О рагозинском клубе и кино

Церковь была большой, а клуб — маленьким. Это только снаружи казалось, что в клубе можно на качелях качаться. Помещение церкви, где расположился клуб, было/ низеньким, узким, тесным, примерно как амбар, что рядом с сельсоветом. И как амбар большую часть времени клуб использовался под хранилище, особенно весной, накануне сева и осенью: то в нем сушили картошку, то сортировали семена, и потому лавки никогда не стояли в клубе. Для них была отведена специальная боковушка у входа, и зрители, отдав Володе-киномеханику билет, который только что купили у него и который он тут же клал в свою кепку, вытаскивали из боковушки лавку — человек на десять каждая — п и устанавливали ее на незанятом пространстве, как им хотелось и где хотелось.

Иногда в клубе при свете двух керосиновых фонарей выступала самодеятельность, и тетка Бульбаниха, бывшая монашка, грустно-грустно пела:

В том лесу меж густыми древами,

Где быстро журчит ручеек…

В том ручейке между тиной зеленой

Женское тело плывет…

Самодеятельность выступала бесплатно. — Выступала на пасху, чтобы в деревнях не красили яйца, и на Первое мая, иногда под ноябрьские — если бывало не очень холодно.

Но случалось, раз или два в год, что в Рагозинку заезжали настоящие артисты. Сколько-то лет заезжали трое. А все последние годы — по двое: женщина и мужчина. У настоящих артистов и все было по-настоящему. Лавки в клубе устанавливались заранее. А колхозники шли в клуб степенно, по-городскому. И сначала подкупали у женщины за столиком билет, а потом отдавали его мужчине, и он складывал эти билеты не в кепку, как Володя-киномеханик, а в специальную коробку из-под каких-то загадочных конфет.

Потом двери закрывались на крючок. (Володя опоздавших пускал бесплатно и потому дверь не закрывал.

Артисты переодевались в боковушке. Мужчина выходил в костюме с галстуком, а женщина в черном платье до полу, вся в блестящих каких-то искрах, с ярко-красными губами и черными бровями. Концерт начинался. Артисты — они не самодеятельность. Они и поют, и на гармошке играют, и на гитаре, и даже на обыкновенной пиле, которой дрова пилят, и танцуют, и фокусы показывают, и тарелками перебрасываются…

В деревнях после одного такого концерта с месяц. все мальчишки показывали друг другу фокусы, перебрасывались какими-нибудь деревяшками вместо тарелок или занимались акробатикой, как после приезда последней пары, когда женщина вдруг скинула платье и,. почти голая, стала такое выделывать, что дух захватывало, будто она резиновая — без костей.

Но все-таки чаще всего приезжал в деревню на своем Серко Володя-киномеханик. Вешал на дальнем узком простенке экран из двух простыней, приворачивал к лавке динамо, которое желающие крутили весь сеанс,. устанавливал аппарат и под завораживающее жужжание динамомашины начинал тут же склеивать разорванную, где-то на предыдущем сеансе ленту.

— Сейчас, сейчас, будет порядочек, — говорил он.

И все знали, что действительно порядочек будет. Володя считался своим парнем, и взрослые обращались с ним по-приятельски, иногда просили прокрутить интересный кусок еще раз. Володя прокручивал.