболизм - фр.) Писать мешают слезы. Сквозь слезы вижу пустоту. Бормочу какие то слова. Ищу утешения в буквах: ах милые вы моя солома спасительная.

Читал в тонкой книжке: Ау Сергунька серый скит осиротел. Вот мое настоящее и жалкое. Поехал на Литераторские мостки: нашел белую плиту. Поэт М.А.Кузмин. Слезы душили, вокруг могил бродил как пьяный. А в это время где-то отпевали художника. Пели: вечная память (протяжно) со святыми упокой: С кладбища поехал грустить на Стрельбищенскую, смотреть на серый дом. Пишу с трудом, как будто к голове или руке привязан жернов. Майн либлинг, с кем ты? Где? Плачу: редкое и неизвестное цыганское состояние души! Дожил до дна жизни: до горького, до подлинного.

(записано вечером по-русски)


( ( (


Сашенька нашелся! (как у Пруста название: неожиданно подумал, едва успев записать) В комнате общежития застал его утром - тепленького. Утром поехал в отчаяньи в общагу грустную (до этого он снимал комнату целый месяц у Никольского моста, уже описывал). Подхожу к окнам и вижу: занавески оранжевые задернуты. Надежда блеснула. Поднимаюсь по лестнице, в дверь его осторожно стучу. Голос знакомый отвечает. Господи! Полусонный только что вылез из постели и толком не успел одеться. Усталый сажусь на край, слов никаких нет. Потом все расскажу: пусть он пока говорит. Медленно раздеваюсь и растягиваюсь в теплой постели (сетка под матрацем приятно пружинит как в казарме), лежу с полузакрытыми глазами, голубчик рядом. Когда я был счастливее?


( ( (


по франц. записано: теряю дни на службе у финбана. Июнь. Вчера вечером ездили на дачу в Разлив. Там я снимаю крохотную веранду на берегу озера. Идем под дождем. Дни проводим вместе (за искл. часов, отданных службе).

Приезжала из Новгорода Ирина Львовна. Прогулки, беседы. Митя вечером заезжал. Славное собрание.


( ( (


Визит в Павловск (нон-сенс, чувствую: к кому визит). Просто была прогулка по Павловскому парку: классическая. С Бурдиным. Такое общество сидело у пруда: И.Л., Бурдин, Сашенька и я босиком на траве. Пили самый обыкновенный лимонад, но сколь приятный! Говорили что-то, хотя все и так без слов в воздухе написано было. Вечером того же воскресного дня: сцена с моей женой, ее матерью и маленьким Сережей. Тут же присутствовали Ирина Львовна и Сашенька. Моя жена имела весьма привлекательный вид (я сделал про себя ей комплимент). Я сам себе был неприятен, делая ужимки и прыжки, потому что все насупились и сидели в разных углах. Ирина Львовна стала собираться домой: удержать невозможно. Саша, проводи. В коридоре шепот: автобуса не будет возвращайтесь непременно. Они уходят я остаюсь со своей семьей: такой визит! Потом какие-то слова, хотя и так все ясно. Для семейного театра раздора: скучное академическое. Играю все же, но без энтузиазма, произношу как выученное. Мной не довольны. Потом все плачут. А я один без слез: так написано играть. Скучнейший водевиль.





( ( (


В следующее воскресенье: поездка в Павловский парк. Потом на дачу в Вырицу. Он в белой рубашке. В тенистой аллее сидим и целуемся.


( ( (


Написано по франц.: он очень злой. Настоящий палач (красивый, с открытым лбом) Монамур. Жертва кто: впрочем не разберусь. Читаю книгу мэтра, о своем же романе думать недосуг.

Тошнота (как у известного Сартра).

Чудесный день в Разливе. О его капризы: как все переносить? Пар экзампль: будирует и отказывается от вечернего чая.

Встреча с П.Н. (профессор из романа Абориген ).

Едем с Сашенькой в Разлив. Сцены: ссора, примирение. Любовь (то что влечет тела друг к другу с невероятной силой: магнетической!). Купание в озере. Читаем на веранде. Вот сидит с книгой на табуретке.

(записано по франц. в комнате дежурного у финбана)

Июнь все продолжается. Прогулка: от Летнего сада по ул.Пестеля, по Моховой, Летейный и куда-то дальше. Ночую один у вокзала. В пустом пространстве (нет: все загромождено мебелью мелкой, кроватью, диваном, мое тело теряется среди деревянного). Радио грустную песню в это пространство: по проводам! Надо силы откуда-то взять, чтоб дойти до конца (романа).

Холодно. Хочется есть. Все есть и ничего нет. Набор каких-то пустых мелочей. Отсутствует нужное.

13 июня (по франц.) ужасные сцены из-за пустяков. Из-за слив, кусочка сахара (как принято: выхожу около пяти часов из оффиса, чтобы пойти в кафетерий через дорогу: файв оф клок! Он ждет меня под аркой. Идем в кафетерий: там народ,конечно. Сашенька говорит такое: не буду в очереди стоять. Это меня злит, но я стараюсь сохранить выдержку, отвечаю: не хочешь - не стой, иди гуляй. Он, подлый, уходит, потом возвращается. Я говорю: мне сахара не клади. Он забывает. Тут я не выдерживаю и выговариваю ему все, что насобиралось досадного. Все в вагоне. Пока едем на дачу.

На даче не хочет есть сливы, чтобы досадить мне.

Молчим. Потом ложимся спать.

Утром я еду на службу. В вагоне утреннем повторяю про себя: саль пети кошон. Мон амур. Вспоминаю досадное и обидное. Вечером встречаемся. Сначала ругаемся, потом смеемся. Расстаемся под дождем; сегодня - дежурство.

Ужасное настроение. Молчание перекручивает все внутренности. Впору выть. Жду часа ранде-ву. В метро: сцена. Майн гот!

Читаю Мэтра: День Зверя.

(написано по франц.)

Его мрачное настроение передается мне. Я уже на исходе.

На службе мучительно от цепи пустых часов: легких как из алюминия. Жалкое все это: жалобное, турецкое!

(по франц.)

17 июня, в субботу. Вспоминаю вчерашний день в одиночестве (дежурство). Идиллия в Разливе. Заход солнца, во человецех мир и благоволение. Гуляем вдоль озера. Кажется не успеваю за событиями: все ловлю уходящее, все ищу как Пруст исчезнувшее, жалкое. Любим друг друга на веранде. Утром он еще спит, а я спешу на электричку.

В вагоне думаю о романе. До меня его любили: какой-то театральный декоратор из провинции, артистик, майор-хирург из госпиталя на Фонтанке. Известные. ( записано по-русски)

Прощальная встреча: уезжаю в Кр.Село (фр.)

До этого: любовь на даче. Прогулка по берегу: сосны, смех.

Цветы ревности вновь прорастают там и тут.

Одиночество. Веранда на даче - красный фонарь (франц.)

На столике цветы в бутылке.

Записано по франц.: не писать как Амаду Донны Флор и двух мужей . Старое, знакомое. Гуляка, аптекарь. Карнавал. Голые тела под простынью и без (жарко в Бразилии).

Ревность запоздалая к майору из госпиталя. У него был альбом Русские сезоны в Париже . Как же: и это знакомое! (по-франц.)

Со мной сейчас роман Мэтра и мой юноша-гейша.

У японцев читаю о гейшах. Уезжаю в Красное Село на лагерный сбор. (записано по-русски в городе. Воскресенье или суббота) Кр. Село. Вот наш барак: шестнадцать железных кроватей в два яруса. Со мной живут вьетнамцы и монголы. Венгры в соседнем бараке. Воздух пьяный, птицы тоже нетрезвые поют. Настоящий лагерь: вдоль дорожки тянутся бараки, где живут курсанты.

Послеполуденный отдых в воскресенье.

Думаю о сашенькиных любовниках: юном карусельщике из парка в Стаханове, майоре-хирурге, любителе оперы и балета. Спрашивал голубчика: а что майор ласковый был?

19 июня, второй день в Красном Селе. Дождик моросит как на даче или в кампус милитари. После раннего завтрака (все-таки бивуак, ай м сорри) возвращаемся в деревянный домик, чтобы снова лечь в постель походную: и читать засыпая. Забыл упомянуть о прогулке с монголом-капитаном м/с по полям. На войне как на войне. Вчера вечером тоска брала, но отпускала быстро из-за красивого заката. Спектакль который всегда со мной. Тихий сон наверное из-за присутствия буддийских вьетнамцев. (записано все по-франц.)

Опять прогулки по полям. Как на войне. Без перемен. Возвращение в голубой барак. Холодно и сыро в природе и бараке. Запах трав. Читаю для отвлечения от горького.

Приезжал навещать меня. Встретились на скучном вокзале. Я был в мрачном настроении, наверное говорил или молчанием досаждал и ранил. Он сказал: не приеду больше. От горечи стало светлее и даже легче дышать.

На следующий день после рутинного безделья захотел даже поехать в город к нему. Но остался, верный долгу. Любовь без завтрашнего дня, без надежды. Любовь заставляет плакать (Эдит Пиаф). (записано в бараке по-франц.)

Ездил в Гатчину. Посетил дворец, гулял по парку. Прекрасная поездка и приятная усталость. (по-франц)

Живу по-суворовски, т.е. подвизаюсь в аскезе. Ср.: деревянный домик, железная кровать, свеж. воздух, грубая пища. (пишу вечером после ужина в закатный час. Везде курсанты приятные на вид от здорового образа жизни. Играют в мяч, иные читают. Как не вспомнить восторженное описание военных учений у Пруста. Записано по-франц. (В гатчинском парке я был одинок и счастлив. Сейчас пишу сидя на табуретке у входа в барак. Сидя на этой табуретке у барака проговариваю бодлеровские строки: поля каналы весь город в лучах заката - гиацинт и золото. (или: закат окрашивает поля каналы и весь город в гиацинтовые и золотые тона)

В подобном роде.

Ревность вдруг сжимает голову. Где он? Рядом нет. В жалкой общаге напротив казармы? В комнате, где я забывался.

Безумный (меджнун - араб.) от любви. По-настоящему потерявший голову. (с франц. переведено)

21 июня. Подъем на рассвете. Иду в поля с моими мадьярами. Война продолжается. Во время передышки размышляю над выбором: ехать в Гатчину, там как Руссо скитаться и забываться или в Ленинград (к нему).


( ( (


Разбудил его. - Кто там? голос из-за двери, такой знакомый. Теплый прямо из постели дверь открыл. Для него мой приезд - полный сюрпрайз. Начинает что-то рассказывать. Право как сорока. Помолчи! Из вежливости слушаю несколько минут, потом ладонью закрываю ему рот. Сколь мягкая кровать! А комната: вся залита светом. Закрой голубчик занавески!

Легкий завтрак (принес с собой клубники, сливок, маленьких булок). Потом он провожает меня на станцию. Условились поехать на следующий день в Гатчину.


( ( (


Продолжается плэнерная жизнь. Как в палатке или в шатре. Солнца полна лагерная жизнь.

Сегодня - 22 июня. Солнечный день.

Исполняю (по-толстовски) мой долг: после утренних рутинных дел отдаюсь лени и безделью. Праздность мой удел.

В бане: с П.Н. вспомнили, что знакомы уже пятнадцать лет. Я тогда учился в школе, а он был юным студентом. Сидим на крыше бани в Сосновой поляне, он то и дело толкает: посмотри-посмотри. Сатир, Сократ! Как не быть привязанным к нему.

(поясняю: от Кр. Села до Сосновой Поляны рукой подать, вот я и выбрался в баню по приглашению П.Н., известного тем, что действует в романе Абориген ) . Автор не должен терять из виду своих героев, даже написанных романов. Хотя бы из благодарности.


( ( (


До обеда еще есть время и можно полежать на траве перед бараками. Венгры разделись догола и лежат в траве.


( ( (


Переведено с франц. как и предыдущие записки.

Вчера гуляли по Гатчинскому парку у красивой воды.

23 июня. Последний день в лагере. С утра немного военного шума, потом отъезд.

Есть немного времени и я иду побродить по окрестностям Кр.Села: мимо деревянной церкви, парка, озера, по тропинке в поле. Вот на поляне загорают курсанты. Я нахожу место в тени, под деревьями и любуюсь всем, что вижу прекрасного на поляне, в природе, в этом дне. Прощай неунылая праздность!




( ( (


Опять мои вечные вопросы смущают: служить или не служить? Как отказаться от военной праздности, к тому же почетной? Огромный хор дураков пропоет: дурак (нараспев, торжественно) и они будут правы! Но есть другое счастье и другие права. Ах как не просто отказаться от невинного и необременительного!





( ( (


30 июня, пятница. Проводил французских гостей. Два дня разговорами жил. Вот, наверное, мое: жить вербальным, создавать тексты и не утруждать себя записыванием. Тоже: вечный вопрос. Все-таки записываю: избываю свое.

Упомяну о дежурстве, о смене погоды (после жары - прохлада).

Сцены с голубчиком из-за пустяков.


( ( (


Дача в Разливе. 3 июля. Вечером один одинешенек. Красота неволит. Грусть же утешает без него.

Днем произошли события: вместе обедали. Поехали гулять в Летний сад. Болтали обо всем пустячном. Он о немыслимом мечтал: быть усыновленным миллионером и увезенным в Италию. Подлый, меня захотел оставить, укоряю. Потом смеемся. Он вспоминает, что хорошая погода и надо ехать загорать на Острова. Я не скрываю своего раздражения: тебе не терпится меня бросить? Смотреть на мальчиков! что ж поезжай. Я резко встаю и ухожу. (эта сцена происходит недалеко от остановки) Он успевает лишь крикнуть: завтра полпятого. На службе мне нет покоя. Надо ехать на Острова и искать его там.

Я обошел все Острова, а Сашеньки не нашел. Расстроенный поехал на дачу, где провел вечер в высоком одиночестве. (франц. пер.) Записано по-русски.

Третья часть пишется. Пока без слов.

Грустно и светло.

В Разливе вспоминаю прожитые дни.

Философ Фредерик Неф рассказал мне о прекрасном писателе Русселе (вот что делает привыкший к полусумраку обскурантизма: зажмуривает глаза как только непривычный свет Просвещенья чуть забрезжит) - тот посылал слугу за первой клубникой в Канны на ролс-ройсе. Еще: у него была секретарь-сиделка. Однажды она нашла его в комнате гостиницы мертвым. Он был богат и одарен (как Пруст), словом прекрасный Писатель.


( ( (


Опять о сцене в Летнем саду: мои слова и мечты об Италии: Поезжай в Италию. Тебе только там и место, голубчик (нем.)

Иль мрачные порочные услады?

Майн Готт (нем.)

Хожу в присутствие. На мансарде без перемен. Начальник с сократическим лицом ушел в отпуск. Но жду перемен: т.к. служба дошла до абсурда. Ведь вечно служить не возможно. А так не стоит труда.

Двадцать один час: солнце еще высоко. Спать рано. Работать поздно. Тоска!

Равнодушная природа.

На Островах искал голубчика. Ау! Во бист ду тойбхен? (нем.)

Хоть так! - заповедь Мэтра.

Думаю, что это должен быть роман о любви: о П., о К. и Мэтре...

Когда же ночь? Солнце еще высоко. Ничего, наверное настанет... Философ Ф.Неф назвал меня греческим мудрецом (фр.)

Вот выйду с веранды полюбоваться закатом. О романе: город художественно принадлежит Мэтру (таково впечатление после книги День Зверя . Абориген живет в руинах. Но он не парвеню! он у себя дома (пусть в руинах). На даче: желтые занавески, голубые обои. Кочую: там-здесь. Везде комнаты, всюду веранды. Амор (итал.)

Нет сил снять одежду чтобы лечь... Иль выйти полюбоваться закатом. Отвращение к движению. К письму. К чтению. Майн Готт! (нем.) Солнце светит сквозь листву. На моей маленькой веранде сижу и пишу. И дышу: довольно и того. Хорошо. (по-русски записано) Сашенька, наверное, читает Идиота . О чем думает? Я сейчас думаю о мужчинах в его жизни (21 год!) О юном карусельщике, майоре, артисте. О безымянных!

А пропо: Василь - читатель Уайльда. У него на этажерке лежала книжечка Пристер энд ... не помню . Василь сказал, что три раза за ночь прочел. До слез растрогался.

Шумит листва, голоса соседей.

Разделся, лег в постель. Сочиняю. Одиночество: дача, усталость - еле хватило сил раздеться и лечь, обиды.

Когда бы не Елена (причем она?)

Шум листвы, тени в комнате - на занавесках... Доносятся: смех и голоса. Разве это классическое и каноническое одиночество? Да... Хорошо сочинять одиночество на даче в постели. В закатные часы. Когда подлинно одиноко. Грустно и светло: скулит собака. Завтра должно быть новый день (фин.)






( ( (


Мой Мемориал - изучение языка - мой сад.

Того и гляди усну.

На месте третьей части (романа) - пустота.

В пустоте-вечности я влюбленный до ревности ищу на Островах.


( ( (


Записано по-французски.

5 июля. У себя дома (на набережной). Приехал взять кое-какие вещи и возвратиться к финбану на дежурство. Не рыдаю.

Он уехал утром рассерженный (раскаленный даже). До этого была сцена: за завтраком он заявляет, что терпеть не может омлет с брынзой. Я (снаружи невозмутимый): не нравится - не ешь. Он обижается ет сетера.

Пиаф поет, а у меня сухие глаза. На столе его фотография: мальчик пятнадцати лет. Ах злой голубчик! Приезжай скорее. Не знаю: будет ли спокойнее когда он вернется. Пожалуй нет. Определенно: нет. Но без несчастного я совсем несчастлив. Все постыло без него. Неужели это была последняя ночь? После душа у него такое свежее тело.

Чтобы снять раздражение последних дней (его не было рядом), решил заняться уборкой. Стало легче.

Жалко голубчика. Но куда же он пропал?


( ( (


Взял синие трусы и ушел сказав: адьо, голубчик.

Навсегда?


( ( (


Слез нет. Будто придавлен: чугунным или каменным.

На службе провел день. Был у одной гранд дамы с визитом. К вечеру опять воронка пустоты образовалась. И затягивает.


( ( (


Записано по франц.

На моей веранде в Разливе. Лежу в постели, солнце уже закатилось куда-то. Как озеро красиво в этот час. Как все кругом прекрасно. Что тут скажешь. Не в экстазе пишу (экзальтация мешает видеть и писать): покой на душе. Мир.

Сплю один. Мечтаю целомудренно. Цит. про себя мэтра: утром труд. Облачко набежало: страдает ли он без меня? Как я? Ах гордыня, или желание чтоб и он страдал. Как нехорошо. Дурно. Днем ездил с П.Н. (профессором из романа) на дачу к одному приятелю П.Н. по прозвищу вице-профессор . Как французы говорят: визит удался. Из Комарова возвращались вместе, а на ст. Белоостров расстались: я пересел на электричку, след. в Разлив, он же поехал до Ленинграда.


( ( (


Воспоминание о вице-проф. даче (записано по франц.)

Не могу без улыбки вспоминать о визите к вице-профессору. Что стоит одно его появление: мы подходили к дому, а он кричит с крыши: сидел и ждал нас на балкончике в красном халате как римский патриций.


( ( (


маленькое отступление: пишу с трудом, закрываются глаза. Сейчас засну. День выдался неожиданно анальгезический. Т.е. вспоминал о нем без боли: такая была атмосфера на даче и в дороге. Была искренняя радость от солнечного дня и мельканья сосен в окне. Слова же прыгают как блохи и мешают любоваться и воспринимать все в чистоте (жалобы чухонца, не умеющего чисто писать).

7 июля. Выхожу из калитки прямо к озеру и делаю экзерсайзы. (в китайском стиле: медленно-лениво) Пейзаж: сосны, озеро в рассветный час. Потом теченье часов в прохладном оффисе. Кровь течет, часы текут: это, кажется, неиллюзорное движение жизни. Опять же: хоть так.

Радость (или восторг), испытанные в тот день, кажется были знаком жизнь продолжается несмотря... Так думаю, засыпая один в дачной кровати. Немного неуютно-прохладно, а так ничего.

(по-франц. записано)


( ( (


о даче вице-профессора (продолж. по-русски)

Он как русский интеллигент любит материться. Халат распахнут и видно тельняшку и волосатую грудь. Потчует нас немецким пивом. Потом с П.Н., профессором , выходим подышать воздухом в лесочек, что совсем рядом. Собираем там черничку. В металлическую баночку: для бабушки и мамы профессора.

Говорим о пустяках в трех соснах. Он меня про Сашеньку расспрашивает из любопытства. П.Н. - мой конфидент. Кому еще расскажешь? Да и знакомы мы пятнадцать лет.

Возвращаемся на дачу. В.-профессор встречает нас у входа, в красном халате.

А пропо: в лесу когда собирали ягоды в кружечку, я сказал (ел чернику одновременно) а что, -- " ё " АБВГДЕЖЗИ ЙТСМНОПРнмУ ФХЦЧШЩЪЫЬЭ ЮЯабвгдежзи йклрюяяяоюяяяэяяястуф хцчшщъыьэюя Паша, вице-профессор премилый человек, ты не находишь? Нет в нем занудства, он не педант. Никакой чопорности и жеманства... Носит тельняшку, матерится.

П.Н.: - но педераст!

Смеемся с Павлом Николаевичем на весь лес.


( ( (


Вице-профессору сказал комплиментарно: хорошо Вам здесь. Ванна! Кабинет! Спальня! О спасительное одиночество! В.-профессор: - ничего, хорошо. Иногда и постель согревают: заезжают.


( ( (


небольшое отступление (по-русски написано): Апостол Павел насчет женитьбы высказывался императивно и определенно. Лучше не жениться! Блюсти девственность! Но: кто не может: женитесь! Так же и с писательством. Я считаю: лучше б не писать! Но кто не может: пишите.


( ( (


Вице-профессор с мощным торсом, крепкими голыми ногами - красный халат нараспашку - рисуется римлянином. Из учтивости делаю в.-профессору комплимент. Все мы сидим на диване (трое). Мы с В.-проф. говорим по-французски и иногда по-немецки. П.Н.мурлыкает и жмурится. В.-профессор нет-нет да и выругается. В нем есть все, чтобы называться матерым человечищем но: нет бороды (и голые ноги и тельняшка). П.Н. интересуется племянниками , особенно Игорем. Тот, оказывается, непорядочно поступил с папой (общий знакомый из культуры), оставил того и уехал в Польшу-Германию по вызову любовника (выраж. профессора) немца, военного врача. В.-профессор заметил: вот каков! Папа тоже хорош, позволяет мальчишке так обращаться с собой, он бы (вице-проф.) не позволил бы так с собой обходиться. Ет сетера.

Смех на весь дом: нервный. Оттого, что вице-проф. щекочет меня. Крепкие у него руки. Вот удивительно. И в то же время не грубые.


( ( (


Написать бы что-нибудь подражательное. Роман без вранья.


( ( (


П.Н. представил меня вице-профессору как офицера и литератора. Мне было очень лестно. На вопрос: о чем же я пишу - я ответил: ни о чем. Пишу я в основном для моих гранд дам, подруг и меценатов. На вопрос: можно почитать что-нибудь? я ответил: нельзя Вам себя утруждать ет сетера.

В.-профессор напевал: Летают в небе эропланы

А я весь ранетый лежу


Как весело было!

В.-профессор живет в городе с мамой, бывшей вологодской крестьянкой.


( ( (


Переживаю сцену ухода:

вспоминаю детали, восстанавливаю все до мелочей.

А, омлет с брынзой. Терпеть не могу! Гадость. Жарить вредно (выбрал позу гигиениста и аристократа). Я веду себя как сноб (пример в.-профессора, он тоже простой человек как и я, моя мама из северно-русских крестьянок, из костромских или ветлужских, пар экзампль). Сдержанно говорю: ешь, вкусно. А что до вредности (а пропозито!) то и дышать вредно: процесс окисления ведет к смерти (в таком духе). Он злится. Ищет что сказать обидного, уничтожающего. Не находит: насупился и молчит, водит вилкой по тарелке. Раб желудка! - говорю. Не нравится - оставь. Предпочти остаться голодным. Играй благородного до конца! Тойбхен. Он еле сдерживает слезы: ты обидел меня... Я бедный человек... Ет сетера.

Возьму и уйду! - уходит в комнату.

Я иду бриться в ванну. Дверь открывается и он говорит мне просто, без патетики, даже с жалостью ко мне: адьо, голубчик.

-- Прощай! - говорю и не верю. Верю-не верю (а если навсегда?) Хватает сил остаться, не бегу следом.


( ( (


на даче вице-профессора: сидим все на диване. В.-проф. пристает ко мне. Я замечаю по-французски: мне щекотно! оставьте меня. У меня нервы оголены не касайтесь, мон шер. Смеюсь от досады. П.Н. перебирает ягоды на кухне и слышит смех. Думает наверное: началось. В.-профессор: тише-тише! Там внизу. Показывает пальцем в пол. Я не могу: душит смех. Сквозь смех говорю: помните Коробочки слова дело, сударь, новое. Неизвестное. Боязно как-то ет сетера. П.Н. вернулся с кухни, пересыпав ягоды из кружки в бутылку, уселся на диване. Как бы не продешевить! приступ смеха. П.Н. тоже трясется от смеха. Вице-профессор замечает: у него комплекс Коробочки. П.Н., исследуй его, по твоей части (П.Н. - известный психолог). Я бью в-профессора по гладкой спине: Вы не учтивы и развязны, профессор! А П.Н. самого лечить надо. (смех).

Когда П.Н. сидел рядом с в.-профессором, тот старался погладить его по глупостям и даже расстегнуть пуговицы. ( Глупости - пример эвфемизма из языка моей кузины, когда ей было 4 года). Когда в.-профессор встал, чтобы заварить чай, П.Н. быстро поменял место: я оказался между в.-профессором и П.Н.

Уйду в монастырь , говорю. Какой разврат! , бросает по-франц. вице-профессор.


( ( (


Писать следует короче. Еще короче! Читатель умный, поймет, схватит на лету. Достаточно аллюзий.


( ( (


Мэтр написал: у меня нет учеников. Одни ученицы.

Не хотел ли Мэтр сказать: ученицы де не в счет. Не хотел ли Мэтр избежать злорадного глумления.

Не я ли, Равви?


( ( (


В постели рассуждал о Прусте и Мэтре.


( ( (


Воскресенье (число не важное). Ездил к моей гранд даме в Вырицу. Там купался, наслаждался беседой на веранде. Вы - философ, а Вырица - настоящий Ферней, сказал искренне моей гранд даме.

(а пропо: моя гранд дама - тетя Капитана, героя из Аборигена и Прекрасной туалетчицы). С героями романа и их родственниками меня связывают дружеские отношения. Даже иногда более того. С гранд дамой из Вырицы у меня самая высокая дружба).


( ( (


Сашенька объявился! Приехал в пятницу и ночевал. Я ему все простил (до следующего раза). В субботу мы ездили загорать и купаться в лесопарк на Неве (типа Буа де Венсенн или Буа де Булонь). Пока я купался он обиженно сидел в тени на горе (плавать не умеет и стесняется). Потом пошли загорать на огромную поляну, окруженную деревьями и густыми зарослями бузины и калины. Там мы вели себя как дети (или меджнун), т.е. мы совершенно забылись: мы любили друг друга. Место было тихое на самом краю поляны, а точнее уже за поляной, там где начинались заросли. Совсем недалеко, между деревьями - тропинка, ведущая вниз к водоему. Рядом не было никого: я разделся, набросив полотенце для приличия. Он поступил так же. Лежали мы на широком покрывале, на некошенной траве. Пели, как принято, птицы. Солнце не палило а ласково грело, от леса шла прохлада. В таком роде. Апофеоз любви: на поляне в солнечный день. Сначала: робкие ласки, как будто мы знали друг друга первый день. Откуда эта нежность первых дней? Как будто ничего раньше не было! Потом сдерживать себя было уже невозможно... Потом лежали и смотрели в небо. (Такой стремительный переход: от ласк до приятного расслабленного состояния, до полного релакса-может вызвать досаду: почему не припомнить подробностей. Ну хоть одну! Такую например: Саша разгоряченный скользит все ниже и ниже, у меня не хватает сил (от желания, от страсти) остановить его: мол мы же не дома, здесь на поляне... Люди... ( мысль не рождается в слове, а где-то мелькает слабо-слабо за шумом страсти: как будто оглох, не слышу и внутренней речи)

Лежим на поляне, на мягкой траве и смотрим в небо.


( ( (


Записано по-французски. Вечером в субботу (не помню числа) приезжал С., говорили о Клюеве, отношениях: Гумилев - Кузмин. Сашенька сидел в малиновом кресле и обмахивался открыткой - вместо веера.

Кстати: Славу уволили с работы, заменив собакой (буквально!). Там же остались четыре кошки. Он свеж и юн. Если не удастся найти работу поедет на Украину к о.Иоанну.


( ( (


В вагоне электрички писать неудобно: трясет тетрадь, буквы прыгают. И подумают: хочет быть как Розанов.


( ( (


10 июля (совершенно точно: понедельник). Записано по-франц. Один: раньше не замечал, что бываю один. Теперь вижу и слышу, телом ощущаю: один. Жду, когда придет.


( ( (


Вот новость, которая потрясла меня: Чечин, полковник, прекрасный хореограф, умер. Искренне печалюсь и недоумеваю: вчера еще кажется встретил во дворе и подумал какой у него усталый вид .

Июль еще не кончился. (записи сделаны по франц.)

Во время обеденного перерыва ездил купаться в Приморский парк (на Острова). Там меня ждал Саша. Пока я купался собрались тучи и хлынул ливень. Вот событие дня.

Дождь. Радость людей в подворотне, ожидающих, когда он кончится. Они жмутся друг к другу от тесноты и радуются наверное этой возможности прижаться друг к другу и ощутить тепло: тут и пары влюбленных и просто одинокие люди.

Такие же сцены всеобщего единения я наблюдаю в метро. Злость тает на глазах: когда вагон резко качает или дергает все хором произносят: ах! Нечто подобное наблюдал Толстой перед нашествием Наполеона (глазами Наташи в церкви).



( ( (


Ничего особенного не происходит и слава Богу.

Этим летом у меня две резиденции: Мон репо (Вырица) и Сан суси (Разлив). Эти строки пишу в моем доме на Неве.

Как я борюсь с бесами (русск.)

Вот тема, вот сюжет. Прилежнее борись (я - себе императив даю как Кант человечеству). Праздность не только оказывается необходимое условие для счастья, но и мать всех пороков (французская псевдонародная глупомудрость).

как Москва всех городов (нет, кажется Киев)

Я тайно и безнадежно влюблен в Андрюшу, ст.лейтенанта с судебной медицины ( о том, что он с суд. медицины узнал случайно, как впрочем и то обстоятельство, что он из Медико-хирургической. До этого я видел его в некоторых публичных местах.)

Влюбленность в Андрюшу - жест куртуазной средневековой культуры. Т.е. это рыцарская возвышенная влюбленность. Не путать с любовью иной, которая сводит с ума и возвышает до небес.

Суета сует и томление духа.

Не сумасбродство ли писать? Ответ очевиден. А впрочем ничего не поделать вот успокоительное.

Плыл сегодня в прохладной воде: потом ливень, потом - одиночество. Ответственность (Достоевский): необходимость ответа.

Пар экз.: на Страшном судище!

За все. За неверие в благодать, в том числе. Русская тема. Вечная. Непонятная. Только верить (вот императив!) Мерси (фр.)


( ( (


Митя сердится на меня. Будирует. Но я не тютчевская волна.


( ( (


К счастью от многих вещей удерживает возраст. Иначе: сумасбродство. Хотя это все двусмысленно и крайне сомнительно. К несчастью ет сетера. В парадоксе - все решение.

Каждой вещи свой срок (потерянный!) Амен.





( ( (


С удовольствием пишу эту вещь И финн .

О цитатах: вспомнил местечкового еврея у Ш.-Алейхема, тот любил к месту и не к месту приводить из Писания (точнее, говорившего так: как сказано в Писании... и плел, что в голову взбредет).

Не по силам написать эпос. Пар экз.: Накануне Третьей мировой или Третьей мировой не будет (как Троянской у Жироду) Высказаться обо всем впопыхах: о странностях любви, о Пушкине и остальном. Хоть так. Ничего.


( ( (


Верховный час замечательная книга.


( ( (


15 июля. Хочется сказать: теперь во мне спокойствие етс. Вчера вечером ездили в Разлив. Любили друг друга на веранде. Гуляли по берегу озера, смотрели на воду, прибрежный тростник и уток. Бранились из-за чего-то. Потом снова любили друг друга на веранде. Утром расстались.

С кем-то встречался днем под дождем. Потом куда-то шел один.

Думаю о романе (эссе?). Писать утомляет (это дело переписчиков. Надо искать секретаря). Силенциум!


( ( (


16 июля. Просыпаюсь, чтобы поехать в Ц.Село и слушать там орган и мессу. Чего-то ждать, на что-то надеяться. Со всеми остальными людьми. Еду в вагоне электрички: думаю о том, как надежно человек защищен завязанный в сетку привычных дел. Ни ногой без нужды не пошевельнуть ни остальными конечностями: обычно руками машут и ногами шагают для посредственных и сомнительных дел. Так что попробую не рвать эту сеть рутины, а углубиться в молчание спеленутый и завязанный. О улавливающая сеть! О человек-рыба или птица! О не дающая упасть как гамак! Или батут!

Вспомнил тут же, наверное некстати о детских впечатлениях: когда катился в салазках посуху с американской горы в Приморском парке захватило дух: ах! потом невообразимо приятное состояние: от чего?


( ( (


Сцена в маленьком бистро у вокзала (записано по-франц):

утром приятно толпиться с народом и есть в публичном месте. Не скрою: есть некоторые места, где я привык завтракать (по-английски: порридж, тартинка с сыром ет сетера). Голубчик же ужасный аристократ: постоянно брюзжит и выводит меня из себя. Чай де невозможный ет сетера. Я спокойно замечаю: потерпи, милый друг, не порти мне настроения. Ведь я простой человек, не аристократ. (Он считает, что это невинное замечание таит в себе оскорбление). Начинает говорить обидные слова: глупейший и ничтожнейший человечишко. Я молчу, потом говорю: мерси! В душе конечно меня это чрезвычайно забавляет. Я вижу как он растерян от своей вспыльчивости. Я говорю: теперь я по крайней мере знаю, что ты думаешь обо мне. Зачем все продолжать. Ты - свободен. Я не держу тебя. Повторю за поэтом: быть брошенным - какое счастье! Он просит прощения, говорит, что пошутил. Нет, нет, мон ами, не надо просить прощения за правду! Ведь ты был искренен ет сетера. Он после неловкого молчания: зачем ты издеваешься надо мной? Лучше прогони меня. - Я не имею права тебя гнать, ведь ты - свободный человек. В таком роде.

Расстаемся: он - сконфуженный, я - обиженный.


( ( (


Он гордый, но умеет быть и гибким. Умеет приласкаться. Теперь станет играть брошенного и несчастного. Мы не можем поделить эту роль, и он и я хотим играть обиженного и брошенного. Волчонок! Отдай мне эту роль.


( ( (


Воскресенье. Мой вагон моя писательская башня (крепость). Еду и сочиняю общие места (по-франц.) В этом состоянии: т.е. писать в вагоне и в воскресном вагоне! - есть нечто удивительное. Розанов знал все-таки толк в писательстве. Парбле (фр.) пишешь в железной и вагонной тоске: когда все пассажиры воют (а иные истерически хохочут или плачут). За окнами мелькает разнообразное. Например: елки, сосны, пруды, дачи. Все июльское и скорее радостное чем печальное. Я только что был в кирхе как лютеранский пасынок или потомок, где грустил под звуки органа и думал о другом. Потом - кафе, напротив вокзала. К чему столько подробностей: этой пленительной шушеры?

Я еду в вагоне как писатель, забыв куда. Ложь: не забыл, а просто немного замечтался, отвлекся. Да о чем я стало быть? О том, что учиться писать в вагоне: мысль!

Мало времени: от этого необходимость выбирать основное, от этого весь напрягаешься, но не до дрожи, а до уверенности... И быстро-быстро записываешь. А в другом месте: на скамейке, пар экз., или дома в каком-нибудь приятном углу можно заняться вычеркиванием второстепенного или мусорного. Мне совсем не стыдно назвать мадемуазель Башкирцефф в числе писателей кому хотелось бы (если это было возможно) подражать т.е. учиться. Но у меня есть учитель, поэтому к другим писателям я отношусь с почтительностью и любовью.

Попробуйте написать День Зверя ! Обломаете в досаде все авторучки и разорвете в бессильном гневе тетради - на клочки и разбросаете красивым движением. Вот досада. Ничего не огорчайтесь, а терпеливо учитесь и постигайте. Или поступайте так: боясь света бродите в полусумраке обскурантизма. Так поступаю и я, когда устаю от солнечного света. Надо, конечно, тренировать свое внутреннее зрение. Не пугаться одаренности или гениальности других, не смотреть на них как на невидимый воздух или солнце... Если б вы не знали этого завета Бальмонта, то я напомнил бы: будьте как солнце!

прошу прощения за отступление (все написано по-франц.)

Надо быть благодарным ему за возможность выходить из себя : таким образом лишаешься своих двойников, которые затаились и не хотят выходить из сумрака души. Быть излеченным: откинуть спасительный щит. Все равно принимаю тебя!

Когда здоров: не знаешь с определенностью куда приложить силы: как отойти от зла если не знаешь где добро? Такие размышления неизбежно заводят в топь общих мест, где все тонут обидным и нелепым образом. Довольно!

Как сохранить состояние восторга (благодати), как удержать? Императиву Гете: остановись, ты прекрасно! мгновение не послушно: и прекрасно! Хотя в восклицании больше светлой грусти, чем другого.

Горькие слова падают и медленно застывают, а что-то прекрасное сочится сквозь в вечность и это что-то невыразимое остается, но не слова образующие текст для свидетельства, для прикрытия пустоты (наготы). Т.е. текст неизбежное и гибнущее нам приятно как воспоминание о дорогом. Ет сетера.

Подъезжаю к Вырице, поэтому с радостью прячу тетрадь в сумку. Выхожу из моей писательской электрички: писатель Воскресенья, Писатель Гранд дам, Писатель Юношей Земли и так далее наверное. Терпеть не могу каламбуров, хотя человек довольно мирный и терпимый. С такими титулами иду на дачу к моей гранд даме. Признаюсь, что клички поэт и писатель одинаково обидны... По-моему честнее называться литератором .

Между первой природой и второй природой: где копать, чтоб найти подлинного человека?

Некоторое просветление испытываю на берегу реки. Возвращаюсь на веранду: обедаем с гранд дамой. Сердечно беседуем. Раскрывается родство наших душ.

Если бы меня спросили: что в жизни последних лет вспомнишь приятного? Припомню дружбу с моими грандамами. Что был бы я без их участия? Без дружбы и нежной заботы?


( ( (


(как и предыдущие записки: по-франц.)

Довольно деликатная тема: о странностях любви.

Как бы написать, нет коснуться бы, о заветные восемь строк!

На бэйзик рашен или на бэйзик френч: как получится.

Без некоторых подробностей: а именно интимного характера - не может быть доверия. Но показать шип любви читателю, чтобы он не укололся, а лишь ощутил кисловатый аромат розы - вот искусство. Когда в памяти классические описания из Кама-Сутры, где со стыдливостью неподражаемо любовники любят друг друга... Ничего нового уже не придумаешь. Но все же всем не терпится узнать подробностей. Например: я лежу в постели, а голубчик еще моется в ванне. В ожидании листаю какую-то книгу (припомнить название: ...). Вот он возвращается в белых хлопковых плавках. Садится на край кровати. Какие волосы: еще не высохли - почитай из книги. Он любит читать. В это время мне нравится гладить ему шею, плечи, рукой водить по животу и ниже. Медленно телом овладевает томление, которое переходит в жар: в ушах начинает шуметь. Хорошо прижаться щекой к плечу голубчика и почти уже не слышать голоса. Не читай больше, хватит. Он с радостью закрывает книгу и выключает свет. Смотрю как неторопливо он снимает плавки и кладет их на стул. А какое горячее тело! Милый голубчик позволяет себя гладить и целовать и говорить ему нежные слова, пальцами осторожно убирая вьющиеся волосы. Голубчиком тоже овладевает хмель: он шепчет что-то приятное. А! Уже пора поставить точку: начинаются движения, жесты и позы любви. Спокойной ночи! Возвращаюсь в Ленинград в вагоне-башне из слоновой кости. (пишу по-франц.)

Думаю обо всех, П.Н., моих гран дамах, Маркизе де Саде, Мари Башкирцефф, Саше и остальных. Конечно же и об анти-мэтре.

Вечером он звонил, назначили встречу в полдень на обычном месте: у арки у финбана.

Сколько в человеке странностей, особенностей, причуд и экстравагантности! Уму не постижимо.


( ( (


Стараюсь быть неуловим для вдов. Ф.Бурдин. Витюнюшка-классик. М.б. цитируем. И меч прощающий у Агнии беру - он же.

Прекрасно (по-франц)


( ( (


О странностях любви. Что ж поговорим!

Мнения Сашеньки и Павла Ник. расходятся по теме Пушкина. Для голубчика это очевидность. Нащокин - любвник Пушкина! Я с ним спорил, требовал доказательств.

В одиночестве службы думаю о греческой (или сократической) любви. Вот вам еще один пример эвфемизма. Думаю о романе И финн . Опять вспомнилась сцена: я лежу на кровати с железной сеткой (по-суворовски, по-простому как в казарме учили), лежу совершенно обнаженный под простынями словно грешник на иконах или греку подобный (на вазах пар экз.). Сашенька раздевается не спеша у стула, складывает одежду с какой-то тщательностью, а не бросая в порыве кое-как. Жесты и движения плавные, а белизна кожи напоминает гейшу. Вот иде фикс вспоминать одну и ту же сцену, но то было время, т.е. его не было, т.е. было похоже на вечность т.к. на какое-то время все исчезло: пустое, досадное и жалкое.


( ( (


а далее записано пель-мель: т.е. частично по-франц., частично по-русски.

Рембо-мальчишка написал: учиться счастью, которое все равно не избежать.

Познание самого себя (в сократовском смысле, буквально - фр.) В любви, например. Кузмин: не так ложишься мой Али (фр.) Браво! Ласки: в подъездах на лестницах, на чердаках и подвалах. В бане, разумеется. Но слез печальных не стираю! (Пушкин, кажется) Мэтр написал (а я повторяю как иде фикс): у меня нет учеников. Раз нет - значит я не ученик. Равви, равви! Как он может научить? Как я могу научиться? Это к счастью невозможно.

В служебном уединении уподоблялся Сократу, задавая себе вопросы. Опять же о странностях любви спрашивал себя и отвечал, или изумлялся не зная ответа.

Кто-кого: вот не гамлетовский вопрос. Маркиз де Сад, например, действовал известным образом (читайте и изучайте его жизнь - поучительно). Как поступал Уайльд - можно предположить. Но нет определенности. От этого у спрашивающего - тоска.

Сашенька удивлялся, когда я расспрашивал о всех подробностях любви: с артистиком, майором, эпизодическим мальчиком. Что он предпочитал, что любили его спутники (спутник - выдуманное слово, партнер - пошлое, любовник - книжное). Хоть так. Ласки: разнообразные как в Кама Сутре? Феллацио? - Не знаешь, что такое? Смеясь: как тут бедного Мольера не вспомнить про прозу! Феллацио это - то-то и то-то. Известное и классическое! 69? С артистиком? Это гармоничная поза, но и партнеры (извините опять не знаю перевода!) должны быть гармоничные. Содомические отношения мне не нравятся: не знаю почему. В этом есть какой-то грех, о котором еще предупреждали праотцы в Писании. Пар экзампль: не ложитесь с мужчиной как с женщиной. Голубчик же считает, что это апофеоз любви. Нет, мон шер, общего языка нам не найти. Вот - шип любви! Но кто не любит роз! Разве что те, кто живет всю жизнь среди полевых цветов.

Конечно, для гармонии кто-то должен себя отдавать, а кто-то должен страстно брать. В совершенном виде, идеально-греческом. Но бывают случаи: когда брать не хочется всего, или же отдаваться полностью нет желания. Но и в частичном можно достичь гармонии: известно эмпирически. (так я рассуждал, пока текли часы службы). Для иллюстрации такие сцены: Сашенька с нежным незакаленным телом, юноша в душе (несмотря на возраст - 20!) шепчет пар экзампль: я тебя хочу! Наивный! Где это видано, чтобы офицер мог отдаваться!

Что подумала про себя Ирина Львовна, когда зашла в комнату, где мы спали с голубчиком?


( ( (


М. не позволяет писать мало. Кратко. Завет учителя: надо писать много. Равви, равви! но: магистер диксит.


( ( (


Люблю я Витгенштейна, странною любовью!


( ( (


Мое любимое занятие - чтение словарей (не календарей!)

В словаре Ларусс прочел такое о Чехове (постараюсь перевести: сжатость и краткость его письма объясняются туберкулезом, который сжигает его и требует быстрее высказываться о том, что есть сказать и, с другой стороны, его эстетическими воззрениями; в жизни, где нет четко выраженных тем, где все смешано, глубокое и посредственное, трагическое и смешное , писатель должен стремиться к сути.

В таком роде. О Сократе, например, пишут:

от природы некрасивый, он должен был естественно любить красоту и добро.


( ( (


Два дня без него. К ночи ужасная тревога. Днем спасаюсь в работе. Толмачу французам, которые приехали чинить лазерную трубку прибора, тестирующего на Эйдс (Сида - фр.).

20 июля: ничего день. Погода странная, а так нормально.

Потом ездил к голубчику и спал с ним.

Получил письмо от Ирины Львовны, там же - два стихотворения.

И финн сочиняется. В воздухе. И головах. Это должно быть эссе. О странностях любви.

Вечером в моем любимом углу читаю словарь.


( ( (


Работа с французами закончилась. Водил их в квартиру Достоевского пыльные стулья смотреть и детскую книжку, где звери рычат, мяукают и блеют. Они в восторге. Ложная скромность не удержала меня напомнить о том, что некогда и я родился рядом: вон в той стороне, на соседней улице. Потом трогательно прощались в баре отеля Ленинград , пили холодное пиво и желали друг другу удач. Прост!

В тот же день: ездили с голубчиком на залив. Шли пешком от Солнечного к Сестрорецку. На даче спорили. У него несносный характер, а у меня терпения нет и мудрости не хватает. Но долго обижаться я на него не могу.


( ( (


на другой день: в условленный час он не пришел. Я ждал у крепости: он не пришел. Свободный я поехал к себе.

(написано в субботу вечером по-франц., перед сном)

Воскресенье утром в Пушкине (быв. Царское Село). Слушал мессу под звуки органа забывал многое несовершенное и досадное. Ждал на перроне мой вагон, чтобы поехать в Вырицу.

Сашенька вечером поздно позвонил (я уже собирался отключить телефон): объяснялся и говорил о недоразумении. Мне было странно спокойно. Да именно: все равно. С самим собой редкий консенсус. Пытался разжалобить меня. Я внимал рассеянным ухом, думая о покое, который был обретен так чудесно.

Еду в вагоне и вспоминаю обо всем пережитом. Хорошо, что никуда из вагона стремиться не надо. А какая тоху-бовоху случилась до этих дней: невообразимо. Рой бесов дергал за все шнуры: я дергался и самому было противно.

Теперь во мне спокойствие и счастье.

Когда мы возвращались на электричке с дачи он, очевидно чтобы досадить мне, рассказывал о своем прежнем любовнике. Описывал как атлетического и доброго. Майн Гот, думалось, зачем все это восторженно придумывает? Ночью было холодно, даже его горячая спина не согревала. Ночь без любви. Два далеких тела в кровати на веранде. Я спрашивал себя: сможет ли жить без меня? Таким глупым вопросом истязал. Может быть он и привязался ко мне. Но дальше что? Пожалуй лучше расстаться, но как?


( ( (


Уже он надоел мне порядком. В воскресенье отдыхаю от него. За все благодарю как известно. Все остывает и я могу уже спекулятивно рассуждать. Мне кажется, что я вновь рождаюсь. Или нет: нахожу себя вновь, узнаю очертания своих берегов, своей суши и островов. Сомнение приходит на помощь, а не торчит философическим осколком (от камня), не ранит. За радость мыслить можно ли благодарить? Да и не мыслить тоже ничего, хоть так: за окно смотреть и водить головой что-то все-таки улавливая и понимая. Хоть чуть-чуть. Я как будто очнулся после обморока. Не знаю еще что без любви, тоска. Но это потом. А пока: вагон и счастье. Патати е патата.

(записано в вагоне по-фран).

В этом есть очевидно авантюризм, если не называть это свободой (некоторые спутают это с вольностью или дерзостью). Не умея писать ни на каком языке, т.е. то по-франц. то по-русски, то какие-то слова на немецком вдруг всплывают... Сам же оставаясь неизвестно кто: полу-финн, полу-русский. Как тут не стремиться к совершенству, не любить красоту и доброту (о словарь!) хотя бы буквы! Вот и река показалась, мост проехали, пора выходить. Ступаю на перрон как на землю. Как тот Поэт Бодлера, которому тяжело ходить с народом. А мне каково?

Ему крылья мешают ходить. А у меня нет крыльев?


( ( (


Записано на пне в живописном месте, где река, дачи, сосны

(по франц.)

В словаре прочел: роман умер с Достоевским. Все. Точка. Родился с Донкишотом и умер совсем, европейский!

Вот утешение и благая весть!

Финита иль романо! Не надо больше настраивать и громоздить. До обеда на веранде думало новом жанре, который допотопно на глине еще существовал, до букв даже, устно ет сетера.

Ничего не стал придумывать: все в словаре объяснено.

Слава Богу.

Главное, предположительно, не жанр, ни новый ни старый, никакой. Это - все остальное, т.е. литература!

О том, что главное додумать не успел: гранд дама ждала к обеду. Надо было вставать с пня, подниматься в гору тропинкой между соснами. Мелькнула лишь догадка о главном, которое длится восемь секунд, недостижимо, недосягаемо ет сетера. Обо всем Достоевский проговорился. Мне же: напоминать, повторять.






( ( (


О технике письма. Мне кажется все дело в скорости. Кроме других известных обстоятельств: они - данность. Многих же писателей губит именно это неумение (незнание или невозможность использовать) эту формулу (масса: скорость чему то равно).

А масса, состоящая из общих мест (суждений, картинок) если не сжимается до определенной плотности в определенный момент движения остается мертвым подобием текста, на которые ет сетера.

На веранде: время высокой дружбы.


( ( (


Еду в вагоне обратно. Желание: не доставать тетради и не писать. Момент, когда решается высокое. Когда: ни лжи, ни правды. Лишь: радость в предчувствии воли. Которая расковывается.

(извините за пыльный язык)


( ( (


Вечером раздается звонок. Мне, уставшему после высокой борьбы и отдохнувшему у реки и на веранде, слышать этот голос: ... Во мне: спокойствие и счастье. Зачем нарушать и смущать? Он - тонкий и чувствует, что я далеко, а его слова рассыпаются пылью не успев коснуться сердца (он рассчитывает только на слух сердца). Он растерян: что со мной случилось?

Когда умрет мой роман? Роман - мой сад. Вне - соловьи не поют и не цветут розы.

Без него, без семьи. Пустыня и свет.

(записано по-франц.)

Понедельник. На пляже у крепости загораем и смотрим на воду. Едем к нему, там любим друг друга. Пока лежим и молчим, взглядом нахожу знакомые предметы, они объясняют это пространство, делают его доступным, понятным.


( ( (


Между желанием не писать: т.е. не нарушать тишины, не довольствоваться смотрением или слушанием... и необходимостью: для опоры, чтобы не поскользнуться, не сорваться создать некоторое количество текста из букв: на этой площадке можно уже сделать остановку и созерцать, смотря вниз бездну или вверх - бездонную же пустоту.


( ( (


На берегу озера: нас двое. Кто еще нужен? Когда есть весь мир. Возвратились с прогулки (знакомый маршрут: вдоль берега любуясь водой, камышами и птицами. Все это в закатный час) Чтобы избежать смерти, наверное, т.е. завершенного - совершенного, после чего жизнь теряет всякий смысл (но этого мы не понимаем и слава Богу!) мы спорим, злимся, упорно не желая уступать. На веранде он читает мне вслух: я сижу у маленького стола, голову подперев рукой и смотрю как читает: в плавках одних полулежит на кровати, напоминая Иду Рубинштейн (картина Серова).

Белая ночь все длится. Из-за простуды не могу заснуть, ворочаюсь и мешаю ему спать. Потом среди ночи встаю и через калитку выхожу на берег озера: поражает красота лунного пейзажа. Озеро, огни вдали по берегам, сосны. Женщина в ночи: уверенная, что никто не может быть в этот час здесь же с ней рядом: снимает трусы и моется в сонной воде. Прекрасная картина при свете луны. Скузи (итал.)

С ним не холодно: греет его тело. Как бы поудобнее лечь: нахожу удобное положение и засыпаю. Утром звонит будильник. Наши соседи - молодая пара (они очаровательны, он и она - студенты) уже уехали в город. Бежим на электричку. В вагоне можно немного подремать. Вот и финбан. Спускаемся в подвальчик позавтракать: кофе и пирожки. Там же толпятся академические: курсанты и офицеры. Остальные люди. (записано на службе по-французски)

Записано в тот же день по-французски.

Пишу об этом, а думаю о другом.

Выхожу во двор службы: смотрю на белые цветы флоксы и вспоминаю, что совсем недавно встретил здесь покойного хореографа Чечина. Зачем умер? Наверное, устал. Старухи на службе говорили: какой молодой умер!


( ( (


Пойду брать освобожденье на трое суток по болезни.

За время освобождения: пусть краткого, надо передумать о некоторых вещах. Вот мои амбиции.

Ранде-ву у метро.

Пишу в постели, выпив водки (от простуды). У финбана, в служебной постели отдыхаю. Офицерская жизнь течет, как пишут, своим чередом. Организм сопротивляется болезни. А я устал и не борюсь. Пусть болезнь защищает от людей. Устав бороться засыпаю. Вот послеполуденный отдых борца. Наверное, это насморк от цветов. Или от букв. Просыпаюсь и слышу мяуканье кошки во дворе. Утром: привычная вокзальная картина за окном.


( ( (


27 июля. Дома: добился все-таки освобождения! Расслабляюсь, выброшенный из тисков скучных кабинетов. Ты этого хотел?

Думаю о любви и читаю словарь.

Рембо (Артюр), франц. поэт. Р. является показательным двойником в жизни и отказе от поэзии.

Изображаю больного. Собирать в букет пороки, растить и лелеять? Любить праздность (мать их!).

Пот от безделья выступает: ложь! как будто мыслить и страдать это пустое.

О Паунде: Каммингс назвал его Эйнштейном современной поэзии. (как легко и легкомысленно сравнивать).

О Прусте: Прустовский эротизм сегодня достояние масс (Рене Жирар).

Пруст. роман - тупик жанра, который родился с Донкихотом. Поступаю как советовал Бодлер: читать и умное и глупое. Теряю время и страдаю. Вот занятие. Что я цепью прикованный к чему-либо, что я античному герою подобный?


( ( (


Входил в магазин: с удивлением смотрел на людей как будто до этого не видел. До какой минуты дожил: стал людей замечать!

Какой день - неважно. (записано по-франц.)

Как пустынник и отшельник был счастлив. Но вечером приехал он. От покоя ничего не осталось. Хотел устроить сцену прощанья: не смог.

Он может быть лисой и может показывать зубы: волк.

Сцена объяснения не состоится?

Под музыку Баха думаю обо всем. Завтра: встречаемся у крепости.

Время прощания приближается.

Я уже начал забывать его: и вот он снова в дверях. Какую-то чушь несет. Но трогательно до слез.

В моей кровати на набережной. Я ревную? Накануне расставания? Смешно. Это уже тянется и тянется. Спокойной ночи!

Но сна нет. Все же надо попытаться заснуть. Как надо пробовать жить (Поль Валери). Все же надо расстаться. Друзьями. Невозможно?


( ( (


Просыпаюсь среди ночи. Слишком душно. Как в бане. Наверное зло выходит из меня. Может стану добрее. На столе цветы: гладиолусы (лиловый, малиновый, розовый). Думаю о разном в ночи. Думаю также о тишине.


( ( (


Встречаемся на пляже у крепости. Пасмурный день: кто мог предполагать вчера? Тогда пойдем в баню, что делать раз солнца нет? В бане без перемен. Как на войне.

Вот захотели уединиться в его комнатке на Стрельбищенской да старуха-цербер не пустила (давай документ! дура, майн Готт) У меня на набережной: любовь в ванной. Без подробностей: классически.


( ( (


Воскресенье: без перемен. Как на войне! Вот уже стою на перроне Ц.Сельского вокзала и жду вагона, чтобы ехать в Вырицу. По дороге размышляю о романе. Наверное писать заключается в том, чтобы переписывать. Черновик романа замечательный жанр! А вообще жизнь состоит из местечек и резерваций (гетто, син). Все разделено невидимыми и непроходимыми границами. П.экзампль: туалет (субкультура голубых).


( ( (


Вспомнил: в ванне голые тела. В постели, конечно, лучше. Ванная комната как резервация.

Свобода: т.е. освобождение от каких-то фобий, или переход через границу (наоборот - воля к тому, чтобы остаться). Желание посмотреть, что же все-таки за барьером страха. Иногда лучше остаться там, где есть и таким образом освободиться.

По-франц. записано как и предыдущее.

Голодный волчонок. Моя любовь. Все смотрит в лес. А этот лес, мне представляется панелью, т.е. пространством лежащим между панелью ( Гостинкой син.), местом встреч как в прошлом Катькин сад и скажем Мюзик-Холлом. Почему граница у М.-Холла? А вот почему: новый миф. Объясняю: у крепости на пляже познакомился с мужчиной невыразительной наружности, лет сорока. Вот сцена: я приезжаю к Петропавловке в обеденный перерыв, чтобы его посмотреть на обычном месте и погреться на солнце и посмотреть на воду, отвлечься от службы ет сетера. Приехал в неурочный час, т.е. голубчик не ждал меня и был изумлен увидев: как мы же не договаривались, тебя отпустили? Я отвечал разумеется так: мон Дье, голубчик, что такое вовремя и невовремя? Кто может отпускать или не? Вот мне захотелось повидать тебя здесь у воды под солнцем и я спустился с темной мансарды сел в трамвай и вот: любуюсь свободными от одежд людьми. Время каким-то образом двигалось: в определенный момент мне показалось, что надо собираться, чтобы поспеть к концу службы: переодеться и пойти домой. Предложил ему пойти вместе со мной. Пошел омочить ноги в реке, возвратился и вижу голубчик разговаривает с господином невзрачной наружности средних лет. Подумал про себя: мало ли что можно спросить. Даже не стал задавать вопросов. Мы собрались и пошли вдоль каменной стены к выходу, к мосту. Так мы впервые увидели друг друга: папик и я. Но это позже.

А пока я еду в Вырицу к моей гранд даме.

Вне времени когда еду вот так в вагоне.

Именно с этого места у окна мне кажется что вижу очень далеко через пейзажи город и дальше - Вечность. Особенно когда напротив спит старик.

Вспоминаю сегодня с неприязнью о френч-кисс (ах): лицо голубчика искажено страстью - и некрасиво. Зачем об этом вспоминать. Чтобы лучше забыть его, чтобы он стал невыносимым, противным.

Сижу уже под яблоней в саду. Вот выходит с веранды на крыльцо гранд дама и приглашает подняться.

Под сенью гранд дамы: на веранде.

На обратном пути рассуждаю о том, что есть лучшая победа . На невербальном уровне блеснула догадка: ложь - просто лень посвящать да и запрещено: под страхом гибели.

Трудно дышать и вспоминается моя далекая покойная подруга Лида, страдавшая астмой как Пруст. Лида, первая гранд Дама.

Первые и последние христиане.

Последний абориген (он же последний христианин).

Храм как лодка. Последние христиане плывут, поют псалмы.


( ( (


Кроме Виттгенштейна люблю еще Шардена: вот философ!

Наши же любят темные углы.

Почему бояться конца?


( ( (


Вчера был очень раздраженным. Сожалею.


( ( (


1-е августа. Последние дни.

Ночью просыпаюсь и страдаю.

Понедельник. Посещал службу. В обеденный перерыв обедал с Сашей. В какой-то момент он догадался, что надо вести себя осторожнее. После обеда расстаемся.


( ( (


Сцена, которая должна стать кульминационной или как там еще говорят? Нет, одни голые обстоятельства: без эмоций.

Покинув службу, мне приходит в голову мысль сесть на трамвай и доехать до крепости: вдруг Сашеньку там встречу. Даже если не встречу его то погуляю там вдоль реки. Начался дождь: народу на пляже почти не было. Я обошел всю крепость: что тут описывать. Известный пейзаж! Любовался и восторгался.

Перешел через мост и с большой толпой стал ждать трамвая. А потом потерял терпение и решил дойти до метро пешком. Под дождиком: такое было меланхолическое прекрасное настроение. И вот в таком настроении проходя мимо Мюзик-Холла встречаю там Голубчика, гуляющего с папиком! Вот рок. Вот судьба. Как передать мое состояние: одна вспышка и все видно как на ладони. Мыслей никаких, только эта сцена. Сашенька идет с господином с пляжа, с тем, на кого я не стал обращать внимания: крашеные волосы, лет сорока. Не соперник.

Предчувствие освобождения и долгожданного покоя: да, озарило. Останавливаемся: я сдержан, веду себя куртуазно, задаю вопросы как принято. Голубчик растерян, объясняет. Все невинно. Мне не терпится уйти: я прощаюсь. Нюанс весьма важный: когда господин увидел меня он не стал останавливаться и оставил нас сам же ждал чуть поодаль. Я сказал Сашеньке: что же ты не познакомишь нас. Он крикнул тогда: Саша, подойди. Вот это то и вывело меня из себя. Какая фамильярность: называть крашеного господина Сашей . Красивая сцена для конца подумалось мне.

Очарованный красотой сцены: я в меланхолически прекрасном настроении встречаю Сашеньку с крашеным господином под дождем у Мюзик-холла - какая измена! надо собраться с мыслями и все додумать и дорисовать: все прошлое восстановить - все до этой минуты. Очень сдержанно попрощался и быстро пошел в сторону метро. Голубчик вслед успевает крикнуть: я завтра приду в назначенное время! Я на ходу: приходи если хочешь. Сам же весь погружен в обдумывание сцены. Такой материал! Пока шел до метро вымок, но был беспредельно счастлив как насытившийся правдой. Было горько как будто наелся горьких трав (по Розанову). Какое высокое настроение. Я очень путано излагаю все: но такое пережить!

Потом восстанавливаются все детали: до мельчайшей подробности. До пауз в репликах, до интонаций и мимики. Нет надо было присутствовать при этой сцене. Видеть смущение господина и наглость голубчика. Он изображал невинность: а что такого? Встретил на пляже (они уже были знакомы, я вспомнил тот эпизод) и вот решили погулять. Говорили о С.Соколове. Я прочитал в газете... Я не стал слушать его бред, зная заранее, что он может сказать. В другое время я принял это за чепуху милую и выслушал бы терпеливо и улыбнулся или стал спорить. Но в этой ситуации. Еще:обнаглел до того, что предложил прогуляться с ними. Да именно так: не хотел бы я с ними прогуляться. О, нет увольте, извините, надо бежать. С вами! благодарю! До встречи, голубчик он - мне, почти убегающему. Подлец. Бормочу про себя. (все записано по-французски).


( ( (


После дождя показалось солнце, над Невой туман. Я вышел из автобуса и переживая сцену у М-Холла пошел по набережной к дому. Мимо по реке плыл теплоход. Кричали чайки.






( ( (


2 или 3 августа. Сцена на пляже: знакомство с папиком. Голубчик вечером звонил и пытался объяснить и нарушить красоту сцены. Я был сдержан и не спорил. Мне важнее красота, чем его жалкие и ненужные объяснения. Я решил выяснить кое-какие подробности о папике (для образа) и уговорил голубчика поехать на пляж, чтобы встретить там папика. Он не хотел, но я был непреклонен. Хочу поехать на пляж! Точка. (Разумеется я не говорил ему, что хочу встретить там папика. Зачем?) Он сам догадался о моих намерениях. В прошлом уже был прецедент. В Москве. Сейчас ревности не было, лишь желание воссоздать красоту.

И что же: знакомство состоялось. Папик оказался приличным и даже симпатичным человеком. В прошлом - артист, в настоящем - руководитель какой-то несуществующей театр.студии. Т.е. - свободный художник. Вот проводит время: после обеда на Петропавловском пляже. Благо его контора находится в здании Мюзик-Холла. У меня в голове: устроить решительное объяснение с голубчиком. А пока: мирно беседуем на пляже.

А пропо: на мой вопрос, каких папик нравов (в известном смысле) лицемерный голубчик отвечал не знаю . Тут же на пляже я протестировал папика по теме . Как и следовало ожидать, он оказался известных нравов.

Время: файв о клок. Я предлагаю посетить небольшое кафе напротив Мюзик-Холла. Все идем туда, мило беседуя. Сашенька немного скован: ведет себя словно Принцесса на горошине. Он знает, что мне его состояние понятно.

У метро прощаемся: я увожу Сашеньку. Нюанс: спрашиваю у него, хочет ли он поехать со мной или может быть предпочитает остаться (я знал, что это будет воспринято как издевательство). Мне нужно было поехать сначала в библиотеку, туда мы и направились. В метро я осторожно начал разговор. Мол все имеет начало и конец. В очень спокойном и даже немного грустном тоне. Это насторожило голубчика и он внимательно слушал, не перебивая. Потом небольшой перерыв (в библиотеке). Предлагаю голубчику дойти до Катькиного сада и там немного посидеть и поговорить. Он пытается шутить: мол выбор места не совсем удачен. Я говорю, что для меня это место не является злачным: ведь я работал в свое время напротив - в Публичной библиотеке. И потом: сейчас уже Гостинка стала злачным местом. Такие преамбулические, отвлеченные рассуждения.

Знаменитая сцена в Катькином саду.

Все скамейки были заняты и мы остановились у решетки напротив театра. Я начал издалека: с начала. Что мол любил его и до сих пор люблю. Но:! Ты, голубчик, свободный человек. Ты волен знакомиться с кем угодно. Мне было с тобой хорошо (несмотря на: сцены ет сетера), короче говоря: прощай, голубчик, ты мне вечно мил ет сетера! и еще: мне неприятна эту роль, а именно роль в которой я оказался. Я чувствую, что ты зависишь от меня и это меня удручает. Мне кажется, что и ты презираешь меня за это. Он отвечает сумбурно, нелепо. Ему весь этот разговор кажется странным. Зачем? Как же, голубчик, надо выяснить отношения. Скажи мне, мон шер, что охладел ко мне и я пожелаю тебе счастья. Я как нибудь переживу. Следуют реминисценции. Припоминаются обиды. Ты говоришь как пьяный , трезво рассуждает он, выбирает позу обиженного мной и брошенного.

Обвиняет меня в низости, неблагородстве. Конечно, голубчик, лучше быть благородным как ты: т.е. жить праздно и быть на содержании у дурака. Это мой идеал тоже . Он не выдерживает оскорбления и бросает в ответ что-то резкое. Я понимаю, что не следует продолжать. К чему вся эта вербальность?

Остываю: вижу с ним бесполезно устраивать прощальную сцену, выворачивается как уж, ускользает. Я остаюсь безумным, несправедливым ревнивцем, он несправедливо обиженным и благородным. Уходим из сквера, идем к метро, к Гостинке.


( ( (


На следующий день я узнаю, что меня отправляют в Калугу.


( ( (


5 августа ему исполнится 21 год.

Ночью лежу и вспоминаю: я ему шептал майн либлин (нем.), мон амур, люблю тебя (фр.). Он мне люблю тебя (по-русски). Мой хороший. Голубчик.

Уже рассвет: река, огни. Баржа плывет. Рядом лежит книга Мэтра Дом дней . Мне хочется, чтобы мэтру дали митру нобелиата. Он заслужил: День Зверя и Дом дней !

(Записано в ночь с 3 на 4 августа).

Ездили на дачу. Купались в озере, потом любили друг друга на веранде.


( ( (


Он знает, что я уезжаю. Покидаешь меня. А я что делать буду? Эти слова, сказанные спокойно, вывели меня из душевного равновесия. Мне стало вдруг жалко его. Голубчика, спутника хороших и плохих дней (и ночей). В понедельник уезжаю в Калугу. Русская земля где ты. За холмом?

А пока сидим во дворике, где венецианская арка с фонарями, у клумбы цветочной сидим вдвоем с голубчиком. Я читаю Дом дней . Сидим после обеда, ленивые, отдыхаем.


( ( (


Ночью сцена любви. Френчкиссы и другое всякое.

Среди ночи проснулись и любили друг друга. Страстно и нежно как будто это была последняя ночь.

Голубчику все-таки исполнился двадцать один год.

Это произошло пятого августа.


( ( (


В воскресенье мы встретились с Митей на Ц.Сельском вокзале и отправились на дачу в Вырицу. Такая у нас традиция: перед моей очередной ссылкой ездить с визитом к гранд Даме.

Было все торжественно и чудно. После чтения митиной повести Письма к Тристану (во время чтения я сделал коротенький конспект-эссе) обедали и беседовали. Было грустно и светло. Как всегда.

Потом в вагоне Митя хитростью завладел моей красной тетрадью, там где я набросал замысел романа И финн , вперемежку с фрагментами романа, т.е. с черновиком романа там были записаны кое-какие личные впечатления (в основном по-французски): и слава Богу, подумалось мне в Калуге, самые непристойные места он не поймет).

Так мой черновик романа (а точнее конспект романа) с дневниковыми записями оказался в чтении. Это избавило меня от дополнительного труда: от домысливания и доведения до кларизма . Множество темных мест, лакун: от жизни. Тогда писать было невозможно. Как сказал поэт: такое не выскажешь словом. Ет сетера. Первую красную тетрадь Митя вернул мне два месяца спустя в Москве, где мы условились встретиться. Тогда уже писалась вторая красная тетрадь: по инерции. Потому что трудно было остановиться, т.е. жить просто как живут люди (это всегда было загадкой).


А последние записи в красной тетради сделаны по-русски:


Пока твое тело не лежит с разрезанным животом

на холодном столе прозекторской (нота бене:

стол жестяной с желобками чтобы стекали кровь

и жир). Вокруг не бродят курсанты с любопытством

иные преодолевая отвращение.


Найти себя - найти язык.