"Паскаль Брюкнер. Похитители красоты" - читать интересную книгу автора

будто мы паримся в теплице; слабые дуновения ветерка с трудом пробивались
сквозь духоту. Больница раскинула свои широкие черные крылья между
милосердием небесным и карой земной. За ее стенами жил Париж, там была
свобода. Пятница, вечер. Я слышала, как вздыхают в машинах басы. Музыка
рокотала, для юных самцов наступило время гона, для юных самок тоже. Чего
бы я только не дала, чтобы быть там с ними. Я снова чувствовала, как страх
парализует меня, и знала, что все эти трое суток мне от него не
избавиться. Мне говорили: психи становятся тихими, после того как их
напичкают химией. Но я помнила свою первую практику в больнице М., парк,
где мужчины и женщины спаривались в кустах, на скамейках, помнила, как
меня жуть взяла от этой гремучей смеси: Эрос в обнимку с безумием. Как
сейчас видела аутичного беднягу из С., который грыз свои пальцы, видела,
как зомби, одурманенные нейролептиками, бьются головой об пол, чтобы разом
положить всему конец. И мне вспоминалась фраза Честертона - ее
процитировал когда-то мой преподаватель философии: "Сумасшедший - это тот,
кто потерял все, кроме рассудка.
Чуть позже, воспользовавшись затишьем, я поднялась в свою комнатку и
ненадолго задремала, даже не раздевшись. Мне приснился странный сон: я
видела, как на надувном матрасе у края бассейна Фердинанд занимается
любовью с незнакомой мне девушкой; у нее была очень белая кожа, на ногах -
черные чулки с резинками и туфли на шпильках. Он шептал ей на ушко те же
сальности, что я слышу от него вот уже который месяц. Незнакомка
вскрикивала его имя, корчилась под ним, а мне все никак не удавалось
разглядеть ее лицо. Теплая волна разлилась у меня между ног. Я испытала
такое наслаждение, глядя, как мой любовник трахает эту шлюшку, что
проснулась от оргазма, но это был оргазм ненависти, спазм от желания
изничтожить Фердинанда. Я села на постели, вся мокрая, липкая от жары, с
бешено колотящимся сердцем. Я обливалась потом, мой живот был чашей, до
краев полной солоноватой влаги, и почему Фердинанда нет рядом, кто же
пригубит ее? Мало того что он отравил мои мысли, ему еще надо влезть в мои
сны, чтобы я окончательно себе опротивела.
Я встала, выпила стакан воды, сняла халат и юбку. Было три часа ночи,
луна в последней четверти оплела собор тенями. В мою каморку свет не
заглядывал. Я пошире распахнула оконце в надежде, что повеет прохладой.
Мне было не по себе, больница давила, не вырваться из ее каменного
панциря. Даже здесь, далеко от отделения "Скорой помощи", чудилось, будто
жалобы и бредни оседают на стенах, застывают потеками соплей, загаживают
все вокруг. Улицы были почти пусты; со своего насеста я слышала, как
проходили группки молодежи, пели, смеялись. Меня отделяли от них
всего-навсего несколько лет учебы, но я за эти годы перекочевала в другой
мир, полный забот и тревог, Париж спал под сенью собора Парижской
Богоматери, застывшего в холодной надменности официозного памятника. Город
казался мне гигантским мозгом, миллионы его клеток день а ночь испускали
сигналы, то сильнее, то слабее, у них были свои фазы покоя и возбуждения.
Но я перестала быть частые этого живого разума, я всего лишь ревнивая
женщина, дважды дура, потому что ревность - самый мучительный и самый
распространенный из всех недугов. Я злилась на себя за эту банальность,
которая низводила меня до общего уровня,
Я чистила зубы, неоновая трубке тихонько гудела, и вдруг я
почувствовала, что за дверью кто-то есть. Кто-то стоял в коридоре, темной