"Адепты стужи" - читать интересную книгу автора (Маркьянов Александр)

Картинки из прошлого. 03 августа 1992 года. Бейрут, госпиталь Святого Петра

Начало конца… Или конец начала. Место, откуда начинался мой пусть по разоренному войной Бейруту — и куда волею судьбы я теперь вернулся…

Здание — страшное, слепое, обгоревшее. Баррикады, заваленный мебелью вход. Обгоревшая карета скорой помощи на пандусе у самого входа. Из каждого окна свисают, полощутся на ветру какие-то длинные белые тряпки — не простыни, не то полотенца. И заложники — выставленные к каждому окну, как живой жит. И страх — буквально волнами расползающийся от здания…

— Внимание, контроль по секторам! Докладывать по порядку номеров!

Докладываем — одна группа за другой. В этом месте собрали всех снайперов высокого класса, какие только есть, каких только можно здесь найти — нас около шестидесяти человек. Каждый держит свой сектор — это пять или шесть окон. Это нормально для снайперской поддержки атакующих в случае штурма — но совершенно недостаточно, если поставят задачу попытаться решить проблему одним снайперским залпом. Тут на каждое окно, в котором есть заложники нужно по три снайпера и корректировщику огня. Один из приемов ведения снайперского огня в ситуации с захватом заложников, когда террорист, выставив заложников живым щитом, ведет из-за них огонь: по команде корректировщика два снайпера стреляют над головами заложников, заложники от страха приседают или даже падают — третий снайпер снимает открывшегося террориста. Но для исполнения этого приема нужна именно команда — группа снайперов, привыкшая работать вместе и с надежным корректировщиком — синхронизация огня должна быть до долей секунды, а самая сложная задача — у третьего снайпера, он должен вообще быть виртуозом. Поразить открывшуюся на мгновение цель, не отвлекаясь на синхронный выстрел двух других снайперов и на движения заложников — задача предельно сложная. А у нас тут — сборная команда, люди и с флота и с армии, и с жандармерии, до этого многие друг друга и в лицо не видели, не то чтобы вместе стрелять. И захват заложников — массовый, там от семисот до полутора тысяч заложников в здании, плюс не меньше двухсот террористов — озверевших от крови, понимающих, что они проиграли и готовых на все. Никаких западников здесь нет — только экстремисты, ваххабиты, хизбаллаховцы, прочая мразь. С такой ситуацией вообще еще не сталкивался никто, нигде и никогда…

— Три-пять, у меня пулеметчик и два автоматчика, прикрытые заложниками. Держу пулеметчика, ситуация под контролем — когда настала моя очередь, доложился и я.

Держу — громко, конечно сказано. Пулеметчик поставил заложников — верней заложниц на стулья перед подоконником, так что линия огня полностью перекрыта. Верней, почти полностью — ствол то пулеметный торчит и можно предполагать, где сейчас находится башка самого пулеметчика. Но именно предполагать — а это для снайпера хуже рыбьего жира в большой дозе наутро. Нехорошо, в общем.

Остальные два гаврика поступили проще — подогнали заложниц к окнам и держат. Один высокий, голова так и мелькает, цель сложная, но уверен что сниму — процентов на девяносто пять. Со вторым сложнее — не лучше, чем с пулеметчиком…

Интересно, что думает штаб про все это дерьмо? Впрочем, наше дело маленькое, наше дело — стрелять. Если прикажут…

Тесная кабина большого десантного транспортера — здоровенная машина, высотой больше двух метров, амфибийная, может выходить прямо с десантного корабля и плыть до берега. Тусклый свет плафонов освещения, бубнящие наперебой рации, разложенные на коленях офицерские планшеты. Несколько офицеров — да какие офицеры, насмерть уставшие мужики в грязном камуфляже, с серыми лицами и воспаленными красными глазами. Четвертый день замирения…

— Количество террористов установили? — генерал Волгарь поднял голову, уставился на одного из офицеров, сидящих далеко от него, у самого десантного люка. Этот офицер, по званию майор, довольно молодой, моложе всех остальных, единственный у кого на носу были очки в золотой оправе, командовал технической разведкой.

— Здание просветили как могли, господин генерал. На этажах находятся двести шестьдесят террористов, плюс-минус пять человек. Заложников… к сожалению, тысяча двести человек, полная больница. Есть и лежачие больные и кого только нет. Что в подвале — одному Богу известно, технических средств просветить подвал у нас нет.

— Понятно… — генерал странно передернул плечами, будто пытаясь их размять — как и где они сконцентрированы?

— Равномерно по этажам, прикрывшись заложниками. Только одна лестница между этажами используется, остальные, скорее всего, заминированы.

— Профессионалы…

— Так точно. Мы предполагаем, что там сконцентрированы наиболее опасные экстремисты — это их экстренный путь отхода.

— Требования?

— Коридор для выхода в порт. Судно с командой из добровольцев. Часть заложников они возьмут собой. Запас хода судна — не менее восьми тысяч морских миль.

— Северная Индия?

— Она самая. Оттуда их уже не выдадут, даже без объяснения причин. По сути, идет необъявленная война, это скорее диверсанты, а не террористы.

— Диверсанты не воюют с мирняком.

— Оно так…

— Блокирование?

— Уже можно считать надежным, господин генерал. Вот здесь и здесь — десантники, по численности — две роты. С этой стороны — морская пехота и спецподразделения. До шестидесяти снайперов держат здание под прицелом. Выделили двенадцать единиц брони, больше нету. В городе оперативная обстановка очень сложная, даже то что есть — с мясом отрывали.

— Если они ночью пойдут всей толпой на прорыв — прорвутся.

— А смысл? — недоуменно пожал плечами офицер.

— Смысл! — генерал внезапно взорвался, все-таки усталость дала о себе знать — а какой вообще смысл во всем том дерьме, что здесь и сейчас происходит?! Они просто пришли и перебили полгорода, они просто входили в дома и убивали людей! Какой вообще к свиньям собачьим во всем этом смысл?!!!

Офицеры сидели молча…

— Извините. Продолжаем, господа… — справился с собой Волгарь — слушаю предложения. Любые, даже самые дикие…

— Дождемся ночи, используя приборы ночного видения, штурмуем…

— Отпадает… — твердо сказал штабной офицер, полковник Хмелько, единственный, кто держал на коленях не офицерский планшет, а раскрытый армейский ноутбук, неказистый, но прочный — слишком велики потери. Мы проанализировали этот вариант штурма. Все здание, по нашим предположениям заминировано минами и растяжками — снять их бесшумно все и ночью мы не сможем. Заложники и террористы рассредоточены по зданию, накрыть их разом, одновременно не удастся. При ночном штурме, по нашим предположения погибнут до пятидесяти процентов штурмующих и до семидесяти процентов заложников. Такие потери для нас неприемлемы.

— Газом? Может, их газом заглушить?

— И снова не получится. Как мы доставим газовые баллоны к зданию? Сколько газа потребуется, как его распространить одновременно по всему зданию. В здании разбиты все окна, газ будет постоянно улетучиваться. Нет, неприемлемо.

— Выпускаем… — сказал кто-то

— Что? Громче!

— Выпускаем. На судно они с собой возьмут триста, ну, максимум четыреста человек. Дальше по обстановке — либо штурм колонны на подходе к порту, либо штурм судна военно-морским спецназом уже в море.

— Бред… — сказал кто-то — их нельзя выпускать из здания

— Кто может предложить что-то лучше — насупился Волгарь — ну? Слушаю?

Молчание. Гробовое. Другие варианты не работают…

— Они разбегутся…

— А оцепление на что?

— Оцепление они могут пробить. Это их город, они все здесь знают.

— Почему до сих пор не пробили?

— Хорошо! — подвел итог Волгарь — вопрос: может или нет кто-то предложить что-то лучшее? Может?

— …

— Значит, работаем по предложенному плану. Хмельков, Шадрин, Балуев — через четыре, нет через три часа доложить план действий.

— Есть!

— На этом все.

Когда находишься в здании, осажденном спецназом, время течет по особенному. Медленно, как кисель. Как будто воздух приобретает особенную плотность, идешь по нему — как будто в прозрачной воде. Физически чувствуешь — как десятки глаз смотрят на тебя через прицелы. В этих взглядах нет ни злобы, ни жалости — люди, что по ту сторону прицела просто ждут команду. И думают, как лучше выполнить поставленную задачу.

— Муса…

— Ну?

— Ты уверен, что кяфиры не решатся на штурм? Ты точно уверен?

— Уверен. В конце концов, я сам служил у кяфиров и знаю порядок действий в такой ситуации. Для них жизнь из соплеменников важнее всего, они не могут согласиться на большие жертвы. Мы заминировали все что можно, заложники рассредоточены по зданию. Нет, они не решатся. Они попробуют нас выманить из здания и перехватить контроль над ситуацией. Возможно, они даже позволят нам сесть на судно и только потом начнут штурм. Мы все равно не сможем взять с собой много заложников — на этом они и сыграют.

— А те, кто пойдет с заложниками…

— Ты сам понимаешь. Мы должны сберечь себя. Погибнуть по-глупому, подставиться под пулю русских — это не доблесть, это глупость. Сделаем так, как я сказал…

— А нас не завалит тут?

— Не завалит. Стены крепкие. Ты помнишь, когда взрывать?

— Помню.

— Вот и все. Успокойся Джабраил, Аллах с нами…

— Аллах с нами брат. Ты мне за отца был. Я сделаю, как ты прикажешь.

— Вот и хорошо…

Тот, кого звали Муса — он был одним из немногих террористов, которые не снимали маску даже в самом начале, поправил ремень автомата, вышел из закутка на первом этаже — тут хранили уборщицы свой инвентарь. В последний раз надо было пройтись, поддержать своих бойцов — одно его присутствие вселит в их сердца доблесть, а в сердца кяфиров — страх. Многим уже через несколько часов придется беседовать с Аллахом, ой, многим… Муса предполагал, что русские согласятся на его условия часа через три — а через четыре часа все кончится. Для всех, но не для него…

Мусса неспешно шел по коридору, разглядывая все так, будто впервые все это видел. Застрявшие в рамах осколки стекла, изможденные, испуганные заложники жмущиеся к стенам, его боевики с автоматами и пулеметами. Разгромленные палаты, выщербленные пулями стены. И кровь… Крови было столько, что в некоторых местах ботинки противно липли к полу. Кровь была везде — на полу, на стенах, на том, что осталось из мебели. Пол был неровным, его не меняли уже давно — и на полу в каждой выемке была кровь.

— Аллах Акбар! — один из его бойцов, совсем молодой пацан, из местных, но руки у него были по локоть в крови, собственноручно вырезал семьи соседей — решился поприветствовать своего командира — мы победим!

— Мы уже победили… — сказал Муса — видишь кяфиров. Они там, но они боятся принять бой с воинами Аллаха! Мы уже победили…

— Аллах Акбар! — громыхнуло на этаже.

Муса вдруг почувствовал, что снайпер взял его на прицел. Именно почувствовал, он всегда чувствовал такие вещи, обладал какой то дьявольской интуицией. Он мог вычислить вооруженного человека в толпе, чувствовал заминированную машину, понимал, как человек относится к нему — враждебно, безразлично, дружелюбно. Он никогда не ошибался в таких вещах.

Муса оттолкнул одну из заложниц, нагло встал у окна, подставляя себя снайперам, окружившим здание. Пусть понервничают — приказа стрелять-то нет…

Насколько мне помнится, правила проведения такого рода операций предусматривают, что снайперы должны находиться у винтовки по двое и каждый час должна происходить смена — стрелок становится корректировщиком, корректировщик — стрелком. Ха! Даже чувство времени потерял, сколько уже сидим. Хорошо, что сижу в относительно комфорте — в том помещении, где я засел нашлась старомодная «двухэтажная» кровать, хромированная, правда без матраца, безо всего — сгорело все. Вот я на ней и устроился, на "первом этаже". Подстелить было нечего — так прямо на панцирной сетке и устроился — чем плохо? Немного хитрим — разбились по тройкам, пока один из снайперов наблюдает за всеми тремя секторами — двое отдыхают. Меняемся каждый час, мое дежурство — следующее, до него еще двадцать две минуты. А то и в самом деле — крыша поедет, в прицел пялиться…

Хорошо, хоть жратва пока есть. Из жратвы — только специальные армейские плитки, сильно похожие на лакомства, которыми торгуют на улицах на востоке. Белая масса, вкусом похожая на шоколад с перетертой начинкой — изюм, курага, орехи. По-хорошему, одной большой плитки, если нет особых нагрузок, хватает на целый день, а весит она — всего ничего. Да и в сортир, простите после нее не бегаешь. С водой тоже проблем нет — когда выдвигался на позицию, прихватил с собой баллон — чтобы надолго хватило.

Интересно, что они будут делать? На что они рассчитывают? На прощение им рассчитывать никак нельзя, слишком много крови на них. Может быть, на кого-то будет и амнистия — но точно не для этих. Прорываться из кольца? Ночью, все силы в кулак — и внезапным ударом — а зачем тогда они здесь скопились, в этой самой больнице? Должны тоже понимать — даже если они прорвут оцепление — далеко все равно не уйдут, путь отхода по городу идет, а в городе — и жандармы и десант и спецназ и морпехи и ополченцы, и техника боевая. Даже если разобьются на мелкие группы по три — пять человек — хорошо если пара групп сумеет выскочить.

Тогда на что же они рассчитывают? Сколько раз в училище твердили — если ты не понимаешь замыслов противника — это очень плохо. Остановись и подумай. Как следует подумай, иначе впереди тебя будет поджидать беда.

Есть какой-то козырь. Точно! Есть что-то такое, о чем знают они, на что они рассчитывают — и о чем не знаем мы. Этот козырь они готовятся использовать.

Но что это? Что???

— Мне командир нужен! Ни с кем кроме старшего разговаривать не буду!!! Назад, убью!!!

Офицер остановился — затем медленно попятился назад, не сводя взгляда с зияющего чернотой дверного проема.

— Я командир!

— Какой ты нах… командир! Если не приведешь командира — я тебя голову под ноги выкину! Хочешь?!

— Будет командир. Будет, не нервничай!

— А я и не нервничаю, начальник! Но все что сказал — сделаю, иншалла!!!

— Внимание всем «Стрелам». Первый направляется к зданию для переговоров! Первый направляется к зданию для переговоров! Огонь только по команде!

— Господин генерал, наденьте бронежилет.

Генерал Волгарь устало махнул рукой, машинально поправил берет.

— Захотят если грохнуть — все равно грохнут, хоть ты что делай. Рацию брать?

— Возьмите лучше это — один из офицеров протянул нечто, напоминающее обычный портсигар, серебряный — положите в карман. Через этот передатчик мы сможем слышать все переговоры.

— Добро. Объявите всем повышенную готовность, возможно переговоры — отвлекающий момент для прорыва.

— Господин генерал, мы не рекомендуем входить в здание, оставайтесь на улице.

Генерал обернулся, поискал глазами того, кто рекомендует. Так и есть — жандармерия.

— Рекомендовать ты дома будешь. Жене.

— Всем «Стрелам» — началось движение! Особое внимание!

Они сходились на маленьком пятачке бетонной площадки — как дуэлянты. Среднего роста, в засаленном камуфляже без знаков различия, с залихватски посаженным на голову беретом генерал русской армии и более высокий, крепкий, одетый в нечто, напоминающее униформу групп специального назначения полиции, террорист. Лицо его скрывала маска, сделанная из черной вязаной шапочки. Это была дуэль — но это была дуэль двадцать первого века, автоматы и у того и у другого дуэлянта были закинуты на спину, число секундантов каждого исчислялось сотнями, а вокруг был не хвойный лес — вокруг был выгоревший город и сожженные дотла остовы машин на стоянке. И ставкой в этой страшной дуэли была не только честь — на весах находились и жизни, десятки и даже сотни жизней заложников.

Не сговариваясь, они остановились в двенадцати шагах друг от друга — вполне подходящая дистанция, позволяет не кричать при разговоре — и в то же время не позволяет достать противника одним прыжком.

— Генерал Волгарь — коротко представился первый.

— Можете называть меня Муса

— Вы русский? — генерал уловил отсутствие акцента

— Нет. Вообще — неважно кто я, совершенно. Важны лишь мои требования.

— Каковы же они?

— Нам нужен свободный выход из города.

— Куда?

— В сторону порта. Там вы должны приготовить судно — достаточное для того, чтобы поместилось пятьсот человек, запас хода не менее семи тысяч морских миль. И никакого преследования — ни по воздуху, ни по воде, ни под водой. Предупреждаю сразу — у нас большое количество взрывчатки. Мы возьмем с собой заложников — примерно в соотношении один к одному. Если будет предпринята попытка штурма — мы взорвем заряды, которые установим на корабле и все отправимся к Аллаху. Таковы наши требования и они не предмет для торга.

Генерал уловил маленькую, едва заметную заминку, когда человек говорил об Аллахе. Да, так говорить он не привык, скорее всего — русский или воспитанный среди русских. Кто же он?

— У вас есть три часа для выполнения наших требований. Подходящее судно на акватории порта есть, его осталось лишь снарядить для похода и заправить. Если они не будут выполнены в срок — мы начнем расстрел заложников. Иншалла!

— Постойте. Может, вы выпустите часть заложников? Хотя бы тех, кому из-за отсутствия медицинского ухода грозит смерть?

— Нам всем грозит смерть. Вам, нам, всем. Умрет человек раньше — или позже — значит, такова воля Аллаха!

— Не вам решать, в чем она состоит!

— И не вам генерал! Все что здесь происходит — происходит только по воле Аллаха! Пусть мы уходим — но мы все равно вернемся, когда настанет срок. Эта земля никогда не станет частью Русни!

— Вы понимаете, что мы все равно найдем вас?

— Пусть так! — уже собирающийся уходить террорист повернулся — но тогда мы встретимся с вами на равных условиях, генерал!

— На равных? — усмехнулся генерал — ты этого не заслуживаешь. Ты не воин, ты бандит. Ты победитель женщин и лежащих в кроватях больных! Такой негодяй заслуживает веревки — а не смерти в бою.

Генерал рисковал — прежде всего собой. Но ему надо было проверить свои предположения.

— Лает тот, кто не может укусить — вяло отреагировал на оскорбления террорист, потом повернулся — и ушел.

Где то я его видел. Разрази гром — где то я его видел! Без маски — точно! Где?!

Размеченное рисками, обозначающими угловые минуты, перекрестье прицела легло точно на затылок террориста. Одно усилие пальца — чуть заметное — и мозги брызнут по всей стоянке, а сам он повалится на землю как марионетка, которой перерезали разом все нитки. Интересно он понимает то, что он всего лишь марионетка в этой игре?

Мы все — марионетки. Куклы в театре, где играют этот дьявольский спектакль, густо замешанный на боли и крови. Когда же конец?

— Нужно обеспечить коридор! Штурмовые группы вывести сюда и сюда! Вот здесь — дорога делает резкий поворот — можно действовать, колонна окажется разрезанной надвое. Они не смогут постоянно держать палец на кнопе инициирования взрывного устройства. Подать обычные тентованные грузовики. Штурм по команде — взрыву отвлекающих зарядов здесь и здесь. Штурмовые группы — в развалинах не то что они — в развалинах полк спрячется. Дальше — массированное использование светошумовых гранат и немедленный штурм по всей нитке колонны. Безусловно мы потеряем одну из машин, скорее всего даже две, а возможно три. Но потери будут приемлемыми. Самое главное — нам удастся разбить террористов на группы и решать каждую задачу с заложниками индивидуально.

— Если подать машины без тентов?

— Догадаются. Потребуют повесить.

— Какие будут использоваться светошумовые гранаты.

— Лучше всего — отстреливаемые из подствольных гранатометов. У нас и так немного бойцов, выводить кого-то из строя и давать ему отдельную задачу считаю нецелесообразным. В штурме должны принимать участие все.

— Эвакуация заложников?

— Сюда. Лежачих они явно оставят в больнице. Здесь рукой подать до армейского полевого госпиталя. Там нас уже ждут, они предупреждены.

— Снайперы?

— Слишком мала дистанция. Тут камнем докинешь. Лучше оставить на своих местах.

— Ты готов, Джабраил?

— Да, брат…

— Исправность цепи проверил?

— Исправность механизма инициации. Цепь сделана так, что если какой-то провод и порвется — на все остальные участки цепи это не повлияет. К тому же три провода ведут к каждой закладке из трех — соответственно достигается тройное резервирование. Сработает

— Аллах с нами, брат

— Да, Аллах с нами.

— Всем «Стрелам» — приготовиться! Началась эвакуация заложников! Огонь только по команде! Не стрелять без команды!

Свернув пластиковую обертку от шоколадной плитки, я швырнул ее в угол. В очередной раз проделал упражнения статической гимнастики — поочередно напрягая и расслабляя мышцы. Если ее не делать, эту гимнастику — тогда от лежания на позиции пролежни появятся…

Совсем недавно подогнали грузовики — целую колонну. До этого, несколько групп безоружных солдат как смогли, очистили стоянку перед больницей от остовов сожженных и расстрелянных машин — просто цепляли за тросы и оттаскивали на свои позиции десантными транспортерами. Потом пригнали эти АМО — машин тридцать, не меньше, самые разные, трех и четырехосные. Все выкрашены в пятнисто-зеленый камуфляж и, как я успел заметить — кузова не бронированные. У нас иногда ставят бронелисты под тент, почти незаметно — но тут этого не было. Машины становились рядами перед больницей, из них выскакивали водители и бежали на наши позиции.

Потом вышли несколько террористов — и почти полчаса осматривали машины — одну заведут, в другой в кузове что-то шарятся, ищут. Стрелять по ним никто и не думал. Безликие они — черная маска отнимает лицо, все становятся одинаковыми, уравненными кровью.

А потом пошли они…

Террористы выходили по одному — террорист-заложник, снова террорист и снова заложник. Они не торопились, не пытались закончить это все как можно быстрее. Некоторые террористы садились в кузова с заложниками, некоторые — занимали позиции для отражения нападения около машин, некоторые садились за руль.

Путь на Голгофу…

Вот женщина — лет пятидесяти в длинном, грязном больничном халате, спотыкаясь идет к машине. В спину ее подталкивает террорист — невысокий, в маске. Кажется, что он улыбается — хотя через маску это и не увидишь — а все равно так кажется.

Вот еще одна женщина — совсем молодая, лет двадцати, держит на руках крошечный сверок, оберегая его от всего мира — господи, даже из родильного не постеснялись брать. И снова за спиной — черная тень, человек в маске и с оружием…

— Всем внимание…

Я так и не понял — когда, с чего это началось. Посадка террористов в машины уже была почти закончена, координатор операции вышел на связь — не знаю, что он хотел сказать. Может, просто предупредить о начале движения. Может — все-таки кто-то что-то понял — и спешил предупредить. Но как бы то ни было — все. Было уже поздно. Я на мгновение отвлекся от происходящего на стоянке, прислушался к рации — и тут словно кулак великана со всех сил шибанул по зданию. Громыхнуло — так что аж потемнело в глазах, раздался странный, нечеловеческий стон, потом снова грохот. Здание рушилось, как карточный домик, все падало. Я схватился за спинку кровати, отпустив винтовку — и тут что-то рухнуло сверху, придавив всепоглощающим весом.

Потом была тьма…

Террористам удалось нас провести. Судя по всему сам план захвата госпиталя — именно этого госпиталя — был заранее хорошо продуман и отработан — это не было скороспелой импровизацией. Они заранее просчитали, где будут находиться штурмовые группы и силы оцепления и, используя подземные коммуникации, заложили туда взрывчатку — несколько зарядов. Проверять как следует развалины саперами было некогда. А потом, когда большая часть террористов вперемешку с заложниками, уже сидела в машинах, кто-то нажал на кнопку детонатора…

Спасла меня та самая кровать, двухъярусная, старинная, металлическая — еще то, что я находился на верхнем этаже. Когда подорвался заряд — дом как и все окружающие начал рушиться — и основной удар потолочной плиты приняла на себя эта самая кровать. Говорил же я — Полярная звезда надо мной горит.

При взрыве кто-то из террористов погиб, оставшиеся — они явно не знали о том, что произойдет — расстреляв заложников пошли на прорыв. Шли они, по сути, в никуда — чтобы вырваться из кольца им нужно было пройти весь город. Надеюсь что никто не прошел. Хотя быть уверенным в этом — нельзя.

Генерала Волгаря, стоявшего в момент взрыва на открытом месте похоронили с почестями. Как и многих других.

Так что не спрашивай, Тим — за что… Вам никогда не искупить то, что вы сделали. Каждый выгребает — по делам своим и все в этом мире — справедливо. В том числе — и это.