"Сильвия Браун. Жизнь на другой стороне" - читать интересную книгу автора

как пронзительная трель, как звонкое щебетание. С моего согласия Франсина
может говорить моими устами. Чтобы стать "каналом",
Я мечтала стать учителем, поэтому в колледже святой Терезы моими
основными предметами были педагогика и литература. Дополнительно я
штудировала богословие и, кроме того, посещала курсы гипноза при Канзасском
университете.
К тому времени я слышала "щебетание" Франсины уже в течение одиннадцати
лет. Как-то раз в кинотеатрах демонстрировали "Многоликую Еву",
захватывающий фильм о жизни женщины, страдавшей от "раздвоения" личности. Я
чувствовала, что и со мной что-то не так. В качестве одного из обязательных
предме-
я изучала психопатологию. У меня в руках оказались книги, в которых "по
полочкам" были разложены основные симптомы шизофрении. Могу с уверенностью
сказать, из восьми проявлений этого заболевания четыре я обнаружила у себя.
Этого достаточно, чтобы навсегда забыть о карьере учителя. Я пришла к
неутешительному выводу - трехсотлетнее наследие предков, мои потрясающие
способности в действительности не дар Божий, а врожденный психический недуг.
Почему до сих пор я не придавала значения тому обстоятельству, что кроме
меня Франсину никто не видел и не слышал? Как я была глупа! Она вовсе не
духовная наставница. Ее вообще не существует. Не исключено, что триста лет
назад разум основателя нашего рода сорвался в бездну безумия. Франсина, судя
по всему, - застрявший в моем сознании осколок чужого рассудка. Она - моя
вторая личность!
Я осталась довольна результатом этого "расследования", поскольку нашла
вполне логичное объяснение своей "странности". Тоном неподкупного прокурора
я изложила основные пункты "обвинения" в прощальной речи, адресованной
"причине" моего "умопомешательства" - главной "подозреваемой", которую я в
течение многих лет воспринимала как Франсину. Проявляя завидное терпение и
даже не пытаясь возражать, она молча выслушала мою гневную тираду. Так и не
сказав ни слова в свое оправдание, "обвиняемая" ошеломила меня "последней
просьбой": прежде чем я вынесу окончательный "приговор", то есть объявлю ее
химерой, игрой воображения, она хочет кое-что продемонстрировать. С тех пор,
как я с ней познакомилась, она впервые решила материализоваться.
Был пасмурный тоскливый вечер. Деревья ежились, отворачиваясь от
налетавшего ветра. В окна робко стучался дождь. Наверное, он хотел, чтобы мы
впустили его погреться, но нам было не до него. Мама, папа, сестра и я
собрались в комнате, где скоро должен был состояться "бенефис" Франсины, и с
волнением Ждали, когда "поднимется занавес". Им не терпелось увидеть
незнакомку, о которой я говорила столько лет. Я же страшно переживала по
поводу предстоящей встречи, хотя внутренне ожидала
"провала спектакля". Я смирилась с мыслью, что в случае, если ничего не
произойдет, мое сумасшествие уже ни у кого не будет вызывать сомнений.
Франсина попросила приглушить свет. По ее словам, прошло несколько веков с
тех пор, как она жила на Земле, поэтому в момент материализации яркий свет
мог причинить боль ее глазам. Приглушив "огни рампы", мы заняли свои места.
Не прошло и минуты, как в кресле-качалке, недалеко от меня, стали
проступать очертания ниспадающих к полу складок бледно-голубого платья.
Затем показалась кисть с тонкими длинными пальцами...
Мой отец, не сдержавшись, выпалил: "Ни слова! Впечатлениями поделимся
потом, иначе эмоции помешают нам запомнить подробности. Молчите, пока она не